Мы проживаем второй срок гагаринской жизни на земле без Гагарина. И уже в сорок первый раз отметим День космонавтики без него. Прошел не только период детского обалдения перед чудом – Человек в Космосе! – но и старческого скепсиса: Ну, и что? Разве что-то изменилось?Изменилось! Не каждодневное бытие. Тут, как извечно на земле, на каждый плюс есть свой минус (космическая связь – класс! А космическое наведение смертоубойного снаряда?..). Изменился, если хотите, статус человека во Вселенной. Но как это осознать простому бытовому уму?..
Однако пришла пора осознавать. И сегодня мы предлагаем вашему вниманию одну из попыток такого осмысления. Это фрагменты заметок писателя, художника, выдающегося педагога Юрия АЗАРОВА. Эти заметки сделаны, образно говоря, на полях книги, бережно хранимой в домашней библиотеке ученого: “Юрий Гагарин. Фотодокументы Государственного архивного фонда СССР”. Она подарена Ю.П. Азарову Валентиной Ивановной Гагариной, супругой космонавта.
Гагарин принят людьми всего мира без каких бы то ни было оговорок. Но убежден: именно в силу своей простоты он до конца не понят. Чутьем сердца каждый из нас угадывает в нем безмерность Высшего Разума, о которой писали Кант и Вернадский, Булгаков и Лосский, Вышеславский и Циолковский. Их объединяло стремление к высоте, к высшим ценностям - Любви, Свободе, Созиданию, Подвижничеству.
Когда первый в жизни Гагарина учитель летного дела Мартьянов спросил его: “Нравится летать?”, Гагарин промолчал. А про себя подумал: “Слова бессильны, только музыка могла бы передать радостное ощущение полета”. (Из книги Ю. Гагарина “Дорога в космос”).
Наслаждение в известном смысле - категория эстетическая. И то, что в размышлениях Гагарина понятия “музыки”, “радости” “полета” соседствуют друг с другом, выражает творческий смысл его души. Это крайне важно, ибо радость, наслаждение, удовольствие способны не только снимать усталость, придавать уверенность, но и порождать подлинно новые, трансцендентные состояния духа.
Когда Бетховен говорил о том, что музыка приобретает над ним деспотическую власть, он имел в виду и то наслаждение, которое не покидало его во время создания музыкальных произведений, стимулировало его энергетику, порождало развитые формы человеческого удовлетворения. Этот творческий импульс, как и у многих других космонавтов, был ключевым в самозабвенном жизнелюбии Юрия Гагарина.
Мне иногда мешает мое образное мышление. Передо мной десятки снимков: Гагарин поднимается в космический корабль “Восток”, вот он в кабине... 9 часов 07 минут. На связи Сергей Павлович Королев: “Зажигание!”. Первые мгновения полета. Огненный хвост ракетоносителя. Мучительное, искаженное тревогой за мужа лицо Валентины Ивановны. Нет, никогда мы не узнаем, что на самом деле чувствовали космонавты, покидая Землю, такую желанную, защитную, теплую! Я думал: на войне тоже идут на возможную смерть. Но ведь говорят же: на миру и смерть красна. Там другое. А здесь человек покидает живой ослепительно прекрасный мир, остается один на один со Вселенной. Его человеческое тело, предельно чуткое и совершенное для восприятия мироздания, звуков, внутреннего рыдания или ликования, рука, “мать всех орудий”, вся архитектоника костного вещества, напоминающая, как замечает Флоренский, изящные висячие мосты, и корабль, подобный летящему храму, с соответствующей кровеносной системой, электрическими проводами–нервами, и все это в единстве – тело физическое, тело астральное и тело духовное – все это в огнедышащей стихии, однако управляемой извне и изнутри. Линия техники и линия человеческой жизни идут не параллельно, а прогностически пересекаются друг с другом, обогащая себя.
Нет сомнений в том, что космонавт, побывавший в космосе, возвращается духовно иным человеком! К сожалению, эти изменения никем не изучались, а это крайне важно для определения и возможностей человека, и законов развития духовного состояния эпохи. Непростительно будет нам, живущим на одной земле с мужественным отрядом космонавтов, если мы не восполним этот пробел.
Возможно, наш первый космонавт явил миру поистине совершенный образ могучей безнасильственной энергии, с такой щедрой радостью обращенной и к своему Отечеству, и ко всему миру, и к Вселенной.
Все то, что накапливалось в мучительных поисках таких великих мечтателей, как Жуковский и Циолковский, Вернадский и Чижевский, материализовалось в Гагарине.
Не умом, а душой и сердцем мы постигаем в лучезарной улыбке Гагарина, в его словах и движениях бесконечные пределы человеческого гения, его совершенный трансцендентный лик. Именно трансцендентный! Это слово означает в отечественной философии (Бердяев, Булгаков, Лосский, Вышеслацев и др.) основную категорию философии творчества. Когда Бердяев говорил: “Я всегда шел трансцендентным путем”, он подчеркивал, что его путь всегда был творческим, связанным с высшим разумом, с дерзновением.
Всматриваясь в лица космонавтов – Ю.А. Гагарина, Г.С. Титова, П.Р. Поповича, А.А. Сереброва, В.М. Комарова, А.А. Леонов, В.А. Соловьева и других, я будто считывал с их лиц новые духовные состояния. Согласитесь, есть особые типы человеческих лиц. Глядя на фотографии или живописные портреты, мы порой точно определяем духовную или бездуховную сущность личности. Читатель, наверное, обращал внимание на то, насколько схожи в духовном плане лица отечественных философов – Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова, И.А. Ильина и Б.П. Вышеславского, П.А. Флоренского и Н.А. Умова, В.Н. Муравьева и В.И. Вернадского, В.С. Соловьева и К.Э. Циолковского. Очевидно, существует и будет развиваться своеобразная ноосферная космическая духовность, которой чужды ложь и насилие, ненависть и зависть, жадность и произвол.
Больше того, наступит время, когда в мире победит ноосферная космическая духовность, и олигархические чудовища будут в очереди стоять, чтобы сдать награбленное, чтобы помочь пребывающим за чертой бедности – учителям и космонавтам, инженерам и врачам, библиотекарям и фармацевтам, и не надо будет кричать с телевизионного экрана каким-нибудь новоявленным Рогозиным: “Когда же вы Чубайса в тюрьму посадите!” Но это время еще далеко. А нынешние космонавты деловито выступают на секции “Космонавтика и культура” в Государственном музее А.С. Пушкина.
Если только пять процентов человеческих способностей раскрывается, а остальные 95 гибнут, то определенно рождается космическая задача – во что бы то ни стало раскрыть какую-то часть этого девяностопятипроцентного потенциала!
Религиозный ученый и энциклопедист Павел Александрович Флоренский, будучи одновременно математиком и философом, историком и физиком, инженером и искусствоведом, возможно, впервые в мире так емко развил идею гармонии духовного и материального в этом мире.
Техника, как часть культуры, по мнению Флоренского, упорядочивает, организует лежащую вне человека материю. Техника не просто посредник между человеком и природой, она есть своего рода средство человеческого самопознания, способ выхода человека за пределы сложившихся ограничений. Прорыв Гагарина в космическое пространство есть прорыв человека в новые сферы духовности, в новый мир культуры. Он обозначил уникальные пути, пока что не используемые гуманитарными науками, искусствами, философией. Современная культура будто опасается ступить на эту новую, необетованную Землю своих расширенных возможностей. А между тем Земля эта есть живая реальность, принадлежащая человеку, его уму и сердцу, его человеческим органам. Именно по образцу развития человеческого духа и тела строится новейшая техника, способная преодолевать различные земные ограничения, идет ее совершенствование и развитие. Она призвана видоизменять и обогащать духовный потенциал. Она бескомпромиссно и безапелляционно вторгается в человеческий разум, в интеллектуально–эстетическую человеческую заветность, создавая новую ментальность, новое духовное состояние эпохи. Народы мира с ликованием встречали Гагарина, ибо подсознательно, инстинктивно ощущали в нем тот неизведанный собственный мир, который таился за пятипроцентным барьером, ограждаемым невеждами, стражниками сложившихся догматов.
Всматриваясь в сущность такого искреннего и непосредственного человека, каким был Гагарин, невольно устанавливаешь незримую связь между его видением мира и интуитивным постижением Вселенной. Выражаясь концептуальным языком Флоренского, его губы с замечательной улыбкой подобны нежной флейте, а его руки, плечи, вся фигура в целом, легкая и живая, “проектируется в технику, соединяясь с творческой фантазией плазмы”, образующей храм человеческой духовности, сроднившийся, как заметил сам Гагарин, с великой техникой века – космическим кораблем. Работая над десятками своих картин с ликом Спасителя в его младенчестве, я всматривался в изображения Христа–ребенка, выполненные великими художниками мира. Находил какое-то необъяснимое сходство: едва заметная улыбка, принимающая и облагораживающая этот преступный мир, готовность идти до конца в космических далях Вселенной. Может быть, я фантазирую, но и в Гагарине я уловил это по-детски божественное выражение. Присмотритесь к современным детям, даже к новорожденным: в их глазах высвечивается неотвратимость космического всеединства. А уже в более взрослом возрасте, где-то в восемь-девять лет, детей всего мира охватывает тревога: жить или не жить.
Американский ученый Роберт Дилтс, исследователь проблем развития гениальности, на первое место в таком развитии поставил способность визуализации, которую выдающийся мыслитель России Иван Александрович Ильин назвал способностью к созерцанию или талантом созерцания. Созерцание, низведенное марксистской философией до примитивных механических ощущений (помните: от живого созерцания к абстрактному мышлению и т. д.) в русском языке трактовалось как глубинное проникновение в сущность предмета, как любование явлением с определенным духовным смыслом, основанное на интуиции, которая является не “побочным продуктом” познания, как утверждал К. Маркс, а основой познавательной деятельности человека, источником мышления. Гагарин пишет: “Я видел дневные звезды. Нет, не те, отраженные, что плавают в глубоких-преглубоких колодцах”. Какое сложное соединение двух образов: бесконечность звездного неба и мерцающий блеск отраженных светил в узком колодце! “Я видел дневные звезды над головой. Они необычайно отчетливы, будто бриллиантовые бусины на черном бархате”. Еще один эстетический всплеск! И далее. “Но суть не только в красоте. Там, на трехсоткилометровой высоте, вселенские светила и впрямь видятся ближе, яснее: ведь с них сдернута чадра земной атмосферы. И эта непривычная, впервые испытанная близость к дальним мирам рождает волнующие чувства.Там, на высоте, кажется, видишь дальше, чем мог видеть прежде: и вперед, и вглубь истории…”.
Невольно сравниваю эти слова с мыслями Владимира Ивановича Вернадского о “живых веществах” ноосферы. Вернадский подчеркивал, что многие историки, философы, вообще ученые гуманитарных наук и даже биологи не считаются с живой материально-технической природой ноосферы. Речь идет не о сверхъестественных силах, управляющих миром, а о своеобразной материализации духовных данных мира. Творческая энергия человека воплощается в продуктах и механизмах его деятельности, человек начинает относиться к своим изобретениям как к живым существам. Об этом говорит и Гагарин, когда признается в том, что видит в космическом корабле живое управляемое существо, с которым он сроднился. Единство материального и духовного мира – в этом он видит целостность Космоса, где разум и звезды неразделимы.
А.А. Леонов о своем друге сказал так: “Он был прост и чист, как ребенок, и в то же время по-настоящему мудр”.
Однако пришла пора осознавать. И сегодня мы предлагаем вашему вниманию одну из попыток такого осмысления. Это фрагменты заметок писателя, художника, выдающегося педагога Юрия АЗАРОВА. Эти заметки сделаны, образно говоря, на полях книги, бережно хранимой в домашней библиотеке ученого: “Юрий Гагарин. Фотодокументы Государственного архивного фонда СССР”. Она подарена Ю.П. Азарову Валентиной Ивановной Гагариной, супругой космонавта.
ОН ЗНАЛ:
РАЗУМ И ЗВЕЗДЫ
НЕРАЗДЕЛИМЫ
Гагарин принят людьми всего мира без каких бы то ни было оговорок. Но убежден: именно в силу своей простоты он до конца не понят. Чутьем сердца каждый из нас угадывает в нем безмерность Высшего Разума, о которой писали Кант и Вернадский, Булгаков и Лосский, Вышеславский и Циолковский. Их объединяло стремление к высоте, к высшим ценностям - Любви, Свободе, Созиданию, Подвижничеству.
Когда первый в жизни Гагарина учитель летного дела Мартьянов спросил его: “Нравится летать?”, Гагарин промолчал. А про себя подумал: “Слова бессильны, только музыка могла бы передать радостное ощущение полета”. (Из книги Ю. Гагарина “Дорога в космос”).
Наслаждение в известном смысле - категория эстетическая. И то, что в размышлениях Гагарина понятия “музыки”, “радости” “полета” соседствуют друг с другом, выражает творческий смысл его души. Это крайне важно, ибо радость, наслаждение, удовольствие способны не только снимать усталость, придавать уверенность, но и порождать подлинно новые, трансцендентные состояния духа.
Когда Бетховен говорил о том, что музыка приобретает над ним деспотическую власть, он имел в виду и то наслаждение, которое не покидало его во время создания музыкальных произведений, стимулировало его энергетику, порождало развитые формы человеческого удовлетворения. Этот творческий импульс, как и у многих других космонавтов, был ключевым в самозабвенном жизнелюбии Юрия Гагарина.
Мне иногда мешает мое образное мышление. Передо мной десятки снимков: Гагарин поднимается в космический корабль “Восток”, вот он в кабине... 9 часов 07 минут. На связи Сергей Павлович Королев: “Зажигание!”. Первые мгновения полета. Огненный хвост ракетоносителя. Мучительное, искаженное тревогой за мужа лицо Валентины Ивановны. Нет, никогда мы не узнаем, что на самом деле чувствовали космонавты, покидая Землю, такую желанную, защитную, теплую! Я думал: на войне тоже идут на возможную смерть. Но ведь говорят же: на миру и смерть красна. Там другое. А здесь человек покидает живой ослепительно прекрасный мир, остается один на один со Вселенной. Его человеческое тело, предельно чуткое и совершенное для восприятия мироздания, звуков, внутреннего рыдания или ликования, рука, “мать всех орудий”, вся архитектоника костного вещества, напоминающая, как замечает Флоренский, изящные висячие мосты, и корабль, подобный летящему храму, с соответствующей кровеносной системой, электрическими проводами–нервами, и все это в единстве – тело физическое, тело астральное и тело духовное – все это в огнедышащей стихии, однако управляемой извне и изнутри. Линия техники и линия человеческой жизни идут не параллельно, а прогностически пересекаются друг с другом, обогащая себя.
Нет сомнений в том, что космонавт, побывавший в космосе, возвращается духовно иным человеком! К сожалению, эти изменения никем не изучались, а это крайне важно для определения и возможностей человека, и законов развития духовного состояния эпохи. Непростительно будет нам, живущим на одной земле с мужественным отрядом космонавтов, если мы не восполним этот пробел.
Возможно, наш первый космонавт явил миру поистине совершенный образ могучей безнасильственной энергии, с такой щедрой радостью обращенной и к своему Отечеству, и ко всему миру, и к Вселенной.
Все то, что накапливалось в мучительных поисках таких великих мечтателей, как Жуковский и Циолковский, Вернадский и Чижевский, материализовалось в Гагарине.
Всматриваясь в лица космонавтов – Ю.А. Гагарина, Г.С. Титова, П.Р. Поповича, А.А. Сереброва, В.М. Комарова, А.А. Леонов, В.А. Соловьева и других, я будто считывал с их лиц новые духовные состояния. Согласитесь, есть особые типы человеческих лиц. Глядя на фотографии или живописные портреты, мы порой точно определяем духовную или бездуховную сущность личности. Читатель, наверное, обращал внимание на то, насколько схожи в духовном плане лица отечественных философов – Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова, И.А. Ильина и Б.П. Вышеславского, П.А. Флоренского и Н.А. Умова, В.Н. Муравьева и В.И. Вернадского, В.С. Соловьева и К.Э. Циолковского. Очевидно, существует и будет развиваться своеобразная ноосферная космическая духовность, которой чужды ложь и насилие, ненависть и зависть, жадность и произвол.
Больше того, наступит время, когда в мире победит ноосферная космическая духовность, и олигархические чудовища будут в очереди стоять, чтобы сдать награбленное, чтобы помочь пребывающим за чертой бедности – учителям и космонавтам, инженерам и врачам, библиотекарям и фармацевтам, и не надо будет кричать с телевизионного экрана каким-нибудь новоявленным Рогозиным: “Когда же вы Чубайса в тюрьму посадите!” Но это время еще далеко. А нынешние космонавты деловито выступают на секции “Космонавтика и культура” в Государственном музее А.С. Пушкина.
Если только пять процентов человеческих способностей раскрывается, а остальные 95 гибнут, то определенно рождается космическая задача – во что бы то ни стало раскрыть какую-то часть этого девяностопятипроцентного потенциала!
Религиозный ученый и энциклопедист Павел Александрович Флоренский, будучи одновременно математиком и философом, историком и физиком, инженером и искусствоведом, возможно, впервые в мире так емко развил идею гармонии духовного и материального в этом мире.
Техника, как часть культуры, по мнению Флоренского, упорядочивает, организует лежащую вне человека материю. Техника не просто посредник между человеком и природой, она есть своего рода средство человеческого самопознания, способ выхода человека за пределы сложившихся ограничений. Прорыв Гагарина в космическое пространство есть прорыв человека в новые сферы духовности, в новый мир культуры. Он обозначил уникальные пути, пока что не используемые гуманитарными науками, искусствами, философией. Современная культура будто опасается ступить на эту новую, необетованную Землю своих расширенных возможностей. А между тем Земля эта есть живая реальность, принадлежащая человеку, его уму и сердцу, его человеческим органам. Именно по образцу развития человеческого духа и тела строится новейшая техника, способная преодолевать различные земные ограничения, идет ее совершенствование и развитие. Она призвана видоизменять и обогащать духовный потенциал. Она бескомпромиссно и безапелляционно вторгается в человеческий разум, в интеллектуально–эстетическую человеческую заветность, создавая новую ментальность, новое духовное состояние эпохи. Народы мира с ликованием встречали Гагарина, ибо подсознательно, инстинктивно ощущали в нем тот неизведанный собственный мир, который таился за пятипроцентным барьером, ограждаемым невеждами, стражниками сложившихся догматов. Всматриваясь в сущность такого искреннего и непосредственного человека, каким был Гагарин, невольно устанавливаешь незримую связь между его видением мира и интуитивным постижением Вселенной. Выражаясь концептуальным языком Флоренского, его губы с замечательной улыбкой подобны нежной флейте, а его руки, плечи, вся фигура в целом, легкая и живая, “проектируется в технику, соединяясь с творческой фантазией плазмы”, образующей храм человеческой духовности, сроднившийся, как заметил сам Гагарин, с великой техникой века – космическим кораблем. Работая над десятками своих картин с ликом Спасителя в его младенчестве, я всматривался в изображения Христа–ребенка, выполненные великими художниками мира. Находил какое-то необъяснимое сходство: едва заметная улыбка, принимающая и облагораживающая этот преступный мир, готовность идти до конца в космических далях Вселенной. Может быть, я фантазирую, но и в Гагарине я уловил это по-детски божественное выражение. Присмотритесь к современным детям, даже к новорожденным: в их глазах высвечивается неотвратимость космического всеединства. А уже в более взрослом возрасте, где-то в восемь-девять лет, детей всего мира охватывает тревога: жить или не жить.
Американский ученый Роберт Дилтс, исследователь проблем развития гениальности, на первое место в таком развитии поставил способность визуализации, которую выдающийся мыслитель России Иван Александрович Ильин назвал способностью к созерцанию или талантом созерцания. Созерцание, низведенное марксистской философией до примитивных механических ощущений (помните: от живого созерцания к абстрактному мышлению и т. д.) в русском языке трактовалось как глубинное проникновение в сущность предмета, как любование явлением с определенным духовным смыслом, основанное на интуиции, которая является не “побочным продуктом” познания, как утверждал К. Маркс, а основой познавательной деятельности человека, источником мышления. Гагарин пишет: “Я видел дневные звезды. Нет, не те, отраженные, что плавают в глубоких-преглубоких колодцах”. Какое сложное соединение двух образов: бесконечность звездного неба и мерцающий блеск отраженных светил в узком колодце! “Я видел дневные звезды над головой. Они необычайно отчетливы, будто бриллиантовые бусины на черном бархате”. Еще один эстетический всплеск! И далее. “Но суть не только в красоте. Там, на трехсоткилометровой высоте, вселенские светила и впрямь видятся ближе, яснее: ведь с них сдернута чадра земной атмосферы. И эта непривычная, впервые испытанная близость к дальним мирам рождает волнующие чувства.Там, на высоте, кажется, видишь дальше, чем мог видеть прежде: и вперед, и вглубь истории…”.
Невольно сравниваю эти слова с мыслями Владимира Ивановича Вернадского о “живых веществах” ноосферы. Вернадский подчеркивал, что многие историки, философы, вообще ученые гуманитарных наук и даже биологи не считаются с живой материально-технической природой ноосферы. Речь идет не о сверхъестественных силах, управляющих миром, а о своеобразной материализации духовных данных мира. Творческая энергия человека воплощается в продуктах и механизмах его деятельности, человек начинает относиться к своим изобретениям как к живым существам. Об этом говорит и Гагарин, когда признается в том, что видит в космическом корабле живое управляемое существо, с которым он сроднился. Единство материального и духовного мира – в этом он видит целостность Космоса, где разум и звезды неразделимы.
А.А. Леонов о своем друге сказал так: “Он был прост и чист, как ребенок, и в то же время по-настоящему мудр”.
Юрий АЗАРОВ
Комментариев нет :
Отправить комментарий