среда, 12 марта 2014 г.

А.С. Пушкин – о главном своем сочинении: “ДЕЛО ИДЕТ О БУДУЩЕЙ СУДЬБЕ МОЕЙ”


В канун дня рождения А.С. Пушкина нелишне будет напомнить, что в этом году исполнилось 185 лет со дня выхода в свет первой главы «Евгения Онегина».

«Евгением Онегиным» начинается тот процесс блистательного расцвета русской классической литературы, который вывел ее к концу XIX – началу XX в. на признанно ведущее место в ряду всех других европейских литератур», - справедливое мнение известного пушкиниста Д.Благого. Этот российский феномен словесного искусства повлек за собой удивительный, хоть и не продолжительный расцвет российской культуры, которым мы живы как нация по сию пору. Если верно утверждение, что народы после себя не оставляют ничего, кроме культуры (а оно, по нашему убеждению, стопроцентно верно), то выход к человечеству «Евгения Онегина» - возможно, самая важная дата в истории нашего народа.
Первоначально роман в стихах Пушкин издавал главами: 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я, 6-я и т. д. Это было событием в жизни культурной России того времени. Это стало событием в истории российской словесности: явление миру центрального сочинения в творчестве великого поэта.

Однако, кроме этого, есть и еще обстоятельства, вызывающие интерес именно к начальной главе “ЕО”. Первое – на поверхности: ее выдающиеся, даже по “пушкинским” меркам, литературные качества. Вот что писал автору первый читатель второй главы романа – “Деревня, где скучал Евгений…” -  (Пушкин специально для него переписывал ее текст много дней) Петр Вяземский: “Онегиным я очень доволен, т. е. многим в нем, но в этой главе менее блеска, чем в первой, и потому не желал бы видеть ее напечатанную особняком, а разве с двумя, тремя или по крайней мере еще одной главою. В целом или в связи со следующим она сохранит в целости свое достоинство, но боюсь, чтобы она не выдержала сравнения с первою, в глазах света, который не только равного, но лучшего требует”.

Второе обстоятельство: история первой главы - во многом история всего романа и… жизни ее автора.



Поначалу Пушкин писал его, как сказали бы в советские времена, “в стол”. Это, по первому замыслу, должно было быть сатирическое изображение общества. “…я теперь пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница, - сообщал он тому же Вяземскому. - …о печати и думать нечего; пишу спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею невозможно и размерить круга своего действия – лучше об ней и не думать – а если брать, так брать, не то, что и когтей марать”. Однако через пять месяцев настроение поэта переменилось, и он пишет все тому же адресату: “Теперь поговорим о деле, то есть о деньгах. Слёнин предлагает мне за “Онегина”, сколько я хочу. Какова Русь, да она в самом деле в Европе – а я думал, что это ошибка географов. Дело стало за цензурой, а я не шучу, потому что дело идет о будущей судьбе моей, о независимости – мне необходимой. Чтоб напечатать Онегина, я в состоянии (- - -) то есть или рыбку съесть, или на (- - -) сесть. Дамы принимают эту пословицу в обратном смысле. Как бы то ни было, готов хоть в петлю”.

…И вот 15 февраля 1825 года  “первая песнь”  “ЕО” увидела свет. Ей предпослано предисловие – якобы от лица издателя, - проникнутое глубокой, хотя и скрытой иронией. В нем некоторые критики Пушкина  могли найти явственный ответ себе со стороны поэта. Читаем:

“Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Несколько песен, или глав Евгения Онегина уже готовы. Писанные под влиянием благоприятных обстоятельств (Тоже ирония – глава писалась в ссылке), они носят на себе отпечаток веселости, ознаменовавшей первые произведения автора Руслана и Людмилы.

Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года и напоминает Беппо, шуточное произведение мрачного Байрона.

Дальновидные критики заметят конечно недостаток плана. Всяк волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного. Станут осуждать и антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского Пленника, также некоторые строфы, писанные в утомительном роде новейших элегий, в коих чувство уныния поглотило все прочие. Но да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе: отсутствие оскорбительной личности и наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов”.

В рукописи был и другой текст, который автор не счел нужным опубликовать, но нам интересный: в нем – еще оттенки отношения Пушкина к своему детищу.

“Звание издателя не позволяет нам ни хвалить, ни осуждать сего нового произведения. Мнения наши могут показаться пристрастными.

Но да будет нам позволено обратить внимание почтеннейшей публики и гг. журналистов на достоинство, еще новое в сатирическом писателе: наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов. Ювенал, Катулл, Петрон, Вольтер и Байрон - далеко не редко не сохранили должного уважения к читателям и к прекрасному полу. Говорят, что наши дамы начинают читать по-русски. Смело предлагаем им произведение, где найдут они под легким покрывалом сатирической веселости наблюдения верные и занимательные.

Другое достоинство, почти столь же важное, приносящее не малую честь сердечному незлобию нашего автора, есть совершенное отсутствие оскорбительной личности. Ибо не должно сие приписать единственно отеческой бдительности нашей цензуры, блюстительницы нравов, государственного спокойствия, сколь и заботливо охраняющей граждан от нападения простодушной клеветы, насмешливого легкомыслия”.

Насколько трепетно Пушкин отнесся к публикации первой главы “ЕО”, можно судить также по числу и объемности “примечаний сочинителя” к ней. В них можно прочитать и о месте и причинах ссылки Овидия, и о словаре Российской Академии, и о прадеде поэта Абраме Петровиче Аннибале. Никакая другая глава не удостоилась такого внимания своего создателя.

Наверно, справедливо будет завершить эту памятную заметку в честь солидной годовщины выхода в свет первой главы “ЕО” перепечаткой строф IX, XIII и XIV, которые не вошли в текст романа (они заменены каждый раз тремя строками точек), но сохранились в рукописных автографах.



                                     IX

Нас пыл сердечный рано мучит.

Очаровательный обман,

Любви нас не природа учит,

А Сталь или Шатобриан.

Мы алчем жизнь узнать заране,

Мы узнаем ее в романе,

Мы всё узнали, между тем

Не насладились мы ничем.

Природы глас предупреждая,

Мы только счастию вредим,

И поздно, поздно вслед за ним

Летит горячность молодая.

Онегин это испытал,

Зато как женщин он узнал.



                                   XIII

Как он умел вдовы смиренной

Привлечь благочестивый взор

И с нею скромный и смятенный

Начать, краснея, разговор,

Пленять неопытностью нежной

И верностью         надежной

Любви, которой в мире нет,

И пылкостью невинных лет.

Как он умел с любою дамой

О платонизме рассуждать

И в куклы с дурочкой играть,

И вдруг нежданной эпиграммой

Ее смутить и наконец

Сорвать торжественный венец.



                                   XIV

Так резвый баловень служанки,

Анбара страж, усатый кот

За мышью крадется с лежанки,

Протянется, идет, идет,

Полузажмурясь, подступает,

Свернется в ком, хвостом играет,

Готовит когти хитрых лап

И вдруг бедняжку цап-царап.

Так хищный волк, томясь от глада,

Выходит из глуши лесов

И рыщет близ беспечных псов

Вокруг неопытного стада;

Все спит, и вдруг свирепый вор

Ягненка мчит в дремучий бор.

…ОДИН КОРМИЛЕЦ: “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН”

Беспечно и радостно полагаюсь на тебя в отношении моего Онегина!
…Деньги мои держи крепко, никому не давай. Они мне нужны. Сдери долг и с Дельвига.
А.С. Пушкин (Из писем П.А. Плетневу)

Знаменитое начало великого романа:
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя…
К кому это обращается поэт: “Прими собранье пестрых глав”? К Петру Плетневу. Это друг Пушкина, “тихий, высокообразованный человек, исступленно преданный таланту и поэзии” (В.Набоков). Он преподавал историю и литературу благородным девицам и кадетам, в 1826 году давал уроки в императорском дворце, с 1832-го был профессором литературы в Петербургском университете, а в 1840-м стал его ректором.

С 1825 года – основной издатель Пушкина, а как сказали бы в наши дни – и его промоутер. Как?! – могут удивиться многие. – Великий Пушкин – и вульгарный промоушен? Напомним, однако, что Александр Сергеевич был первым на Руси профессиональным литератором, то есть жившим на выручку от продажи своих сочинений. Он и в этом деле стал первопроходцем в нашей стране. Но вряд ли бы ему это удалось, если бы не добрый приятель Петр Александрович и… не Евгений Онегин.

КАК ПРОДАВАЛСЯ “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН”

Из писем Плетнева Пушкину

22 января 1825 г.

Как быть, милый Пушкин! Твое письмо пришло поздно. Первый лист “Онегина” весь уже отпечатан, числом 2400 экзем. Следственно, поправок сделать нельзя. НЕ оставить ли их до второго издания? В этом скоро будет настоять нужда. Ты, верно, уже получил мое письмо с деньгами 500 р. По этому суди, что работа у нас не дремлет, когда дело идет о твоих стихах. Все жаждут. “Онегин” твой будет карманным зеркалом петербургской молодежи. Какая прелесть! Латынь мила до уморы. Ножки восхитительны. Ночь на Неве с ума нейдет у меня. Если ты в этой главе без всякого почти действия так летишь и влечешь, то я не умею вообразить, что выйдет после.


7 февраля 1825 г.

Ты из прежнего письма моего знаешь, что поправок сделать в “Онегине”… нельзя (если не захочешь ты бросить понапрасну 2400 листов веленевой бумаги и оттянуть выход книги еще на месяц по проклятой медленности наших типографий)… Сделай милость, оставь до второго издания.

    …Прошу тебя, не замедли ответом. “Онегина” надобно выпустить. Если ты долго не ответишь мне, я, наперед говорю, согрешу: выпущу его в свет без твоего благословения и, разумеется, без поправок.

   
3 марта 1825 г.

Нынешнее письмо будет рапортом, душа моя, об “Онегине”. Я еще, кажется, не извещал тебя подробно о нем.

Напечатано 2400 экз. Условие заключил я со Слениным, чтобы он сам продавал и от себя отдавал, кому хочет, на комиссию, а я, кроме него, ни с кем счетов иметь не буду. За это он берет по 10 процентов, т. е. нам платит за книжку 4 р. 50 коп., продавая сам по 5 руб. За все экз., которых у него не будет в лавке, он платит деньги сполна к каждому 1 числу месяца для отсылки к тебе или как ты мне скажешь.

1-го марта, т. е. через две надели по поступлении “Онегина”…, я уже не нашел у него в лавке 700 экз., следовательно он продал, за вычетом процентов своих, на 3150 рублей.

Из этой суммы я отдал:

1) За бумагу (белую и обертошную)                           397 руб.

2) За набор и печатание - - -                                            220 -

3) За переплет - - -                                                               123 –

4) За пересылку экземпляров тебе,

Дельвигу, отцу и дяде (твоим) -                                        5 –

                                                                                            -----------

                                                                           Итого  745


Из оставшейся 2405 р. суммы Сленин вычел 500 руб., которые я взял у него для отсылки к тебе еще прежде, нежели “Онегин” отпечатался.

Я было думал нынче прислать к тебе последние 1905 руб., но брат Лев истребовал от Сленина, по твоему предписанию, 2000 рублей на выкуп от Всеволодского рукописи твоих мелких стихотворений. По этому случаю ты нынешний месяц остаешься без денег, даже в долгу 95 рублей.

Итак, запиши, что из доходов “Онегина” ты уже израсходовал ровно 3245 рублей.


18 июля 1825 г.

Когда будет тебе нужда в деньгах, напиши ко мне только: пришли (имярек рублей)! Я всегда могу для тебя достать.

Об издании поэм напиши только, в каком формате печатать. Не взять ли формат издания французских поэтов XIX века у Ladvocat в 16-ю большую долю.

5 августа 1825 г.

Ты напрасно думал, что… продавцы наши согласятся на твое выгодное для них предложение. Они такие еще варвары, что не смею и сказать, на каких условиях желали бы они приобрести право издания поэм твоих. Оставим их. Поспешим лучше сами все приготовить и начнем сами печатать. Мне очень жаль, что я не могу много прислать тебе денег. Впрочем, на этой почте я приказал Сленину отправить к тебе все, что у него по моему последнему с ним счету оставалось, т. е. 725 руб. Покамест поживи ими, а осенью будут новые для тебя деньги, когда возвратятся купцы с Макарьевской ярмарки.

…Вновь же “Онегина” продано (кроме тех, о которых я уже тебя уведомлял, т. е. к 1 марта 700 экз., да к 28 марта 245 экз.) 161 экз., т. е. на 724 руб. 50 к., а прибавь к этому бывшие на книгопродавце 50 к., получить ты и должен ровно 725 р. Итак, чтобы привести в ясность тебе весь ход этой торговли, я повторяю: напечатано 2400 экземпляров; за деньги из них продано 1106 экз., а без денег вышло для разных лиц 44 экз. Следовательно, продать осталось еще 1250 экз. И их-то я решился для скорейшей продажи уступать книгопродавцам по 20 процентов, т. е. чтобы тебе с них за экземпляр брать по 4 руб., а не по 4 р. 50 к., как было прежде. Доволен ли ты моими распоряжениями?


29 августа 1835 г.

…Сленин только в том виноват перед тобою, что замедлил выслать деньги, о которых я тебя предуведомлял. Теперь он исправился, и на одной почте с моим письмом ты должен получить их, но не 725 рублей, а только 525 р. Остальные же 200 р., с твоего позволения, на несколько недель я у него взял для одной собственной крайней нужды. Надеюсь, что ты на меня не только не будешь сердиться, но похвалишь, что я без церемонии взял у тебя, а не у другого кого. Впрочем, ты все-таки уведомь меня, когда получишь эти 525 р., а я свой долг тебе возвращу аккуратно, как только у меня случатся деньги.

…Об “Онегине” заговаривал было я с книгопродавцами, чтобы они взяли остальные экзем. С уступкою им за все издание 1000 рублей. Никак не соглашаются. Они думают, что эта книга уже остановилась, а забывают, как ее расхватят, когда ты напечатаешь еще песнь или две. Мы им тогда посмеемся, дуракам. Признаюсь, я рад этому. Полно их тешить нам своими деньгами. Милый, прими совет мой! Я буду говорить тебе, как опытный человек в деле книготорговли и совершенно преданный выгодам твоим, почти столько же, сколько и твоей славе. Желаешь ли ты получить денег тысяч до пятидесяти в продолжение пяти месяцев или даже четырех с начала сентября до конца декабря?

Вот единственное и вернейшее средство: I. Пришли мне (как только возможно тебе скорее) вторую и третию песни “Онегина”, чтобы я вместе напечатал их в одной книжке в продолжение сентября. Но заметь, что надобно прислать оригинал так, как отдавать его следует в цензуру. В противном случае дело затянется, и я уже тогда не отвечаю за успех. Главное условие: делать все так, как я предлагаю. II. Велеть Льву в половине сентября непременно отдать мне “Разные стихотворения”, чисто и со всеми твоими последними поправками переписанные, чтобы 1-го октября взял я их от цензора и снес в типографию. III. Приготовь оригиналы, со всеми своими давними и новыми поправками, примечаниями и проч., всех пяти поэм: “Руслана”, “Пленника”, “Фонтана”, “Разбойников” и “Цыганов” – непременно к 15-му октября, чтобы я мог их к 1-му ноября взять от цензора и снести в типографию. Если это все ты в состоянии сделать, то я (отвечаю честию), не требуя от тебя ни копейки за бумагу и печатание, доставлю тебе к 1-му генваря 1826 года (как хочешь: в разные ли сроки, или вдруг к  этому одному сроку) не менее 50000 рублей: в этом

Меня мой разум уверяет,

Гласит мое мне сердце то.

Вот и расчет мой а peu-prиs: я надеюсь непременно после издания 2 и 3 песень “Онегина” продать вдруг 1-й песни его 850 экземпляров (за вычетом процентов книгопродавцу) на  3400 руб.

Потом: 2000 экз. 2 и 3 песни. “Онегина”

                   по 4 р. 50 к. за экз. на                         9000 –

Далее: 2000 – “Разных стихотворений”

                  также по 4 р. 50 к. на                          9000 –

Наконец 2000 – “Поэм” всех, считая хоть

                    13 руб. за экз.                                      26000 –

                                                                                          __________

                                                                               Итого 47000 руб.

Ты уже видишь, что немного недостает до 50000. Но я надеюсь с помощью нового плана продажи выиграть менее уступки книгопродавцам и более сбыть вдруг экз. прямо на деньги, чем не только оплатится бумага и печатание всех этих книг, но и достанет дополнить сумму до 50000 рублей. Уверяю тебя, что это все сбудется: сделай только в точности по моему расписанию.

…По новому плану моему продажи, я, по отпечатании новой твоей книги, рассылаю афиши по всем книжным лавкам, где назначится, какая уступка сделана будет, если на чистые непременно деньги возьмет у меня купец для продажи 50 экз., если 100, если 250, если 300 и т. д. Монополии нет. Они все усердно готовы брать вдруг более, потому что больше уступки процентов. В долг никому ни экземпляра. Сверх того объявляю, что эта книга продается в такой-то квартире Плетнева, хоть для близь живущих. На этих экземплярах мы ни копейки не теряем процентов. В Москву и другие города также на чистые деньги. Я в восторге от этой мысли высокой.

NB. Непременно нашли мне официальное письмо, в котором пропиши, что “во избежание-де затруднений в продаже ты не согласен, чтоб я отдавал твои издания в одну лавку, но требуешь раздачи их по всем книгопродавцам, да вкупе усердствуют они тебе и себе”. Это письмо я покажу Сленину, чтоб он не подумал, что меня подкупили братия его.

P.S. Повторяю, блажен будешь, если исполнишь в точности все, здесь предложенное.

21 января 1826 г.

… У меня теперь твоей суммы, за всеми издержками по изданию и по разным к тебе посылкам, с остальными деньгами от “Онегина”, хранится более 4000 рублей. Из этой суммы Дельвиг выпросил на некоторое время 2000. Что прикажешь делать с твоим богатством? Переслать ли тебе все в наличности или в виде какой-нибудь натуры или приступить к какому-нибудь новому изданию? Умоляю тебя, напечатай одну или две вдруг главы “Онегина”. Отбоя нет: все жадничают его. Хуже будет, как простынет жар. Уж я и то боюсь: стращают меня, что в городе есть списки второй главы.

14 апреля 1826 г.

…Кстати. Не можешь ли ты решиться напечатать второй главы “Онегина”? Это необходимо нужно. Теперь она ходит в самой неисправленной рукописи по городу, и от этого скоро к ней потеряют вкус. Сделай милость, напечатай: тогда скорее разойдется и первая. Ты от этого тьму получишь денег.

22 сентября 1827 г.

…Ничто так легко не даст денег, как “Онегин”, выходящий по частям, но регулярно через два или три месяца. Это уже доказано a posteriori. Он, по милости божией, весь написан. Только перебелить, да и пустить. А тут-то у тебя и хандра. Ты отвечаешь публике в припадке каприза: вот вам “Цыганы”; покупайте их! А публика, назло тебе, не хочет их покупать и ждет “Онегина” да “Онегина”. Теперь посмотрим, кто из вас кого переспорит. Деньги-то ведь у публики: так пристойнее, кажется, чтоб ты ей покорился, по крайней мере до тех пор, пока не набьешь своих карманов. Короче тебе скажу: твоих “Цыганов” ни один книгопродавец не берется купить: всякий отвечает, что у него их, дескать, еще целая полка старых. Нуждаются только во второй главе “Онегина”, которая засела в Москве, а здесь ее все спрашивают…

В последний раз умаливаю тебя переписать 4-ю главу “Онегина”, а буде разохотишься – и 5-ю, чтобы не с тоненькою тетрадкою идти к Цензору. Если ты это сделаешь, то отвечаю тебе и за долги твои. И за доходы на год; а если еще будешь отговариваться и софийствовать, то я предам тебя на произвол твоей враждующей судьбе. Вспомни, что никогда не бывает столь обильной книжной жатвы, как накануне рождества и нового года. А ты обещал тогда прислать. …Вообрази, что тебе надобно будет иметь уже капитал, когда ты и роман напишешь: иначе не на что будет его печатать. Это ведь не глава “Онегина” в два листика, где и в долг поверят бумагу, набор и печатание. Нет, потребуют все наличные денежки, а где нам их будет взять? У тебя и “Годунов” растет для печати. А из каких доходов мы его отпечатаем? По всему видно, что для разных творений твоих, бесприютных и сирых, один предназначен судьбою кормилец: “Евгений Онегин”. Очувствуйся: твое воображение никогда еще не создало, да и не создаст, кажется, творения, которое бы такими простыми средствами двигало такую огромную (гору?) денег, как этот бесцен(ное золо)тое дно “Онегин”. Он (однако?) не должен выводить из (терп)ения публики своей ветреностию.

4 июня 2010 г.

Комментариев нет :

Отправить комментарий