воскресенье, 2 марта 2014 г.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР

Генрих Саулович АЛЬТШУЛЛЕР (1926 – 1998), псевдоним - Генрих Альтов, автор ТРИЗ-ТРТС (теории решения изобретательских задач - теории развития технических систем), изобретатель, писатель.

Родился 15 октября 1926 года в Ташкенте. В 1931 г. семья переехала в г. Баку. Родители - журналисты. Поступил в Азербайджанский индустриальный институт. С первого курса в феврале 1944 г. добровольно пошел в армию. Учился в 21-й Военно-авиационной школе первоначального обучения пилотов. После окончания Великой Отечественной войны был направлен в Баку; служил в инспекции по изобретательству Каспийской военной флотилии, был командиром отделения хим. разведки в/ч 11513.

Изобретал с детства. Среди его первых изобретений - катер с ракетным двигателем, пистолет-огнемет, скафандр. Первое авторское свидетельство на изобретение получил в 17 лет. Главной целью жизни стала разработка ТРИЗ (теории решения изобретательских задач). Основной постулат ТРИЗ-ТРТС: технические системы развиваются по определенным законам, эти законы можно выявить и использовать для создания алгоритма решения изобретательских задач.

В 1948 году написал письмо Сталину (вместе с Р. Шапиро) с резкой критикой положения дел с изобретательством в СССР. 28 июля 1950 г. был арестован, без суда приговорен Особым совещанием МГБ к 25 годам лишения свободы. В лагере сделал несколько изобретений. В октябре  1954 года  реабилитирован.

После освобождения вернулся в Баку. С 1990 г. до конца жизни жил в Петрозаводске (Карелия).

Первая публикация, посвященная теории изобретательства, - статья “О психологии изобретательского творчества” (Альтшуллер Г.С., Шапиро Р.Б. О психологии изобретательского творчества//Вопросы психологии. - 1956, № 6).  Устроиться на работу реабилитированному было практически невозможно. Г.С. Альтшуллер сформулировал проблему трудоустройства в виде изобретательской задачи: “Надо работать и нельзя работать”. Решение задачи нашел в виде: “Надо писать фантастику”.

У него возникали изобретательские идеи, граничащие с фантастикой, и фантастические идеи на грани с реальной техникой. Часто приходилось спорить с экспертизой, доказывая, что изобретение все-таки реально. И однажды, не сумев убедить экспертов, он написал фантастический рассказ, использовав идею своего изобретения... Как писатель-фантаст дебютировал рассказом “Икар и Дедал” в 1958 г.

Все научно-фантастические произведения печатал под псевдонимом Г. Альтов. Один из ведущих отечественных писателей-фантастов 1960-х годов Генрих Альтов ставил задачу: методами литературы показать развитие науки и техники в направлении идеала.

Проводил семинары по ТРИЗ по всей стране.

Организовывал первые в стране школы изобретательского творчества, общественные университеты научно-технического творчества  во многих городах. Число таких школ в 80-е годы превышало 500. В 1974 г. о занятиях в Азербайджанском общественном институте изобретательского творчества, проводимых Г. Альтшуллером, был снят фильм “Алгоритм изобретений” (“Центрнаучфильм”).

Преподавал ТРИЗ школьникам. С 1974 г. по 1986 г. вел изобретательский раздел  в газете “Пионерская правда”. Им было проанализировано полмиллиона писем школьников с решениями изобретательских задач. На основе этого опыта написана книга: “И тут появился изобретатель” (1984, 1987;  доп. и перераб., 1989; 2000).

Помимо большого количества книг, им написаны десятки статей по теории решения изобретательских задач, многие из которых  переведены на иностранные языки.

Десятки тысяч людей во всем мире успешно используют созданные им методы для решения творческих проблем в различных областях человеческой деятельности.


От том, как российская «вертикаль» старается свести на нет усилия этого человека и его последователей – см. в «Обывателе» в разделе Гласность/Россия.
Генрих АЛЬТОВ

Рассказ

Ураган был насыщен электричеством. В придавленных к земле тучах извивались огненные нити. Вихри налетали на пульсирующее фиолетовое пламя, рвали его в клочья и раскидывали по небу. В зените горело накаленное до синевы пятно - "глаз бури". Из мрака, окружавшего "глаз бури", с лихорадочной поспешностью вонзались в землю широкие клинки молний. Плотная дождевая завеса вспыхивала временами подобно струе расплавленного металла. Ветер с нетерпеливым воем подхлестывал искрящиеся потоки воды. Они сталкивались, сплетались в клубок и мгновенно вскипали, разбрасывая багровую пену.



Пилот долго стоял у оконного стекла, прислушиваясь к хриплому реву бури.

- Спектакль, - сказал он наконец. - Пиротехника, а не ураган. "Синей птице" нужны серьезные испытания. Скажите, доктор, это все, что смогли сделать ваши метеорологи?

Врач (он сидел на диване, в глубине комнаты) посмотрел на пилота. "Как скала, - подумал он. - Странно, что никто не догадался сфотографировать его так: черный силуэт и молнии".

- Совсем неплохой ураган, - ответил врач. - Одиннадцать баллов. Центр урагана - у взлетной площадки. Мы стараемся не очень шуметь: в шестидесяти километрах восточнее начинается зона леспромхоза.

- Одиннадцать баллов? - переспросил пилот. - На Юпитере даже в верхних слоях атмосферы "Синяя птица" встретит ураганы вдесятеро сильнее. Я привез снимки, сделанные с разведывательных ракет. Плохо, если для ваших метеорологов одиннадцать баллов уже предел.

- Это не предел, - сказал врач. - Мы ждали вас завтра. Сегодня метеорологам заказали обычный ураган. Они выполнили заказ, и только. Если им закажут катастрофический ураган, они сделают катастрофический. Даже сверхкатастрофический.

Пилот отошел от окна и остановился посредине комнаты. Он внимательно и с едва заметным недоумением оглядел высокие книжные стеллажи и большой, заваленный книгами стол. Врач знал этот взгляд. Людям, редко бывающим на Земле, всегда кажется странной нерасчетливая просторность земных помещений.

- Машину надо испытывать в самых жестких условиях, - повторил пилот.

Врач мог еще на несколько минут оттянуть неизбежный разговор - и ему

очень хотелось это сделать. Но он ответил:

- "Синюю птицу" можно не испытывать. Она уже прошла все испытания.

Пилот вернулся к окну и опустил штору. Плотная металлизованная ткань скользнула вниз. Сразу стало тише. Зажглись лампы, спрятанные за матовой поверхностью стеклянного потолка.

- Поговорим? - спросил пилот. Врач молча показал ему на кресло. Уже опускаясь в кресло, пилот заметил голубую пластмассовую трубочку, лежащую на столе, между страницами раскрытой книги.

- Калейдоскоп? - удивленно произнес он. Его светлые глаза потемнели, и лицо сразу стало добрее. - Это... ваш?

- Генерального Конструктора, - ответил врач. Пилот взглянул на врача.

Это был беглый взгляд, не больше, но со свойственной астронавтам способностью мгновенно схватывать главное, пилот увидел в глазах собеседника напряженное ожидание.

- Скажите, - осторожно спросил пилот, - Генеральный Конструктор... он никогда не летал?

Врач пожал плечами:

- Что значит - летать?

Пилот снова взглянул на врача. Лицо у врача было подвижное, очень худое, с нездоровой желтизной.

- Летать - значит подниматься над землей на машине, - вежливо объяснил пилот.

- В таком случае Генеральный Конструктор летал, - сказал врач. – Он летал в тот день, когда вас встречали после первого рейса к Меркурию.

Генеральный Конструктор был тогда... мальчишкой. Он хотел походить на вас.

Хотел летать. В тот день он попытался взлететь на своей первой машине. Он построил ее из кусков фанеры и дюраля. Игрушка. Но эта... машина взлетела. На пятнадцать метров. А потом упала. Вот, собственно, все. Ходить он начал через три года. Сначала на костылях. Летать ему не разрешали. Даже на пригородных вертолетах.

Ураган постепенно выдыхался. За окном ровно гудел ветер.

- Так, - сказал пилот. - У вас должны быть хорошие испытатели. Конструктору нелегко, если он никогда не летал на настоящих машинах.

- У нас нет испытателей. Генеральный Конструктор всегда сам испытывал свои машины. Он сам провел все испытания "Синей птицы". Сегодня... сегодня он тоже летал.

- Он погиб восемь дней назад, - медленно произнес пилот. - Он погиб, а мертвые не летают.

Врач отрицательно покачал головой. Нужно было многое объяснить; это угнетало его. Он взял лежащий на книге калейдоскоп и придвинул книгу к пилоту:

- Вот, посмотрите. Орел летел к Солнцу - и погиб. Погиб в полете... и не упал, а продолжал лететь.

Книга была открыта на других стихах, но пилот узнал автора и вспомнил эти строки:

Он умер, да! Но он не мог упасть,

Войдя в круги планетного движенья.

Бездонная внизу зияла пасть.

Но были слабы силы притяженья...

Пилот мягко сказал:

- Это поэзия.

- Да. Это поэзия, - машинально повторил врач.

У него дрожали руки, и в калейдоскопе жалобно звенели стекла.

* * *

- Так, - медленно произнес пилот после продолжительного молчания. - Так. Но вы сами сказали, что Генеральный Конструктор никогда не поднимался на настоящих машинах. Автопилоты? Нет. Для испытаний новой машины, для полета сквозь ураган нужен человек. Нужны ум, смелость, воля, выдумка.

- Да, - сказал врач. - Машины могут делать то, что могут. Человек умеет делать и невозможное.

- Значит, автопилоты исключены. Генеральный Конструктор управлял кораблем с Земли. Только так. Но если это обычное радиоуправление, нужна очень точная координация движений. Нужно уметь мгновенно перенести руку с

одного рычага управления на другой, нужно... почти такое же здоровье, как и для полетов. Нет, это тоже исключено. Остается одна возможность - биоэлектронное управление на расстоянии. Так?

- Да, - коротко ответил врач.

- Хорошо, - продолжал пилот. Теперь он говорил увереннее, жестче. - Значит, биоэлектроника. Человек сидит на Земле, у пульта управления, следит по приборам за полетом машины и мысленно передвигает рычаги управления. Аппаратура усиливает возникающие в мозгу и мышцах биотоки, рация передает сигналы на машину. Я видел такой полет. В ясную, безветренную погоду эта штука поднялась метров на сто и не спеша описала круг над площадкой. Потом приземлилась. Летающий диван...

   Врач нетерпеливо перебил:

- "Синяя птица" - четвертая его машина. И все они испытывались только им. Это совсем иначе. Он сидел в кресле. И никакого пульта, никаких приборов. Вы понимаете - ничего! Он сидел с закрытыми глазами и мысленно представлял себе весь полет - от взлета до посадки. Он представлял себе - во всех деталях - каждое движение пилота. Биотоки записывались. На пленке - две серии колебаний: одна - мысленные условия полета, вторая - мысленные действия человека. Потом эта запись служила программой для электронных автоматов на ракетоплане. Машина воспроизводила полет, мысленно совершенный человеком. Приборы регистрировали поведение корабля. Вносились изменения в конструкцию. И снова проводились испытания - в более сложных условиях. Человек представлял себе эти условия, мысленно переживал полет - и запись биотоков пополняла электронную память управляющих автоматов... Я знаю, что вы хотите сказать. Знаю! Да, могут быть непредвиденные обстоятельства. Но и машина имеет разные записи. Человек переживает полеты в самых различных условиях. Предусматривает все случаи, которые могут встретиться в реальном полете.

- Нельзя предусмотреть все, - возразил пилот. Он старался говорить спокойно. - Это - как калейдоскоп. Вы можете предусмотреть бесчисленные сочетания стеклышек?

- Я не могу, - твердо сказал врач, глядя на калейдоскоп. – Генеральный Конструктор... он мог. Он знал свои машины. Он начинал с простых полетов и постепенно переходил к более сложным. После каждого мысленного полета совершались контрольные реальные полеты. У нас не было ни одной аварии.

Испытания "Синей птицы" ведутся уже полгода. Генеральный Конструктор совершил тридцать шесть полетов к Юпитеру. Обычное кресло и обычная комната. Воображаемые полеты - каждый раз все дальше и дальше в глубь атмосферы Юпитера. Вот вы... вы, в сущности, едва коснетесь атмосферы Юпитера. Перегрузка. Пока на ракетоплане человек, большего не достигнешь. Корабль выдержит, человек - нет. Генеральный Конструктор мог опускаться

очень глубоко. В этом преимущество его метода. И еще в том, что можно собрать электрограммы мысленных и реальных полетов, выполненных лучшими пилотами, и тогда автоматы будут иметь обобщенный человеческий опыт. Не только опыт, но и человеческую смелость, человеческую самоотверженность. Человеческий стиль, которого нет у обычных электронных машин. Можно отпечатать комплект электрограмм сто, тысячу раз. Для многих кораблей. Для многих машин здесь, на Земле. Да. Мы не успели...

- Так, - сказал пилот. - Мысленные полеты к мысленному Юпитеру. Можно представить себе самый страшный ураган, но будет ли он таким, как реальный?

- Будет! - с неожиданной злостью выкрикнул врач. - Нет таких ураганов, которые человек не мог бы себе вообразить. Мысль человека - это... это... Поймите простую вещь. Физические возможности человека ограниченны. Природа скупо отмерила какие-то пределы. Да, да, разумеется, можно их перейти. Можно создать трехметровых людей, сильных и выносливых. Но это, в сущности, ничего не изменит.

Пределы есть, их можно лишь несколько отодвинуть. И только одна способность человека не имеет никаких пределов - это способность мыслить. Вы... понимаете?

Пилот кивнул головой:

- Понимаю. Я все понимаю, кроме одного. Меня пригласил Генеральный Конструктор. И вот сегодня здесь смотрят на меня как на врага. Почему?

Врач положил на стол калейдоскоп и устало потер глаза.

- Почему? - повторил пилот.

- Трудно объяснить, - сказал врач. - Понимаете, мы все когда-то сомневались, что Генеральный Конструктор... ну, что он сможет... Потом мы поверили, и с этого времени все здесь работали и жили во имя одного. Мы поняли, что это такое - человеческая мысль. Нет, я не то хотел сказать. Вот представьте себе, что люди работают с каким-нибудь мощнейшим реактором. Или с электронной установкой. Это машины. Ими можно восторгаться - и только. А мы экспериментировали с человеческой мыслью. Мы видели ее безграничную силу. Нет, дело даже не в силе.

Мы чувствовали обаяние человеческой мысли, ее могучую красоту. Да. Мы знали, что наши машины летают лучше всех пилотов - кроме вас. С вашим именем здесь связывали последний рубеж, который надо преодолеть.

- И вы... преодолели? - спросил пилот. Врач посмотрел ему в глаза и твердо ответил:

- Да, конечно. Но Генеральный Конструктор... его нет, а вы - здесь.

* * *

В оконное стекло настойчиво скребся дождь.

Пилот просматривал акты испытаний "Синей птицы". Их было много, этих актов.

Машина испытывалась жестко, в самых различных условиях. Вместе с актами в папке лежали написанные от руки три страницы - что-то вроде черновика докладной записки. Генеральный Конструктор не успел закончить

записку. Она обрывалась на половине фразы: "Я считаю, что полет к Юпитеру корабль должен..."

Пилот встал и открыл окно. "Дождь, - подумал он, - снова дождь. На Земле всегда дождь". Он усмехнулся. Дождь шел на Земле не всегда. Но там, где проводились испытания новых машин, обычно была скверная погода.

Дождь шуршал листьями деревьев.

Так было и три года назад. Три года назад пилот впервые подумал, что останется на Земле. Смешная мысль! Вертолет, который должен был доставить его на ракетодром, опоздал на семь минут. Только и всего.

Пилот часто думал о Земле. Когда-то, поднявшись в Космос, он впервые увидел оттуда Землю. Он мог часами смотреть на голубой шар, окутанный радужной дымкой. Он восторгался красотой Земли и одновременно радовался тому, что смог подняться над ней.

С годами у него появилось другое восприятие Земли, потому что с Землей были связаны многие опасности. Приходилось преодолевать силу земного тяготения, пробивать радиационный пояс, избегать притягиваемых Землей метеоритов.

Пилот любил Землю. Но однажды он поймал себя на том, что думает о ней с непонятной ему самому тоской. Это не была тоска по Земле. И три года назад, ожидая вертолета, он вдруг понял, что это за тоска. Вертолет запоздал на семь минут, и в эти семь минут, стоя под мокрым от дождя кленом, он вдруг с предельной ясностью осознал, что рано или поздно ему придется навсегда вернуться на Землю.

С той поры он всячески избегал бывать на Земле. Он заставил себя не думать о том, что неизбежно должно было случиться...

Пилот внимательно вслушивался в звуки дождя. Невидимые в темноте дождевые струи ритмично стучали по асфальту. Ворчала, фыркала, гудела водосточная труба. Звенели дождевые капли, падая на пластмассовый подоконник. Дождь имел множество голосов, и это казалось пилоту до странности неожиданным.

"Отвык, - думал пилот. - Но я вернусь на Землю. Вернусь насовсем. Тогда мне останется одно - мысленные полеты по мысленным маршрутам. Обидно... - Он рассмеялся. - Доктор прав: мысль сильнее всего. Сильнее и быстрее. Но она не может дать того, что дает человеку дело".

Он вернулся к столу и отыскал подколотый к одному из актов фотоснимок. Это была увеличенная копия отрезка электрограммы. Вдоль снимка, разделенные шкалой отсчета времени, проходили две серии сложных колебаний; каждая серия представляла собой наслоение множества биотоков. Пилот долго рассматривал снимок. Он смотрел на сплетение изломанных линий и пытался представить себе, о чем думал Генеральный Конструктор в ту десятую долю секунды, когда приборы фиксировали эти колебания.

Повинуясь каким-то своим законам, мысли пилота снова вернулись к Земле. Он прислушался к шуму дождя и подумал, что вообще плохо знает Землю. На краю стола все еще лежала раскрытая книга. Пилот отыскал стихи, о которых говорил врач. Он начал их читать и остановился на строках: «Его зачаровала машина, И властно превратила сердце в солнце».

Он отложил книгу и, быстро сдвинув в сторону акты испытаний, взял последний лист записки. Только теперь пилот понял, как должна была оканчиваться последняя фраза: "Я считаю, что полет к Юпитеру корабль должен совершить без человека".

Пилот вновь стал перечитывать акты испытаний.

Дождь шуршал листьями деревьев.


* * *

Через час вернулся врач и пригласил пилота к заместителю Генерального Конструктора. Складывая в папку акты испытаний, пилот сказал:

- Завтра метеорологи должны сделать все, что в их силах. Мне нужен настоящий ураган.

- Да, - коротко произнес врач.

- Я хотел бы видеть метеорологов, - продолжал пилот. - Ураган должен быть... ну, как на Юпитере.

- Сегодня вам надо отдыхать, - возразил врач.

- Мне нужен настоящий ураган, - настойчиво повторил пилот. – Нельзя лететь к Юпитеру и не верить в машину.

- Настоящий ураган? - переспросил врач. - Послушайте... Генеральный Конструктор погиб, исследуя Юпитер. Это был тридцать седьмой полет. Мысленный полет на мысленный Юпитер. Обычная комната и обычное кресло. Но сердце не выдержало.

* * *

Пост наблюдения находился глубоко под землей. Однако и сюда, сквозь толщу земли, проникал гул урагана.

В тесной, с невысоким потолком комнате перед телеэкраном сидели двое - инженер и врач.

На экране было видно: "Синяя птица" приближалась к ракетодрому. У стартовой площадки зажглись мощные прожекторы - и тотчас погасли. Их лучи не могли пробить черную толщу урагана.

Багровый отсвет молний едва просачивался сквозь спрессованные вихрями тучи. Временами этот отсвет надвигался на "Синюю птицу", и тогда позади корабля на сплошной стене туч возникала гигантская черная тень. Молнии гасли, оставляя тускло мерцающие провалы, сквозь которые шел корабль - единственная наделенная разумом частица материи в хаосе ветра, воды, огня.

Машина была невелика - одна из тех, что совершают космические перелеты на борту просторных лайнеров, а потом спускаются для разведки неисследованных планет.

"Синяя птица" предназначалась для битвы с тем, что могло подстерегать ее в атмосфере чужой планеты. И все на корабле - вытянутый, без единого выступа корпус, отогнутые назад короткие, резко очерченные крылья, спрятанные до времени инфракрасные излучатели, - все предназначалось для битвы. Этой же цели служила и огромная, несоизмеримая с небольшими размерами корабля, сила ионных двигателей.

"Синяя птица" снижалась, преодолевая натиск урагана. Главной опасностью были периоды мгновенного затишья. Ураган отскакивал назад, и корабль проваливался в пустоту, в ничто. В такие мгновения из тормозных дюз вырывались острые языки белого пламени.

Над экраном мигнула желтая лампочка. В динамике послышался голос пилота:

- Я - "Синяя птица". Вызываю метеоролога.

Другой голос, вибрирующий от едва сдерживаемого волнения, ответил:

- Метеоролог слушает! "Синяя птица", главный метеоролог слушает...

- Я - "Синяя птица", - повторил пилот. - Прошу изменить программу испытаний. Вы можете сделать нечто неожиданное?

- Нельзя менять программу испытаний. Это... опасно.

- Я спрашиваю: вы можете сделать нечто неожиданное?

После некоторого раздумья метеоролог ответил:

- Да. Если прикажет заместитель Генерального Конструктора.

Инженер, пожилой, очень спокойный человек, придвинул микрофон и сказал:

- Разрешаю.

- Да, - вновь послышался в динамике голос метеоролога. - Понял. Я сделаю...

- Не надо, - перебил его пилот. - Вы слышите, я не должен знать, что именно вы сделаете. Испытание должно быть неожиданным.

Инженер отодвинул микрофон.

- Я знал, что так будет, - сказал он врачу.

Руки инженера бегали по клавиатуре управления. Изображение на экране расплылось, исчезло, потом возникло вновь. Теперь была видна другая часть ракетодрома.

Отсюда навстречу кораблю двигалась туча, похожая на грубо обрубленную глыбу серого гранита. Она медленно ползла, подминая обрывки других туч. И в этом безмолвном движении было больше угрозы, чем во всем бесновании урагана.

Инженер повернул рычажок настройки. Масштаб изображения на экране уменьшился, и стал виден весь ракетодром.

Туча надвигалась, постепенно заполняя небо. На взлетной площадке вновь вспыхнули прожекторы.

- Смотрите, - глухо сказал врач.

Нижняя поверхность тучи, до этого почти ровная, вдруг начала вытягиваться, превращаясь в беловатый конус. Вершина конуса быстро приближалась к земле. Казалось, туча вытянула чудовищной величины щупальце. А снизу уже тянулось другое щупальце, такое же чудовищное.

Над экраном тревожно замигал красный сигнал. Инженер включил динамик. Молодой голос с нарочитой медлительностью произнес:

- Служба безопасности полетов. Смерч с юго-востока. Антигрозовые ракеты готовы к старту. Жду распоряжений.

- Скорость... какая скорость? - спросил инженер.

Динамик ответил голосом главного метеоролога:

- Семнадцать метров в секунду.

Инженер улыбнулся:

- Наконец-то наш метеоролог дорвался!..

Врач пожал плечами.

На экране было видно: смерч шел к кораблю.

Он шел, окутанный облаком пара. Он был похож на гигантскую змею.

Вспыхнули лучи прожекторов. Метнулись по черному небу, уперлись в извивающийся столб смерча.

Метеоролог спокойно докладывал:

-Двадцать шесть метров в секунду... Двадцать девять...

В ярких лучах прожекторов смерч казался полупрозрачным. В нем – сверху вниз - стремительно неслись клочья туч, похожие на бурые клубы дыма. Нижняя часть смерча судорожно извивалась, нащупывая опору для прыжка.

Инженер распорядился выключить свет. Прожекторы погасли, и только один луч еще некоторое время упирался в серое туловище смерча, словно пытаясь сдержать его неотвратимый натиск.

Смерч шел к "Синей птице".

Машина начала разворачиваться, и смерч (он стал теперь иссиня-черным) тотчас же двинулся ей наперерез. Динамик прохрипел:

- Снесло перекрытие ангара! Начисто снесло...

И снова молодой голос произнес с нарочитой медлительностью:

- Служба безопасности полетов. Антигрозовые ракеты готовы...

Инженер выключил динамик.

- Конец, - прошептал врач. - Теперь конец. С этим мог бы справиться только Генеральный Конструктор.

Он обернулся к инженеру:

- Прикажите... пусть передаст управление биоавтомату! Вы слышите - пусть пилот передаст управление...

Инженер ничего не ответил.

Смерч надвигался на "Синюю птицу". Он хищно изогнулся, и в центральной его части возникло черное полукольцо.

Врач бросился к двери. Инженер, не отрываясь от экрана, сказал:

- Там ураган. Осторожнее.

   * * *

Пилот и врач сидели под крылом "Синей птицы". Они сидели на взрыхленной ураганом земле, еще влажной, пахнущей сыростью. С передней кромки крыла лениво падали капли воды.

Пилот смотрел на небо. От яркого полуденного солнца небо казалось

бесцветным. И только у горизонта проступала голубизна, сливающаяся с темной полоской далекого леса.

- Клесты, - сказал пилот. - Смотрите, летят клесты! Их и буря не взяла...

- Привыкли, - отозвался врач. - Они привыкли. Скажите, вы... вы с самого начала перешли на биоэлектронное управление?

- Да, - ответил пилот, внимательно наблюдая за птицами. - Я не притронулся к штурвалу. Я думал, что смогу в случае необходимости... ну, вы понимаете... А потом увидел, что он (пилот так и сказал - "он") принимает решения быстрее меня. На секунду, на полсекунды, на мгновение - но быстрее. И еще... как бы это сказать... увереннее. Словно он уже не раз проходил через это - и все знает.

- Он знает, - сказал врач, поднимая воротник плаща. - Вы... застегните куртку. После урагана погода устанавливается не сразу. Да... В "Синей птице" есть частица человеческой души. Большой человеческой души. Маркс говорил о машинах: овеществленная сила знания. Тридцать семь полетов к Юпитеру...

- Тридцать семь, - повторил пилот. - Теперь он уйдет в тридцать восьмой. Без меня. Когда смерч приближался к машине, я подумал, что можно сжать электрограммы. Как при киносъемке: запись вести замедленно, а проецировать с обычной скоростью. Мысль быстрее движения руки, но мы можем создать нечто еще более быстрое, чем мысль.

- Генеральный Конструктор для этого и пригласил вас, - сказал врач. - Он знал, что так будет. Скоро закончится монтаж новой машины. Это... для вас.

Пилот посмотрел на "Синюю птицу":

- Неужели нельзя создать машину, которая не потребует от летчика такого напряжения?

- Нет, - ответил врач. - Нельзя. Вот, скажем, "Синяя птица". Сейчас это рекордная машина. Полет на ней невозможен без предельного напряжения физических и духовных сил. Пройдет лет десять, машину усовершенствуют – и летать на ней сможет каждый. Но к этому времени она уже не будет рекордной. Появятся новые машины. Они предъявят летчику еще более суровые требования. Генеральный Конструктор знал, что ему никогда не придется летать на настоящих машинах.

"Синюю птицу" невозможно удержать в руках. С ней может справиться только человеческая мысль.

Они долго молчали. Потом пилот, все еще глядя на "Синюю птицу", произнес:

- Овеществленная сила знания... Да, это так. Хорошо сказано.

Врач улыбнулся:

- Это поэзия.

- Да, это поэзия, - согласился пилот.

Рис. Натальи Шумак. 

Генрих АЛЬТШУЛЛЕР

ЧТО БУДЕТ ПОСЛЕ

ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ПОБЕДЫ

Фрагмент статьи

(Этой работе – более 10 лет. Но как она актуальна…)

Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит.

Ф. Энгельс. Диалектика природы.

Есть три основных типа разрушающего воздействия современной технической цивилизации на природу:

1. Преступное разрушение природы.

Наиболее откровенная форма уничтожения природной среды. Например, поджоги леса: в пожарах гибнут сотни тысяч гектаров леса. Сброс отходов с танкеров - в открытом море, тайком. Сброс - в реки и озера - отходов нефтеперерабатывающей и химической промышленности. Выброс вредных газов в атмосферу - вопреки всем санитарным нормам.
Недопустимость преступного разрушения природы в какой-то мере осознана обществом. Законы, защищающие природу от варварского истребления, постоянно ужесточаются.

2. "Законное" разрушение природы.


Законы позволяют разрушать природу в определенных, якобы безопасных для природы, пределах. Через каждые 10-15 лет выясняется, что пределы эти надо резко ужесточить: нормы пересматривают, делают более жесткими, но в большинстве случаев бывает уже поздно... Казалось бы, надо сразу ввести очень жесткие нормы. Но это разрушило бы основы технической цивилизации. Так, чтобы ликвидировать фотохимический смог в Лос-Анджелесе, надо запретить автомобильное движение. Кто пойдет на это?.. "Законное" разрушение природы продиктовано экономической целесообразностью. Изменить понятие "целесообразности" трудно: надо изменить представление о человеческих ценностях. Пока в споре "автомобиль в центре города или лес на окраине города" безусловно побеждает автомобиль...

Разумеется, есть и такое "законное" разрушение, которое не диктуется железной экономической необходимостью. Такова ситуация с целлюлозными предприятиями на Байкале. Площадь усыхающих лесов в районе Байкала составляет сейчас полмиллиона гектаров, гибнет рыба, изменяется состав воды... Получение какого-то дополнительного количества целлюлозы перевешивает - как фактор экономической "целесообразности" - ценность уникального природного региона.

Иногда "законное" разрушение природы идет не непосредственно, а по цепочке. Закон не запрещает строить танкеры все большего водоизмещения. Но большой танкер - это много нефти, сосредоточенной на одном корабле. А море остается морем - со всеми его опасностями, и если гибель небольшого танкера - опасная авария, то гибель супертанкера, перевозящего полмиллиона или миллион тонн нефти, - это катастрофа планетарного масштаба.

Бурно развивается авиация: растет число самолетов, увеличивается мощность двигателей и высота полетов. В атмосферу - на "законном" основании - выбрасывается все большее количество вредных газов. Закон не видит нарастающей опасности разрушения озонного слоя в атмосфере. Между тем, озон защищает все живое на Земле от губительных ультрафиолетовых лучей.
Нарастает мощность лазерных устройств - закон пока не задумывается над возможными последствиями воздействия мощных лазерных лучей на атмосферу...

Законы стремятся не задеть интересы экономики. Законы не заглядывают в будущее. Этим объясняется все более мощное "законное" разрушение природы.

Здесь есть определенные резервы. Законодательство может быть более суровым и более дальновидным. Но резервы эти не слишком велики: нельзя заметно притормозить экономическое развитие и научно-технический прогресс.

3. Необходимое вытеснение природы.


Численность населения на планете быстро увеличивается. Нужны новые города, новые заводы и фабрики, новые дороги... Нужно новое место для технического мира - взять это место неоткуда - можно только отнять его у природы.

Предположим, искоренено преступное разрушение природы, изданы мудрые и дальновидные законы, положившие конец хищническому развитию экономики, нет откровенно преступного истребления природы и нет "узаконенного хищничества". Все равно техника будет стремительно вытеснять природу: нужно место для увеличивающегося населения, нужно место для техники, обеспечивающей высокий уровень благосостояния всему быстро растущему населению планеты.

Предположим невероятное: уже сегодня введены эффективные меры уменьшения темпов роста населения Земли. В самом идеальном случае эти меры скажутся через три-четыре поколения. А этого времени сверхдостаточно для практически полного вытеснения природы техникой.

Мысль 1

Сегодня еще существует шаткое равновесие природы и техники, но потенциально природа обречена; она неизбежно будет вытеснена стремительно растущей техникой - даже если хищническое истребление природы (незаконное и "законное") будет прекращено.
Мысль о том, что природа даже в самом идеальном случае неизбежно будет вытеснена техникой, встречает сильное психологическое сопротивление. "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда..."
Наиболее распространенный довод: на нашей планете еще много свободного места. Действительно, города, производственные предприятия, дороги занимают всего 3,2 процента земельного фонда нашей планеты; пашни и сады - 10,6; пастбища - 23,2; водохранилища, реки и озера - 2,4 процента. Итого - 39,4 процента имеющегося фонда. Как будто не так и много - меньше половины. Но что представляют собой оставшиеся земли? Ледники, пески и земли, испорченные человеком, - 15 процентов; леса - 30; пустыни - 6,9; болота - 3; тундра - 5,5 процента.

Земля поделена без остатка! Уже прекратился рост площадей, отведенных под пашню. Площадь лесов ежегодно уменьшается на 1,7 процента (то есть на 0,5 процента от всего фонда). Это катастрофические темпы: не будет лесов и океанов - не будет кислорода в атмосфере. Осваивать пустыни? Очень дорогое и медленное дело! Вот Каракумский канал. Бетонное русло строить было дорого - канал имеет земляное русло, через которое теряется 17 процентов воды. 170 тысяч литров воды в секунду!
Поднимается уровень грунтовых вод, образуются соляные озера... Последствия предсказуемы только в одном: ничего хорошего ждать не приходится. Осушение болот? Нарушается экологическое равновесие, исчезают многие виды растительности, вымирают некоторые виды животных... Необходимо все - и пустыни, и болота, и леса. То, что можно было взять у природы, в основном уже взято...

Другой довод: техника, развиваясь, стремится к миниатюризации, современные ЭВМ в тысячи раз компактнее ЭВМ первого поколения. Да, рабочие элементы современных машин становятся компактнее: увеличивается производительность на единицу веса и объема. Но именно это создает условия для взрывного роста массовости машин: в тысячу раз меньше объем, но зато в тысячу раз больше число рабочих элементов, и в тысячу раз больше места на Земле занимает тот или иной вид машин, и тем больше пространства нужно для производства и обслуживания микротехники.

Еще один довод: технику можно вывести в космос... Напрасная надежда! Выход в космос требует особо интенсивного расширения производственных площадей на Земле: нужны новые добывающие, перерабатывающие, машиностроительные предприятия. Нужны новые города, дороги, космодромы...

Природа обречена. При самом бережном отношении она все равно будет вытеснена техникой. Даже если мы попытаемся затормозить развитие техники, тормозной путь окажется слишком длинным.

Через три-четыре поколения человечеству предстоит жить в мире, в котором природа будет на задворках. Леса пройдут стадии заповедников, потом парков, потом садов и превратятся в чахлые скверики. Пашни станут полутеплицами. Атмосфера загрязнится до недопустимых для человека норм... Может быть, это произойдет не за три-четыре, а за пять-шесть поколений - какая разница?! Важно другое: это неизбежно произойдет, это произойдет неотвратимо даже при самом бережном отношении к природе, произойдет - потому что это уже запрограммировано. Мы не успеем сменить стиль жизни, не сумеем понять, что "природные ценности" несоизмеримо выше "автомобильных ценностей". У нас не осталось времени, чтобы перестроиться и спасти природу.

Но есть - еще есть! - время, чтобы взглянуть правде в глаза и подготовиться к жизни в новом техническом мире.
До сих пор техника имела дело, так сказать, с бесприродными "микромирами". Искусственные, технические миры создавались в ограниченном пространстве: в подводных лодках, в кабинах самолетов, на космических аппаратах, в какой-то мере - в производственных и жилых помещениях. В основном же цивилизация была природно-технической. Природа не исключалась, она работала вместе с техникой (и наоборот - техника вместе с природой).

Тем не менее, в развитии техники очень важное значение имели задачи, выдвигаемые для создания и совершенствования бесприродных "микромиров". Они были одним из главных приводов технического прогресса. Создание и функционирование большого бесприродного технического мира потребуют решения множества технических задач. Нужды нового мира на долгое время станут основным фактором, определяющим будущий технический прогресс.

Мысль 2

Проектирование бесприродного технического мира (БТМ) позволит заранее выявить задачи, жизненно важные для существования и развития цивилизации, и своевременно подготовиться к их решению. Таким образом, проектирование БТМ даст стержневую линию не только для социального, но и для технического прогнозирования.
Сейчас мы щедро оплачиваем исполнение наших желаний валютой природных ценностей. Захотели обзавестись миллионами автомобилей - пожалуйста! Заняли автодорогами тысячи и тысячи километров природного простора, изломали природу нефтедобычей и нефтепереработкой... Захотели издавать несметное количество печатных изданий - пожалуйста! Пустили под топор леса - источник кислорода...

Перенести такой мир в бесприродные условия невозможно: нечем платить. БТМ должен быть основан на иных принципах.
Мысль о неизбежности мира без живой природы пугает наше воображение. Но отключим на время эмоции и попытаемся трезво оценить возможность создания БТМ.

Принципиальная осуществимость БТМ зависит, прежде всего, от возможности или невозможности техническими средствами сделать то, что природа делает "автоматически" и "бесплатно":

обеспечить человечество кислородом, питьевой водой, пищей, энергией, материалами... Перечень даров природы бесконечен. Природа "автоматически" и "бесплатно" снабжает человечество оптимальными факторами существования: силой тяжести, атмосферным давлением, освещением, температурой и влажностью воздуха.

Природа неутомимо уничтожает отходы. Обеспечивает ритмику: смену времен года, суточный цикл, биоритмы и т. д. Дает надежный защитный комплекс: защиту от радиации, вредных излучений, перегрева и переохлаждения...

В рамках этой статьи мы затронем только вопрос о техногенном обеспечении трех наиболее важных функций природы - снабжения человечества кислородом, пресной водой, питанием. («Обыватель» вынужден ограничиться только одним примером – снабжением кислородом. – Ред.)

"Проектирование БТМ", "жизнеобеспечение в БТМ" - при постановке задач в таком виде может создаться впечатление, что БТМ это нечто, что можно начать и кончить строить, между тем мы уже живем в БТМ.

Мы практически не бываем на открытом воздухе: дом, метро, автобус, цех или другое рабочее помещение, магазины, театры, спортивные залы. Мы не пьем ключевой воды, редки в нашем рационе биологически чистые продукты...
Это первая, начальная фаза БТМ, когда среда обитания в значительной мере уже бесприродна, но жизнеобеспечение еще основано на природных системах.

Следующая фаза - промежуточная: часть функций жизнеобеспечения будет выполняться искусственно, а часть - с использованием природных процессов. При этом "искусственная" часть будет постоянно возрастать.

Наконец, заключительная фаза: идеальный БТМ - мир, в котором степень независимости от природы (точнее: от того, что к этому времени останется от природы) очень высока (порядка 90 процентов) и продолжает увеличиваться.

Создание БТМ - долгий процесс, включающий существенно разные фазы. Полный (идеальный) БТМ отделен от нас, живущих в эпоху "раннего" БТМ, долгими столетиями. Но первоначальные, прикидочные расчеты по жизнеобеспечению человечества целесообразнее относить к полному БТМ - процесс его формирования может оказаться быстро ускоряющимся. Еще одно предварительное - перед расчетами - соображение. По прогнозам ООН к 2080 году население Земли стабилизируется и составит не менее 8 миллиардов человек. К этому времени мощность всех энергетических установок будет составлять примерно 7*10^10 киловатт. Исходя из этих данных, мы и будем вести расчеты.

Обеспечение кислородом.

Для дыхания одному человеку требуется 550-600 литров (0,83 килограмма) кислорода в сутки.
Всему человечеству на весь 2080-й год понадобится 1,6*10^15 литра, а на нужды техники (при современной структуре потребления кислорода) - 6 - 9*10^17 литров. При получении кислорода из загрязненного воздуха глубоким охлаждением затрачивается 0,0004- 0,0016 киловатт-часа на каждый литр кислорода. Для всего человечества это составит 1,9*10^9 киловатта в год, или 0,27 процента вырабатываемой во всем мире энергии.

Чтобы обеспечить замкнутый цикл, необходимо получать кислород из выделяемого при дыхании углекислого газа. При разложении углекислого газа электролизом с применением твердых электролитов на каждый литр кислорода, получаемый в течение часа, требуется установка мощностью 6-8 ватт. На каждого человека необходима установка мощностью 150 ватт, на все человечество- 1,2*10^9 киловатта, или 1,7 процента вырабатываемой в 2080 году энергии.

Обеспечение человечества кислородом в БТМ - относительно несложная задача, если речь идет только о дыхании. Иное дело - искусственное обеспечение кислородом техники: тут требуется вдвое больше энергии, чем ее будет вырабатываться во всем мире.
Техника должна стать бескислородной. Прежде всего, это означает отказ от сжигания угля, нефтепродуктов и газа. Нужен поток новых изобретений по переходу на бескислородные процессы. Сегодня такие изобретения невыгодны. Но создавать и разрабатывать их надо именно сегодня. Завтра будет поздно.

(Опубликовано в сентябре 2008 г.)

22 августа 2010 г.

Комментариев нет :

Отправить комментарий