МУЗЫКА И СЛОВО

ВОЛОДЕ ФРУМКИНУ – 80 ЛЕТ

Год уходящий ознаменован юбилеем Володи Фрумкина.

Почему Владимира Ароновича Фрумкина, известного в мире человека, господина вполне почтенного вида и возраста, отца и деда, мы называем Володей?

Не знаем.

Володей его называют не только родные, близкие, друзья, знакомые – так его называли миллионы радиослушателей "Голоса Америки", где он 18 лет вел популярные общественно-политические программы.

Наверно, потому, что "Володя Фрумкин" – не имя и фамилия, не обращение к человеку, а легенда. А легенды не дают объяснений, живут сами по себе.

Фрумкин стоял у истоков того, что потом назвали Магнитиздатом. На исходе пятидесятых и в начале шестидесятых годов мы крутили на своих "Яузах" бардовские песни, не зная, что всё это дело рук Фрумкина и его друзей. Его магнитиздатовская деятельность потом, через десятилетия, отразилась в стихах Александра Городницкого:

Поднимем заздравные рюмки

За славные семьдесят лет.

Владимир Аронович Фрумкин

Явился сегодня на свет.

Проносятся годы блокады

И артиллерийский налёт.

В голодных ночах Ленинграда

По городу Фрумкин идёт.

Он маленький, горло в ангине,

На улице падает снег.

Не может он даже в помине

Представить свой нынешний снэк.

Талантливый и своенравный

Шагает упрямый юнец

Туда, где на улице Правды

Желтеет старинный дворец.

Там авторской песни начало

Возникло во славу страны.

Там слава его увенчала

Под рокот гитарной струны.

Позднее, покинув державу,

От края великих озёр,

Он с Галичем и Окуджавой

Затеет ночной разговор.

И там, где струится Потомак,

У Капитолийских колонн,

Ему благодарный потомок

Отвесит нижайший поклон.

Пускай замолчат недоумки!

Пример для друзей и коллег –

Владимир Аронович Фрумкин,

Шагающий в будущий век.



В шестидесятые годы Фрумкин – музыковед с консерваторским образованием – стал первым теоретиком бардовской песни. Его доклад на бардовском слете в Петушках (1967 г.) с тех пор считается основой основ, теоретической альфой и омегой. По тому времени открыто сказать на "мероприятии", что бардовская песня – "показатель раскрепощения личности, раскрепощения духа жителей России" значило просто-напросто пойти грудью на амбразуру. Много-много лет спустя Александр Городницкий шутил: "Володя, конечно же, основоположник как один из первых, кто ''положил'' на основы".

От имени российских бардов Александр Городницкий посвятил Фрумкину, его докладу и теоретической деятельности такие полушутливые строчки:



Кто без него мы? – Кучка лоботрясов.

Забвение – бесславный наш удел,

И только Фрумкин, современный Стасов,

Могучей кучкой сделать нас сумел.



Легендарный Новосибирск-68 – тоже дело Фрумкина. Он был одним из организаторов того фестиваля бардовской песни, вел концерт на сцене Дома ученых. Тот самый, на котором Галич во всеуслышанье бросил в зал, где в первых рядах сидели партийно-советские начальники, песню о Пастернаке: "До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели!" (После Новосибирска-68 начался всесоюзный идеологический погром бардовской песни. Но одновременно и ее невиданный подпольный расцвет, новосибирские пленки разошлись по всей стране.)

Сейчас Володя Фрумкин, как у нас говорили и говорят, на заслуженном отдыхе, живет в пригороде Вашингтона, в уютном доме. От этих строк так и тянет пенсионным покоем. Но только его сегодняшняя жизнь (на наш взгляд) в несколько раз активней, нежели даже во времена "Голоса Америки". Книга Владимира Фрумкина "Певцы и вожди", его статьи в периодике (в том числе и в "Обывателе") популярны у современных читателей. (Кстати, даем ссылку на видеофильм-беседу Владимира Фрумкина и Александра Городницкого: http://berkovich-zametki.com/Forum2/viewtopic.php?f=26&t=997 Речь о феномене, открытом Фрумкиным, о том, что немецко-фашистские и большевистско-коммунистические песни не просто родственны по тексту и музыке - они братья-близнецы.) Его энергии завидовать невозможно – ее можно только констатировать. Две недели назад он вернулся из Флориды. Двум месяцами ранее – с Аляски. Перед Аляской – русская Калифорния, где он выступал с двухчасовыми лекциями-концертами.

И все же мы хотим вспомнить историю. Потому что сегодняшняя жизнь и деятельность Фрумкина на виду, очевидна. Мы же предлагаем молодым читателям тот самый, исторический, доклад в Петушках. (Печатается в сокращенном виде.)

Почитайте, сопоставьте, подумайте: что изменилось, на какие мысли он наводит, какие ассоциации вызывает, какие знакомые всем мотивы и слова прозвучали, оказывается, еще полвека назад.

Владимир ФРУМКИH
(Ленинград)

Я хочу выразить одно сожаление по поводу программы нашей конференции. Было обещано нашими дорогими хозяевами, коллегами, москвичами несколько докладов о современной песне за рубежом, о той песне, которая довольно близко соприкасается с нашей по своему духу, по формам, по причинам распространения. Мне кажется, что многие наши споры тогда отпали 6ы сами собой и многое, что мы говорим о нашей песне, было бы глубже, основательнее, подкреплялось бы какими-то живыми нитями, артериями, которые связывают сейчас человечество в его метаниях и исканиях довольно крепко.

Я хочу вам почитать несколько строк из исследования Пьера Барлатье, французского ученого, большого знатока современной песни. Почему я беру французскую? - потому что здесь больше всего аналогий с нашей.

"Мне кажется, что современная песня, – пишет Барлатье, – отличается от песен прошлого прежде всего лучшим подбором текстов. Если посредственная музыка с хорошими словами еще может быть как-то принята слушателями, то пустые и глупые слова текста никак не привлекают ни широкую публику, ни специалистов". Дальше – о музыкальной стороне французской песни: "В отношении мелодии современная французская песня сделала шаг назад. Первенствующее значение в ней получили гармония и ритм. Теперь пишется все меньше песен, которые хочется напевать, зато их тексты можно читать, не испытывая разочарования. Слова стали сильнее, правдивее, чем раньше, и проникновеннее, в соответствии с запросами человека наших дней".

Это о соотношении двух основных компонентов – музыки и слова – в современной французской песне. Hо дальше он говорит о причинах появления такого типа песни: "Эту революцию во французской песне произвел Шарль Трене. Разразилась она сразу по окончании войны, после Освобождения. Мы пережили 5 лет молчания, и у нас появилось непреодолимое желание кричать о том, как мы хотим свободы. Потому-то наша песня и приобрела такие качества. Заряды, накопленные людьми в течение пяти лет, произвели настоящий фейерверк".

Как говорится, нам бы его заботы. У них молчание продолжалось пять лет...

Так вот, хотя основная тема моя связана с первой половиной этого фрагмента, т.е. с переплетением музыки и слова в нашей песне, но все-таки буквально полминуты о том, о чем говорилось вчера, когда мы пытались определить суть этого явления, его истоки и цели – социальные, эстетические и т. д.

Мне кажется, что основное, на что обратят внимание будущие историки, исследуя середину 60-х годов, начало второй половины века, – думаю, что они обратятся к этой песне как к одному из самых чутких показателей раскрепощения личности, раскрепощения духа жителей России. Эта песня – порождение такого процесса и его активнейший катализатор. И вот ради того, чтобы выполнить эту великую миссию – помочь, как бы взявшись за руки с другими искусствами: с нашей молодой поэзией, с нашей просачивающейся порой талантливой кинематографией, живописью, – помочь в раскрепощении духа и в смысле логическом, понятийном, и в смысле оттачивания чувств, расширения и утончения эмоционального мира (ведь с этим тоже было очень скудно). Так вот, имея в виду эту миссию, мне кажется, и нужно строить работу клубов. Одна из задач клуба будущей Федерации – это всяческая пропаганда, всяческая умная и экспансивная пропаганда песен за пределы двух центров этой песни – Москвы и Ленинграда. Hадо же все-таки быть гуманными, в конце-то концов: ведь масса людей, масса городов и понятия не имеют о том, что существует это искусство. В нашем клубе "Восток" на одном из вечеров-диспутов  (у нас 2 года такой абонемент идет в Доме культуры пищевиков, на днях закончился второй год) пришла записка во время концерта. В этом зале помещается 900 человек, а заявок несколько тысяч, как правило, и пришла такая записка: "А знаете ли вы, что сейчас творится у подъездов Дома культуры, почему бы не вывести туда динамик для тех, кто не попал? Что делать с ними? А что делать со всем Советском Союзом?" – Такой вопль.



Так вот, надо что-то делать со всем Советским Союзом. Hадо организовывать командировки лучших наших авторов и исполнителей в Рязань, Воронеж, на Украину (сейчас начинает эта волна захватывать Украину) и т. д.

Юрий Андреев, Эдмунд Иодковский говорили вчера, что этот жанр надо судить по законам литературы, ибо он тесно примыкает к этому искусству. Это верно, в общем-то примыкает. Hо судить – глубоко убежден – надо не по законам литературы, а по законам данного жанра. Товарищи, сколько можно заниматься абстракцией? Абстракция хороша как временное явление. Hо синтез-то нужен! Разве можно забывать о том, что песня – это синтетическое произведение искусства, она действует необычайно тонко на разные стороны психики, и музыка играет в ней (в бардовской песне) хоть и подчиненную, но далеко не последнюю роль.



Вот пример с песнями Александра Аркадьевича. Я вчера и переживал их, а потом еще и поанализировал. Ведь хотя это, казалось бы, чистейшая поэзия, но это все-таки песня. Возьмите песни Галича, просто отпечатанные на машинке, не зная даже, что к ним сочинена мелодия, – вы сразу обнаружите их музыкальность, которая присуща им при самом зачатии этого произведения. Вот один из признаков музыкальности, песенности этой поэзии, – начиная, насколько я знаю, с "Парамоновой", гуляет по вашим песням рефренчик, присказочка, со словами, а иногда и без слов, и вчера это было почти в каждой песне. Вот так вот, поистине песенно, льются стихи Галича, несмотря на всю их интеллектуальную остроту, горечь, сарказм.

Так вот, я ратую, призываю всех, кто здесь есть, – и авторов, и особенно исследователей: давайте браться за комплексный подход к песне. Воспринимаем-то мы ее, конечно, хорошо, ощущаем правильно, но когда начинают анализировать и писать о ней, то литературоведы проходятся очень уверенно по текстам, музыковеды анализируют интонации и ритм. Давайте же пробовать соединить одно с другим! Я не берусь это сделать сегодня, это действительно очень сложная штука, хотя, на первый взгляд, казалось бы, все просто: текст определяет конкретную, событийную, смысловую сторону песни, тогда как музыка создает определенное эмоциональное состояние, атмосферу. Hа самом деле все гораздо сложнее. Именно поэтому, я думаю, и нет пока исследований на эту тему, а есть просто критика. Причем нередко довольно-таки плоская, поверхностная. Я бы мог вам прочитать много выдержек из музыковедческой печати, где песни бардов разносятся в пух и прах прежде всего за их музыкальные качества. В частности за то, что музыка в ваших песнях часто идет в другом ключе, чем содержание текста. Это прямо ловят, как криминал. Подождите, а кто сказал, что музыка всегда и во всем должна соответствовать стихам?

Обратимся к народной песне. Я беру на себя смелость утверждать, вслед за ленинградским исследователем народного творчества Ф. А. Рубцовым, что несоответствие характера музыки и слов в русской народной песне встречается очень даже часто.

Вот вам такой текст:

А было у бабки четыре вола.

Приехало к бабке четыре купца.

"Продай, бабка, волика!"

- "Которого, купчик, которого?"

- "Продай, бабка, белого".

- "А мне белый белит стены.

Того не продам, себе приблюду..."

Hу, можно ли по тексту определить назначение, жанр, сущность этой песни? Как вы думаете? Прошу высказывать предложения. Что это – грустная, печальная песня? Лирическая? Игровая? (Hапевает). Это колыбельная песня! В чем ее информативность? Каково ее назначение? Угомонить, убаюкать. И эту роль выполняет музыка. А слова здесь только для того, чтобы что-то произносить. В этом жанре песни они могут быть любыми!

Обратная задача: спою мелодию. (Напевает). Что это за песня? Какое у нее содержание, какой жанр? (Голоса: "Хороводная», "Пришел парень к девушке"!)

Читаем текст:

А в садику-виноградику

Трава шелкова притоптана.

А там жена мужа тратила -

Зарезала вострым ножиком.

Положила в светлой горнице,

Hакрыла белой скатертью.

Кровавая народная баллада. Страшная семейная драма, которая разворачивается в тексте. А мелодия – подвижная, безмятежная, светлая! В эпических, повествовательных народных песнях (и не только русских!) такое несовпадение характера музыки и слов встречается на каждом шагу. Главную роль в них играет текст. Мелодия лишь помогает сказывать, помогает интонировать. Внимание на ней не концентрируется.

В русских северных былинах существует небольшой набор, как фольклористы говорят, "мелодических болванок", которые используются в сотнях сюжетов, самых различных. В результате тесной смысловой, эмоциональной связи между словами и мелодией там нет. Некоторые музыковеды, далекие от фольклора, тем не менее пытаются обнаружить эту связь, и если они ее не находят, приходят к такому заключению: у этой былины когда-то был напев, который полностью соответствовал характеру сюжета, но за века он "выветрился", "в корне изменился"... До чего наивное предположение!

 Остальное мне придется сказать только в тезисной форме, потому что времени осталось мало.

Вначале – о статье молодого ленинградского композитора Валерия Гаврилина. Я надеюсь, что вы о нем еще услышите. Он исключительно талантлив. Кстати, недавно он написал цикл на слова Окуджавы, "Мальчики с гитарой" для баритона и фортепиано, причем фортепиано используется иногда как гитара.

Только что вышел журнал "Советская музыка" № 5 с исключительно острой статьей Валерия. Она называется "Путь музыки к слушателю". Это человечески интересный документ. Послушайте, с чего он начинает статью. После первого абзаца он пишет: "Года два тому назад я познакомился с песнями наших бардов и был потрясен. Оказывается, от нас, профессионалов, ускользнул целый мир человеческих чувств, целая сложившаяся в обществе психология. Эти прекрасные Клячкины, Кукины, Городницкие, Кимы оказались в каком-то отношении более чуткими и внимательными к жизни общества и создали искусство очень и очень важное и серьезное". Дальше он говорит как музыкант: "Пусть мелодии их песен просты, но за некоторыми исключениями отнюдь не пошлы». В этих мелодиях, продолжает Валерий, используются формулы, сложившиеся в русской городской песне. А формульность, - подчеркивает он, - «свойственна и крестьянской песне, всеми безоговорочно почитаемой как святыня. Соединение городской формулы с новым поэтическим содержанием в песнях бардов чревато новыми художественными идеями. Мы, люди, работающие в области так называемой серьезной и большой музыки, должны учиться у бардов динамичности их реакции на общественные явления".

Действительно, вы пользуетесь формулами, вы опираетесь на знакомые, бытующие мелодические обороты. В этом смысле вы не изобретатели. Вы не войдете в историю музыки как люди, которые нашли свежие обороты, новые гармонии. (Я говорю не о всех бардах, я говорю о явлении в его массе.) Hо вы ограничены жанром. В этом есть какая-то мудрость. Мудрость не только жанра "поэтической" песни, но и нашего времени, времени интеллектуального и антиромантического. Видимо, сильно обожглось человечество в наше время о войны и диктатуры, чтобы продолжать культивировать неясные романтические порывы, мечтания, беспочвенные идеалы. Hаступает пора трезвого анализа. И эта точность мысли, аналитичность проникает и в кинематографию, и в живопись, и в литературу, и в театр, и в песню. Интеллектуализация песни проявляется сегодня в "лучшем подборе текстов" (Барлатье), но неизбежно и в том, что "мелодия сделала шаг назад", стала более "формульной". Надо сказать, что пользуясь формулами, вы в этих пределах достаточно оригинальны. Каждый избирает свой "шесток". Я бы мог рассказать подробно, какими формулами пользуется Высоцкий, Галич, Городницкий, какой сплав интонаций и ритмов у Кима, у Якушевой, у других наших бардов. Скажу только общее: порою формулы слишком бедны, слишком ограничены. Я бы сказал, что до последнего времени нашей бедой была беззаботность, известное безразличие к музыкальному оформлению своих песен. Эта беззаботность идет и от спешки, и, иногда, от недостаточной музыкальности, и – шире – от недооценки значения музыки в песне. Городницкий, например, декларирует: "Я не имею к музыке своих песен никакого отношения". И вот результат: в клубе имени Ленсовета в Ленинграде был поставлен концерт-спектакль в трех отделениях по песням Городницкого, и одно из впечатлений – страшная эмоциональная однотонность, которая создается непомерной эксплуатацией двух-трех избранных мелодических формул. Очень незначительное разнообразие средств – ритмических, мелодических. Хотя есть отдельные настоящие песни, большинство, к сожалению, сотрется. Я опасаюсь, что такие песни быстрее "изнашиваются". Если у них недостаточный эстетический каркас, если отсутствует крепко сделанная точная (и со свежинкой все-таки) мелодия, естественный и опрятный аккомпанемент, то они эмоционально приедаются и быстрее сходят с круга. Из-за этого в общем-то я не меньше уважаю и люблю песни бардов, они в чем-то похожи на солдат, которые, сделав свое дело, совершив подвиг, уходят в отставку или, если хотите, умирают. Если бы вашим песням, уже отслужившим, ставили памятники, то на них можно было бы написать, что "эта песня погибла смертью храбрых". Она сделала свое дело.

 Вы работаете на износ. Вы не создаете, по-видимому, ценностей на столетия, на десятилетия. Для историков будущего они скажут очень многое. Hо их бытование в жизни, во времени ограничено. Я не знаю, говорить ли "к сожалению". Может быть, такова природа этой песни. Hо кое-что можно было бы сделать. Больше заботы о точности музыкального выражения, меньше банальности, общих мест, избитости. Hе в ущерб, конечно, остроте мысли, свежести, неповторимости поэтического замысла.

И тут я убиваю себя как музыканта, отрешаясь, забывая об этом, ради того, чтобы эта песня сыграла свою основную – социальную – роль, а не чисто эстетическую, художественную. Вообще вопросы о соотношении этих песен и большого искусства, большой эстетики – очень серьезные.

Я хочу закончить таким пожеланием: пытайтесь отходить от узкой формульности, от чрезмерной эксплуатации одного полюбившегося гармонического и мелодического ядра. Товарищи, песня проявляет экспансию. Хотим мы того или не хотим, имманентно, независимо от нашей воли, она превращается в явление более широкое, чем магнитофонная песня, она начинает выходить на эстраду, и одна из наших проблем – как сделать это с наименьшими издержками.

Я вижу здесь два пути превращения песни в более эстетически привлекательный жанр, с более крепко сделанной музыкой. Причем не надо так уж стремиться к оригинальности мелодии. Я уже говорил в самом начале о Барлатье. И во французской песне мелодия стушевывается, уступает дорогу талантливым текстам Превера, Аполлинера. Они развивают сложнейшую поэзию у себя. И все же, говоря о нашей песне, ритмическая, гармоническая, инструментальная сторона  требует большей чистоты, большей заботы. Так вот, два пути. Первый путь: или сами барды будут расти, будут появляться новые поколения более музыкальных, но не менее социально острых бардов, или произойдет все это с помощью "варягов", по второму пути. Вот что написал недавно Соловьев-Седой о песнях бардов: "Я не считаю этот жанр принципиально неприемлемым, гитарные песни нужны. Hадо лишь, чтобы в их создание включились не только самоучки, но и композиторы-профессионалы, которые должны показать, что хорошие стихи гитарных поэтов могут быть положены на хорошую, полноценную музыку, соединяющую доходчивость и искренность с высоким вкусом".

Вот этот второй путь мне кажется более опасным для нашей песни, для ее жанровой и социальной чистоты и остроты. Между тем, первый путь очень проблематичен из-за музыкальной необразованности России... Известно, что в большинстве наших школ даже пения не преподают, а если и преподают, то часто на удручающе низком уровне. И все же хочется верить, что мы явимся свидетелями того, как песня начнет музыкально "выпрямляться" изнутри, из самой себя. И дай вам Бог это сделать.

20 мая 1967 г.

Петушки.
15 декабря 2009 г.