суббота, 22 марта 2014 г.

Людмила ЗЫКИНА: ТЕПЕРЬ Я С БОГОМ

Около десяти лет назад вышла автобиографическая книжка Людмилы Зыкиной «Течет моя Волга». Из магазинов она разлетелась вмиг.

А мне одно время, наряду с другой работой, довелось редактировать газету «Библиотечная столица».  И очень захотелось  тогда воспользоваться фактом наличия этой книги на библиотечных полках как поводом для рассказа об очень интересном человеке. Что и было сделано.

В дни, когда о Людмиле Георгиевне с душевной горечью и бескрайней благодарностью вспоминают миллионы людей, мы в «Обывателе» повторяем ту беседу с великой певицей.

А.Щербаков

- Людмила Георгиевна, я прочитала вашу книгу от и до, но так и не нашла от­ветов на многие вопросы. Например, вы ничего не сказали о том, что народная молва не раз выдавала вас замуж за вы­сокопоставленных партийных чиновни­ков, за Косыгина, например.

- В этом случае дыма было вокруг ме­ня очень много, но все это пустое. И Алексей Николаевич Косыгин, тогдашний председатель совета министров, никогда моим мужем не был. Просто на каком-то официальном торжестве Алексей Нико­лаевич произнес тост в мою честь, сказал очень теплые слова. На это кто-то обра­тил особое внимание. А через некоторое время умерла жена Косыгина, я пришла на похороны, принесла цветы. И почему-то кто-то решил, что у нас с Алексеем Николаевичем тайная связь. Но ничего по­добного никогда не было. Я с большим уважением относилась к Косыгину, но не более того.

Еще, кстати, обо мне ходили слухи, что я алкоголичка. Представляете? Да я же вообще не пью! А злые языки сплетни­чали одно время, что я просто-напросто спиваюсь. Одна женщина-нарколог, кото­рая много болтала везде, что якобы у меня проблемы с алкоголем и я у нее лечи­лась, в итоге потеряла работу: моя приятельница поехала к ее начальнику, глав­ному врачу, поговорила и официально за­фиксировала, что никогда в жизни я к наркологу не обращалась.

Слухи о пьющих артистах распростра­няют те, кто не знает специфики профес­сии. Петь и пить - вещи принципиально не совместимые, взаимоисключающие друг друга.

- Вас эти наговоры обижают, или вы закрываете на них глаза - пусть, мол, болтают?

- Какие-то вещи задевают, бывает, даже очень переживаю, сержусь, но все это быстро проходит. Мне есть на что от­влечься - концерты, зрители, они снима­ют стрессы. А в свое время мне помогло то, что дружила с сильной личностью и очень красивой и обаятельной женщиной Екатериной Алексеевной Фурцевой. Она человек очень противоречивый, о ней хо­дило много разных слухов, и про то, что она много выпивала, в том числе... Все, конечно, не без греха. Но могу сказать, что Фурцеву часто вынуждали выпивать, ее просто спаивали. На приемах, на раз­ных мероприятиях подходили артисты с бокалами, каждый считал за честь пред­ставиться, выпить вместе. Она этого по­рой не хотела.

Однажды мы летели в Узбекистан, си­дели в самолете рядом - она у окошка, я с краю. Она потянулась к моему уху и прошептала: «Люда, очень вас прошу - не пускайте ко мне никого. Пожалуйста». Артисты, которые с нами летели, как все­гда, с бокалами вина, рюмашками водки пытались подойти к Екатерине Алексеев­не. А я как увижу, что кто-то идет, - раз, ноги вперед вытяну, путь закрою и делаю вид, что сплю, побеспокоить меня никто не рисковал.

- О своей дружбе с Екатериной Фурцевой вы подробно рассказали в книге. Несмотря на близкие и доверительные отношения, вы всегда говорили друг дру­гу «вы»?

- Всегда. Это была отличительная чер­та Фурцевой, всем она говорила «вы», будь то уборщица, официантка или ее приятельница. Ко мне она всю жизнь от­носилась как-то по-матерински, но всегда только на «вы». Если честно, мне это очень нравилось, и я сейчас пытаюсь, подражая Фурцевой, говорить всем «вы», но не всегда это получается. «Вы» - это вроде бы ты держишь челове­ка на расстоянии, оказывая ему свое уважение.

- Из вашей книги я, простите, не поня­ла, легко ли и охотно ли вы приближаете к себе людей?

- Если честно, очень неохотно. Дело в том, что с годами я стала больше разби­раться в людях, и уже понимаю, когда че­ловек искренен, а когда из знакомства со мной хочет получить выгоду для себя. Но я стараюсь быть одинаково приветливой со всеми, не подаю вида, что чем-то не­довольна. Но... бывает, скандалю, руга­юсь.

- Стресс так снимаете?

- Да. Когда поскандалишь - это хоро­шо, потому что эмоции выходят наружу, и в тебе ни капли обиды не остается. Вот если не скандалю - это для меня плохо. И еще я твердо знаю, что гораздо больнее, чем рукой, человека можно ударить сло­вом. Словом можно даже убить.

- Убивали? В книжке у вас об этом ни слова не сказано.

- И не скажу.

- Осуждения боитесь?

- Нет. Мне хватит внутр енней силы противостоять любому суждению. В моем положении слабой и беспомощной быть нельзя: журналисты часто обижают. Но сердиться долго не могу, потому что это все они от слабости своей делают. Сильный человек что делает? Прощает. А слабый нападает на других. Я не люблю нападать на кого-то. Но современную эс­траду... извините, воспринимаю очень сложно: почти все молодые на одно лицо, на один манер одеваются, поют практи­чески все (за очень редким исключением) под фонограмму. Убожество. Культуры нет. А культура в России - самое главное. Я даже не хожу на новые эстрадные пред­ставления, мне это неинтересно - во-пер­вых, а во-вторых, и времени как-то не на­ходится.

- В книге вы конкретно указываете многие даты, так что нетрудно вычислить ваш возраст...

- Ой, бог с вами! Мой возраст меня давно уже не пугает. Ну и что - за семь­десят! А я душой молодая. Правда, здоро­вье уже не то, что в тридцать. И никогда в жизни я возраст не скрывала, и не знаю даже, как это делается. Чего мне стес­няться, зачем молодиться? Своих лет я не чувствую, но на многое, что успевала раньше, сейчас уже нет сил и времени. С друзьями, например, стала реже видеть­ся. А раньше очень любила принимать го­стей, готовить праздничный стол.

Я всегда сама готовлю, даже при се­годняшнем темпе жизни и обилии всяких заморских полуфабрикатов предпочитаю свою кухню. Могу поделиться с вами рецептом моей бабушки - как приготовить курник, куриный пирог. Берем курицу, фаршируем ее яблоками, или капустой, или гречневой кашей, потом обмазываем сверху (слоем в 2-3 сантиметpa) тестом, кладем на противень и ставим в духовку. Готов курник минут через 30-40, когда весь равномерно по­кроется румяной золотистой корочкой.

- Людмила Георгиевна, хочу возвра­титься к вашей книге. Там все так собы­тийно, насыщено персоналиями. А в реальной жизни, когда вы возвращаетесь после концерта вечером в квартиру, где нет ни мужа, ни детей, ни внуков, навер­ное, возникает чувство одиночества?

- Я одинока?! Да вы что! Я еще ни ра­зу в жизни не чувствовала себя одинокой. Если у меня в какой-то период не было мужа, то было много друзей, любящих зрителей и слушателей. Жизнь всегда была полна, и об одиночестве задумы­ваться, жалея себя, - такого не было нико­гда. Вот мы больше десяти лет прожили с Володей, моим нынешним пресс-секрета­рем. И что? В итоге разошлись. Но вот как судьба складывается: сейчас вместе работаем, он поверенный во всех моих делах. Я ему за многое благодарна, пото­му что он верный и преданный друг. В жизни ведь все бывает, она сводит лю­дей, разводит, но важно не озлобиться, сохранить нормальные человеческие от­ношения. Мы с Володей верные друзья.

- Если все так хорошо, то почему разо­шлись?

- Жизненные обстоятельства бывают разные. Всего рассказывать не буду, в каждой семье все по-своему складывает­ся. Одно только могу сказать: лучше быть хорошим другом, чем плохой женой. По­судите сами: какая из меня жена? Посто­янно на гастролях, постоянно концерты, встречи, работа с композиторами, с оркестрами, примерки и все такое прочее. А мужу надо, чтобы жена всегда дома его ждала, чтобы на стол накрывала, вела хо­зяйство. Вот у нас когда-то и не сложи­лось. А сейчас мы живем порознь, дру­жим, прекрасно общаемся.

- Людмила Георгиевна, и последний вопрос про вас и вашу книгу: признайтесь, почему вы в ней все время за других «прячетесь», почему предпочитаете говорить о ком и о чем угодно, только не о том, что у вас на самом деле на душе?

- Чтобы быть абсолютно открытой, на­до иметь большую силу воли. У меня ее нет. Это во-первых. А во-вторых, я очень не люблю, когда меня жалеют, боюсь это­го, потому что тогда начинаешь сама себе казаться слабой и никчемной. И если го­ворить о моей книге, то если бы я написа­ла все, что со мной действительно проис­ходило, как со мной люди обходились и что я при этом чувствовала, меня бы обя­зательно стали жалеть. А я этого не хочу, не хочу себя раскрывать при жизни. Мо­жет быть, когда-нибудь откровенная кни­га обо мне и будет написана.

- Кем? Вами?

- Да, теперь уже без всяких помощ­ников сама сяду и напишу не спеша. Дневники свои открою, перечитаю. Ког­да-то было желание и время их вести, но не занимаюсь этим уже давно - бумаге перестала доверять, все держу в серд­це. Все думаю, что времени впереди еще много, а годы-то - как вода. Но мне Бог помогает. Меня недавно, всего 15 лет назад окрестили. А раньше... Отец, старый партиец, не разрешал маме и бабушке меня крестить. Потом, уже в возрасте, я стала постоянно носить на цепочке талисманчики - Богородицу и крестик, но при этом не крещеная была. Чувствую - какой-то дискомфорт, необъ­яснимо тяжело их носить. Одна знако­мая посоветовала: «Окрестись ты, не мучайся». Я в тот же день позвонила владыке Питириму, мы с ним давно зна­комы, и попросила меня окрестить. Вот так, теперь я с Богом.

     Ольга ДАНИЛЬЧЕНКО

Комментариев нет :

Отправить комментарий