КТО ОДНАЖДЫ УСЛЫШАЛ РЕВ ТРИБУН…

Валерий Брумель. В начале 60-х его слава была всемирной и соперничала с гагаринской. «Космический прыгун» - так часто называли его в прес­се. Ранний уход из большого спорта стал тяжелой драмой его жизни. Но не трагедией. Потому что он был Личностью, человеком высокой духовной организации, одним из ярчайших представителей достойнейшего племени «шестидесятников».

Валерий Николаевич БРУМЕЛЬ родился в 1942 году в деревне Разведки Тындинского района Амурской обла­сти. Заслуженный мастер спорта СССР (1961 г.). Олимпий­ский чемпион 1964 года в прыжках в высоту, серебряная ме­даль олимпийских игр 1960 года. Чемпион Европы (1962 г.), СССР (1961-1963 г.). Рекордсмен мира в 1961-1971 гг. В 1961-63 годах удостаивался звания лучшего спортсмена мира, ус­тановил в эти годы шесть мировых рекордов.

5 октября 1965 года, после окон­чания тренировки, двадцатитрех­летний Валерий Брумель попал в дорожную катастрофу, получил тяжелей­шую травму ноги. Шесть лет борол­ся за возвращение в большой спорт. Делал прыжки под 210 см.

Еще один, возможно главный, подвиг Валерия Брумеля: он выправил жизнь множества людей, которым судьба поставила подножку. Извлек на свет Божий профессора Гавриила Илизарова, открывшего способ наращивания костей, их удлинения с помощью чудесного аппарата, похожего на некое инопланетное изделие. Метод Илизарова долго не признавала наша официальная ортопедия, а пациент Валерий Брумель и сам восстановил раздробленную голень, и прославил метод - появилась клиника, в которую со всего света поехали тысячи страждущих.
 …Судьба Брумеля могла бы быть более счастливой, если бы не мотоциклетная авария, случившаяся темным вечером в ноябре 1965 года. Но тогда бы Гавриил Илизаров не стал академиком и героем соцтруда, остался бы безвестным провинциальным костоправом, а тысячи людей так бы и ковыляли по жизни, хромые и убогие. Брумель принял страдание, извлек из него избавление для страждущих. Я не призываю объявлять его святым. На небесах, куда попал Валера, разберутся и без наших подсказок.
     
  Геннадий ШВЕЦ

Так случилось, что интервью, которое дал мне Валерий БРУМЕЛЬ вскоре после своего 60-летия,   стало последним в его жизни. Часть его была напечатана в «Известиях», когда великого спортсмена XX века не стало. А.Щербаков

- Валерий Николаевич, ваше имя часто называют в одном ряду с Окуджавой, Чухраем, Евтушенко, Солженицыным, Урбанским, Вознесенским, Любимовым и другими, создававшими мировоззрение, названное потом шестидесятничеством.



- Вы называете людей ли­тературы, искусства, а были еще и, к примеру, космонавты...

- Но, насколько мне извест­но, вы в те, уже давние време­на, несмотря на молодость, были в курсе веяний в литера­туре, в поэзии?

- Вознесенский, Евтушенко, Окуджава, Ахмадулина - все «на­ши» поэты. В прозе тогда уже Ак­сенов появился, позднее - Аста­фьев... Переводы западных авто­ров... Высоцкого я тогда узнал! Он только начинал. С артистами балета дружил.

- С кем, например?

- С Владимиром Васильевым.

- Значит, и с Екатериной Максимовой?

- Да, был знаком. А еще с Рябинкиной, тоже на виду была танцовщица. Очень любил кино. Еще тогда заметил: кто не любит водку, обязательно любит кино. Пьеха, Магомаев, Вишневская, Образцова, Соткилава, Осипов – мои тогдашние любимые певцы.

- В Большой ходили?

- Ну, конечно! Не каждый день, как некоторые фанатики, но регулярно. И футбол любил. Но не был «фаном» тоже. С хоккеистами дружил. С Александром Павловичем Рагулиным мы до сих пор друзья. В дружбе я и с Леони­дом Жаботинским, знаменитым нашим тяжелоатлетом.

- Как вы относитесь к тому времени «оттепели»? Какие ос­тались ощущения, воспомина­ния?

- До того была война, сталин­ская диктатура. Было очень тяже­ло. Я застал времена восстанов­ления после разрухи, голода и полуголода.  Было очень плохо с продуктами, одеждой, жильем - да со всем. А в шестидесятые все-таки наступил какой-то просвет. Я окончил школу, поступил в институт физкультуры, был молод и силен. За два месяца до окончания школы выполнил норматив мастера спорта по прыж­кам в высоту, и почти - по прыж­кам в длину. Еще я многоборцем был. Тут и олимпийские игры: как подающий надежды я был включен в олимпийскую сборную шестидесятого года.

Меня пригласил Дьячков Вла­димир Михайлович. Он был за­служенный тренер и тренер сбор­ной команды Союза. И - я стал жить в Москве! А до того - в Луганске.

- Вы украинец?

- По паспорту русский. И по натуре, по культуре, по языку. А фамилия латышская. Отец крестился в русской церкви, мама русская. Но это все не важно. Корни у меня - и украинские, и белорусские, и латышские, как у большинства людей в России - перемешанные. «Чистых» русских я не знаю, по-моему, их и не мо­жет быть у нас.

Так вот, в шестидесятые, в на­чале их, конечно, были надежды на лучшее. Хрущев уверял: мы строим коммунизм, новое обще­ство. И многие, изголодавшиеся по нормальной жизни, верили в это, а многие относились скепти­чески. А так как у меня лично жизнь начала улучшаться (я был студентом, получал стипендию, ездил за границу), то я верил. И только потом убедился, что это была неправда, утопия, обман и глупость - во времена Брежнева все так прояснилось! А тогда, в начале шестидесятых, - в космос наши Гагарин и Титов полетели! А у меня было много мировых ре­кордов.

- Сколько?-   Шесть. И один зимний – для закрытых помещений. От 2 метров 23 сантиметров я дошел до 2 метров 28. Был трижды признан лучшим спортсменом года в мире, включая профессионалов.

- Я помню, как мы, навер­ное, всей страной каждый раз радовались. Вы были совсем молодым - двадцать лет. Как складывалась жизнь: сплош­ные тренировки, как обычно рассказывают о больших спортсменах?

- Нет, тренировка занимала у меня около трех часов. И то не каждый день. Она всегда была интенсивной, с большой нагрузкой. А после этого необходимо отдыхать, потому что если физически перегрузиться, то не достичь высоких результатов. Поэтому-то и ходил в театр, в кино, читал книги, много общался с людьми.

- По тем временам - «звездный мальчик», представитель «золотой молодежи». Не просто парень со двора.

- Конечно, не просто. Я был достаточно известный человек. «Звездный» - это термин чисто журналистский. Звезда спорта, эстрады... «Звезда» - о хорошем писателе или артисте так ведь не скажешь? Великий писатель, талантливый актер - вот подходящие слова. А звезда спорта, балета или кино - почему-то вполне произносится...

- Вы ведь пробовали себя и на писательском поприще.

- У меня была книжка «Высота», правда, мне помогали ее писать ребята-профессионалы, Александр Лапшин, например. А потом мы вместе с Лапшиным написали роман «Не измени себе» о жизни спортсмена и врача. Его переиздавали много раз. Он по сей день не утратил интереса чи­тателей. У меня и родители были образованные люди. Отец - веду­щий геолог на Украине, и мама ге­олог. У нас дома очень много чи­тали. Шахматы... У меня был пер­вый разряд в десятом классе. А научил отец, большой любитель этой игры. Я до сих пор с удоволь­ствием играю и, несмотря на воз­раст, удерживаю планку своего первого разряда. Сражаюсь с кандидатами в мастера.

- А что ж сами-то на кандидата, на мастера спорта не сыграли?

- Да не надо мне это. Большего мне тут Бог просто не дал, извините. Я радуюсь шахматам, игре, ее процессу, а лезть в профессионалы не вижу смысла.Надо сказать, что все мои ли­тературные опыты относятся ко времени после дорожной катаст­рофы, в которой я капитально сломал ногу. Тогда же я крепко подружился с доктором Илизаровым, который завершил мое лече­ние после случившегося.

- Вы ездили в его клинику в Курган?

- Да, а потом с аппаратом на ноге он меня отпускал в Москву. И, как видите, с тех пор хожу нор­мально, бегаю, прыгал даже. А до Илизарова я столько намучился...

- Какое спортивное событие жизни с высоты ваших сегодняшних шестидесяти лет кажется самым главным?

- Главное событие последних десятилетий моей жизни - рождение сына Вити. Ему девять лет. А в молодости - конечно, мировые рекорды и выигрыш Олимпиады 1964 года. И еще легкоатлетические матчи СССР - США и победы в США на открытом чемпионате. Но в 50 лет появление сына - это не менее важно.

Всему свое время. У меня есть еще сын, ему, Александру, сейчас уже под сорок.

- Вы второй раз женаты?

-Да.

- И кто ваша избранница?

- Светлана. Врач-психотерапевт.

- Со старшим сыном поддерживаете отношения?- Да, но он вырос, у него своя семья.- Наверное, у вас и внуки есть?

- Двое: Дарья и Илья.

- В общем, есть ради чего жить. А я-то про себя задавался вопросом: из-за чего он (вы то есть) так здорово выглядит, лет на сорок пять? Теперь по­нял.

- А когда я был восемнадцати- двадцатилетним, мне всегда давали на вид больше на четыре-пять лет. Большие физические и моральные нагрузки делали выражение лица слишком сосредоточенным, напряженным. А сейчас... Чего напрягаться-то? (Смеется).

- Я, честно говоря, не знаю, чем вы сейчас занимаетесь.

- Я член президиума Всероссийской Федерации легкой атлетики. Лекции иногда читаю. Встречаюсь с ребятишками в гимназиях, школах, институтах.

- Ну, и что, молодежь вас знает, помнит?

- Если не знает, я не обижаюсь, а подробно рассказываю. Им интересно. Я ведь не гружу их «традициями», а представляю истории из жизни. Самые разные и всегда правдивые. Благо, языком владею, за спиной есть пьесы, сценарии, роман... Короче, общение получается.

- Про пьесы-то расскажите, я что-то про них не знаю.

- «Доктор Назаров», например. Шла в Свердловском академическом театре, в Донецком ТЮЗе, еще где-то.

- Наверняка про Илизарова?

- Ну, прототип, конечно, он. Ну, и три книжки: «Высота», «Не измени себе» и «Над планкой есть высота». Последняя широко за рубежом пошла.

- Она о вас?

- Не только. Об окружении, которое есть у каждого спортсмена.

- Думаю, самое время задать вам каверзный вопрос. Как вы отнесетесь к словам, которые, говорят, сказал Черчилль: «Чтобы оставаться в форме, необходимы покой, хорошая еда и, самое главное, никакого спорта»?

- Ха-ха-ха!

- Ну, серьезно, сейчас-то, в шестьдесят, как вы относитесь к этому?

- Дело в том, что я занимался профессиональным спортом. Это другое. Впрочем, немножко занимался и ветеранским. Еще лет пять назад прыгал на метр пятьдесят. Однако после того как ты был профессионалом, в возрасте трудно заставить себя заниматься физкультурой.

- Да нас-то всех на самом деле волнует: а надо ли?

- Я думаю, если с небольшими нагрузками, то есть польза от этого. А Черчилль... Он был довольно толстый, но прожил долго. Но это не показатель. Считаю, что умеренная физическая культура даже в изрядном возрасте никому не помешает.

- Все-таки широко распространено мнение, что большой спорт - он...

- Не лечит, а калечит?

- Вот именно.

- Так всегда говорил и мой друг великий доктор Гавриил Абрамович Илизаров.

- И, наверное, это правда?

- Ну, вообще-то да. Много инвалидов среди спортсменов-профессионалов. И, кстати, нужно как-то решать вопрос их материальной поддержки. Вот сейчас московское правительство придумало приплату для олимпийских чемпионов.

- И слава Богу. Такую работу надо приравнивать к вредному производству, на мой взгляд.

- Некоторым приплачивают по решению президента. Но не всем. Получается: одним можно, другим нельзя. А чемпионы олимпиад, мира и призеры - это люди, которые отдали свое здоровье во славу спорта и своей страны. И чем им, инвалидам, сейчас на хлеб зарабатывать?..

- Ради любопытства хочу спросить: в Книге рекордов Гиннеса фиксируется не просто достижение в прыжке, а то, на сколько сантиметров прыжок превысил рост спортсмена. Таким образом, нынешний
рекорд - 59 сантиметров. В этом есть смысл?

- Всякое достижение имеет смысл. Сумел добиться - молодец.

- А если из вашего высшего достижения вычесть ваш рост, то что получится?

- Сорок три сантиметра.

- В прыжках в высоту рост имеет значение?

- Он в каком-то смысле должен быть оптимальным. Примерно от 192 см до двух метров.

- А у вас какой?

- 185 сантиметров.

- Жаль, маленько природа не дотянула.

- Зато я был физически очень сильным и быстрым. Тогда у нас, в нашем перекидном стиле, прыжки были именно силовыми.

- С тех пор техника прыжков изменилась?

- Конечно. Изменились стадионы, покрытия, а значит, и приземления. Соответственно, меняется и техника. Появились разные допинги и стимуляторы. Например, нынешний рекордсмен (2 м 45 см) кубинец Хавьер Сотомайор перед Олимпийскими играми 2000 года был дисквалифициро­ван за принятие допинга. Фидель Кастро просил ограничить дис­квалификацию одним годом, ему пошли навстречу... Но в таких во­просах не должно быть исключе­ний. В том числе и для наших спортсменов. А Сотомайор на олимпийских играх проиграл на­шему Клюгину, который не при­менял допинга и прыгнул на два тридцать пять. А Сотомайор - на два тридцать два. А когда он уста­навливал мировой рекорд, могло не быть никакого допингового контроля.

- В ваши времена ничего подобногоне было?

- Не было. Это где-то в семидесятом началось. Анаболики сначала... Это чем скот откармливают. И люди начали обманывать, калечить себя. Это, конечно, давало большую прибавку результатов и рост заработков. А нынче это уже бедствие, катастрофа. Настоящее ядерное оружие в спорте.

- Когда началась простая жизнь после «звездной», вы тяжело переживали?

- Нет. Слома не было. Потому что у меня это произошло молниеносно: когда я упал с мотоцикла, ударившись о столб, и, очнувшись, увидел, что у меня ступня оторвалась, я понял в одну секунду - спорт для меня кончился... Хотя я потом и прыгал немножко, брал два пять, два семь, два восемь...

- Мы, помню, затаив дыхание слушали сообщения об этом, все надеялись, надеялись... На чудо.

- Да и я, если честно, в глубине души надеялся. Хотя в основном это делалось, чтобы восстановить здоровье. Ну, и еще одна мысль была: поддержать других людей, попадающих в беду. Показать: надо бороться, восстанавливаться и самоутверждаться. Но на самом деле я быстро понял: спортсменом на уровне мировых рекордов мне уже не бывать.

- Можно ли предположить, что для вас это не стало непре­одолимой трагедией именно потому, что вы были челове­ком из интеллигентной семьи, умственно развитый, у вас бы­ло много других интересов?

- В какой-то мере это, конечно, так. Не буду лицемерить, трагический оттенок в душе был. Но я от него довольно быстро отошел, продолжал активно жить, занялся литературной работой.

- Близкие, друзья вас поддерживали?

- Сначала да, а потом как-то остыли ко мне. Когда бо­лезнь слишком затянулась, у меня осталось только не­сколько друзей. А Спорткомитет, Союз спортивных об­ществ и организаций, помо­гал мне довольно длительное время. И общество «Буревест­ник», в котором я состоял, плати­ло стипендию небольшую, но это был нормальный по тем време­нам кусок хлеба. А я не был ижди­венцем, подрабатывал и в кино немножко, и в театре. Был, напри­мер, художественный фильм «Право на прыжок» по нашему с Лапшиным сценарию. За театральные постановки, за лекции небольшая плата шла.

- Я про что и говорю: голова, интеллект спортсмена в беде способны спасти от внутреннего разрушения. А если больше интереса в жизни нет, как побегать как следует или тяжести поподнимать...

- Я знаю такие случаи и среди прыгунов. Степанов, увы, покончил с собой. Ященко, прекрасный украинский спортсмен, в сорок один год умер, спился и прободную язву заработал. Трагедия, о которой писали в газетах... Они в одном деле себя нашли, а ни в ка­ком другом не могли себя приме­нить. А вот, например, Фаина Мельник, знаменитая метательница диска, сейчас стоматолог. Петр Болотников вместе со своими сыновьями бизнесом занима­ется. Тамара и Ирина Пресс на­шли себя в общественной дея­тельности. Но не всем это Бог да­ет. И не все могут перестроиться.

- Вы их не осуждаете?

- Как можно осуждать, я только могу сочувствовать. Человек и вправду свой «звездный» свет оставил... А ведь множество людей вообще за жизнь ничего не сделали. К сожалению.

- Вам, прожившему минимум две жизни - спортивную и послеспортивную, какая из них дала больше уроков?

- Я думаю, обыкновенная жизнь учит большему. Но не надо сбрасывать со счетов и спортивную. Я до сих пор вспоминаю рев трибун. Кто однажды услышал рев стотысячных трибун – именно в твой адрес, с тем останется это навсегда. В психике это откладывается. А кто такого не слышал - многие завидуют и... ненавидят. У меня вот удалось что-то - а у них не получилось. Я в этом убедился только недавно: люди моего ран­га, которые, однако, не достигли максимальных высот, оказывает­ся, ненавидят меня. Я не буду никого называть. Вот Куц с Брумелем почему-то до­стигли, или Борзов, Бубка. А другие, даже олимпий­ские чемпионы и призеры, максимальной славы не имели. И они мучительно думают... Вот Клюгин вы­играл олимпиаду и честно говорит: мне повезло. А Сотомайор ставил и ставил мировые ре­корды, а олимпийским чемпио­ном так и не стал. Мне повезло: я и рекордсменом был, и чемпио­ном... Так что меня есть уже за что не любить. Везунчик. (Смеется).

- Вы упомянули Владимира Куца, великого бегуна. Отчего он рано умер?

- Был алкоголиком. И потерял себя. Как и некоторые прыгуны. Увы, многие спортсмены моего возраста или чуть постарше уже ушли. Не все обязательно пили, у некоторых просто здоровье подвело.

- Отношения со спиртным, как я понял, у вас...

- Отрицательные. Кроме пива, я стараюсь не пить ничего. Раньше любил коньячок в малом количестве. Водку если когда и пил, то с отвращением.

- А есть закономерность: кто пьет, тот вперед умирает?

- А кто-то еще и наркоманией занимается. Тот точно умирает быстрей всех. Наркомания и алкоголь - смертельно опасные привычки... А вот Эмиль Затопек прожил 72 года. Для великого бегуна это немало. Спортсменов-долгожителей не бывает, как сказал мой друг Илизаров. Страшнейшие перегрузки так же вредны, как высокие температуры. Ходят люди в баню и не понимают, что температура там должна быть не больше 82 градусов. А они поднимают до 140, глаза из орбит вылезают, ожоги получают и радуются: смотри, как я свое здоровье укрепил! А потом как бы ни с того, ни с сего - и помирают. Именно от перегрузок. Я радуюсь всегда, когда космонавты долго живут: у них же колоссальные перегрузки и совершенно неестественное для человека пребывание в космосе. Если человек живет больше 20-25 лет после того, как слетал в космос, у меня душа радуется за него. Как и за спортсмена-профессионала.

- Ваша спортивная сущ­ность распространяется на се­мью?

- Конечно. Хотя сын еще мал. Иногда какой-то фильм посмотрит про отца.

- А сам занимается чем-то?

- Музыкой. Спорт ему тоже нравится. В футбол играть любит, и попрыгать не прочь. Но где тут, в центре города, попрыгаешь? Пройти-то негде, все машинами заставлено.

- Скажите, в сборной СССР у вас было какое-нибудь прозвище?

- Нет. Зачем? Фамилия как прозвище.

- Вы юморист. А фамилия звучная.

- Но необычная для России.

- Мы с вами сейчас разго­вариваем, находясь, можно сказать, почти в самом сердце Москвы, в Хамовниках. Меня интересует ваше ощущение жизни именно в этом месте.

- Здесь еще рядом и Арбат. Здесь я живу уже 32 года. Я всегда мечтал жить где-то в этих местах. И радуюсь. Рядом храм Христа спасителя. Рядом Кремль, Гоголевский бульвар, все эти скверы. И не одна, а несколько музыкальных школ. Сейчас стали восстанавливать старые дома... Трудность здесь одна - очень много машин.

- У вас какая машина?

-- У меня нет машины. Зачем?..

Анатолий   ЮСИН

КАК   БРУМЕЛЮ   УДАЛОСЬ   СЕБЯ   ПРЕОДОЛЕТЬ

На Олимпийских играх в Токио-64 многих почитателей таланта Валерия Брумеля расстроил тот факт, что золотая медаль досталась чемпиону лишь по попыткам. В чем же дело?

Кроме главного тренера сборной страны Гавриила Коробкова и личного тренера Владимира Дьячкова,  никто не подозревал, что мировой рекордсмен, трижды подряд признававшийся лучшим спортсменом планеты, был в Токио одним из слабейших участников.

Почему Брумель приехал на Олимпиаду с плохим настроением?

Валерий все лето пытался побить свой же мировой рекорд. Он был готов преодолеть планку на высоте 229 и даже 230 сантиметров. Но все время мешали какие-то мелочи.

Так, на матче СССР – США в Лос-Анджелесе Брумель намеревался переписать свой результат, но случайность подстерегла его: организаторы соревнований сняли в секторе для прыжков дерн, и спортсмену пришлось отталкиваться с "пашни".

Можно ли было прыгать в таких условиях? Очень и очень трудно. И все участники матча растерялись – прыжки им не удавались. И лишь Брумель, грозный Брумель, взлетал над планкой так, словно он толкался с твердого покрытия.

Брумель преодолел в Лос-Анджелесе 223 сантиметра – это ли не успех! Но Валерий был недоволен собой: ведь мечтал-то о рекорде! Он решил "отыграться" и дерзнул побить свой рекорд на чемпионате страны в Киеве. Попытка снова не удалась: солнце било прямо в глаза спортсмену, и он не совладал с разбегом. Итог грустный: ни мирового рекорда, ни первого места. Впервые за три года Брумель проиграл в личной встрече. Звание чемпиона досталось Роберту Шавлакадзе.

Брумеля нельзя было узнать. Он расстроился и проиграл своему старшему товарищу еще на одной из прикидок незадолго до Олимпиады.

Коробков, видя растерянность Брумеля и его тренера, взял подготовку прыгуна на себя. Он стал искать выход, думая о том, как излечить Валерия от психологической травмы, вывести его из состояния неуверенности в своих силах, снова заставить его быть "нахалом", который три года подряд подавлял всех соперников ироничной улыбкой и хитроватым прищуром глаз.

Зная, что Валерий безумно любит шахматы, он попросил нашего массажиста, который играл в силу кандидата в мастера, провести с Брумелем ряд партий так, чтобы Валерий, уступавший в классе массажисту, смог состязаться с ним на равных. Иными словами, массажист должен был поддаваться, но «подставляться» так умело, чтобы мудрый и гордый Брумель этого не заметил. Коробков считал, что с победами за шахматной доской к Брумелю вернется его уверенность и задиристость.

Так и получалось.

Но шахматы шахматами, а соревноваться-то нужно было в секторе для прыжков. Как здесь найти выход, чтобы скрыть от соперников несовершенную спортивно-психологическую форму мирового рекордсмена?

И Гавриила Витальевича озарило: в Токио он в обстановке полной секретности стал ездить тренироваться с Брумелем на университетский стадион - чтобы никто не видел их занятий. Пришлось убеждать охрану стадиона и работников арены, чтобы они никому ничего об этих тренировках не говорили. Удалось! С помощью русских сувениров: наш национальный напиток ценится и в Японии...

И еще одна тренерская хитрость: Коробков ставил Брумелю высоту 2 метра, а говорил, что 2 метра 3 сантиметра. Потом поднимал планку на три сантиметра, а говорил, что на шесть... И постепенно на тренировках Брумель брал "якобы" свои высоты, которые могли гарантировать ему так необходимое для фаворита олимпийское "золото". Брумель не замечал "происков" тренера.

Но, начав психологическую игру, нужно было вести ее до конца. Коробков понимал, что соперники Валерия нервничают, не видя его тренировок, не зная, в какой форме находится лучший спортсмен мира. Необходимо было заставить соперников Валерия нервничать еще больше. Но… сделать это нужно было изящно.

Вот что он придумал. После тренировок на университетском стадионе они заезжали в олимпийскую деревню, Брумель переодевался в парадный цивильный костюм и отправлялся на арену, где тренировались его соперники.

Когда поляк Черник, австралиец Снизуэлл, американцы Рэмбо и прославленный Томас, шведы Петерссон и Нильссон, немец Дреколь видели Брумеля на трибуне в парадном костюме, они... теряли голову. Им хотелось продемонстрировать Брумелю свою силу, свою готовность к борьбе, свою уверенность. Они ставили почему-то почти предельные для себя высоты и одолевали их.

А невозмутимый "профессор" Брумель сидел на трибуне и как бы снисходительно принимал у них экзамен...

Под ироничным взглядом Брумеля его соперники безжалостно выплескивали свои силы, а Брумель... да, Брумель в эти минуты становился тем самым Брумелем, которого привыкли видеть только победителем. И он, пусть преждевременно, примерял себя к золотой медали...

И все же… Можно ставить любые психологические эксперименты, изощряться в методиках, но ведь в сектор для борьбы с планкой вместо спортсмена учитель не выйдет. Все решает только он - атлет...

И вот - олимпийский старт.

В Токио в квалификационных прыжках, чтобы попасть в финал, нужно было преодолеть 206 сантиметров. И вдруг на высоте 203 Брумель споткнулся. Высота, которую он брал чуть ли не с места, на этот раз не покорилась ему. Одна лишь попытка оставалась у мирового рекордсмена; если она не удастся, произойдет трагедия: сильнейший спортсмен мира последних трех лет выйдет из борьбы.

Только в последней, решающей, попытке он взял высоту.

В финале Брумель все высоты до 212 брал с первого захода. Но и еще семь спортсменов прыгали так же уверенно. Ясно было, что вся борьба начнется именно на 212.

Шавлакадзе и Брумель легко зафиксировали первую попытку... Когда же судьи прибавили еще два сантиметра, высота им не покорилась. Вторая попытка оказалась неудачной.

Начал бренчать дождь. Прыгать становилось все труднее, а серебристая планка делалась все более непокорной, отбрасывая претендентов на медали. Брумель не любил прыгать в дождь: при толчке грунт ползет из-под ноги.

Судьба поставила Валерия в экстремальные для него условия: не лучшая спортивная форма, психологическая травма, непогода. Все против него. Это была как будто расплата за три года безмятежного царствования и сплошных триумфальных побед.

Ну что же, пусть расплата! Брумель разозлился. Ничего, было время – он умел прыгать и в дождь. И устанавливал в дождь мировые рекорды. Почему он должен падать духом?!

Брумель оттолкнулся. Тело взметнулось над планкой.

Высота была взята с большим запасом. Потом с первой попытки Валерий преодолел планку на высоте 216.

218. Свет прожекторов вырывал из темноты планку. Брумель стоял перед ямой. Человек и высота... Он обязательно должен был завоевать золото. Это будет справедливо. Ему, конечно, нелегко. У сотен тысяч людей, следящих за ним, Брумелем, нервы напряжены до предела. А он, боец, должен расслабиться, сбросить оковы усталости и пойти в атаку свободно. И победить! Противника, высоту, себя. И она будет спокойно лежать на стойках – эта серебристая, так высоко занесенная планка.

Брумель взял 218. Уверенно и красиво взлетел. И в это мгновение его основной соперник – Джон Томас скис, можно сказать, заранее смирился с поражением. Он вспомнил, как легко его обыгрывал Брумель все предыдущие годы... Томас, правда, разбегался, прыгал, но вырвать победу у Брумеля уже не мог.

Соперники нашего чемпиона не ставили перед собой сверхзадачи и именно поэтому не победили Брумеля.