…29 августа 1926 года, в «Комсомольской правде» было напечатано стихотворение «Гренада». Хотя у его двадцатитрехлетнего автора было опубликовано уже немало хороших сочинений, именно этот день стал днем рождения явления, феномена под названием «Светлов».
«Боже, мы ведь в самом деле были умные»
«Гренада» - она сразу, сама собой поется, не побуждая к размышлениям. Но если все же задуматься… Некий мечтатель-хохол, оправдывая свой романтический порыв (бросив все, ринулся воевать неизвестно с кем), вдохновенно врет, будто бы в какой-то книге прочитал про испанскую Гренаду. Ни в какой книге этого не могло быть, потому что не существует такой «волости» в Испании. Цель мечтателя-хохла - якобы «землю крестьянам в Гренаде отдать», но воюет-то он в каких-то степях, и близко не подступающих к той земле.Во время некоей большой передислокации войск, когда даже кони устали скакать, кто-то убивает мечтателя-хохла. Ни один из комиссаров в пыльных шлемах не склонился молча над ним - им вообще до него нет никакого дела, одним хохлом больше, одним меньше… Да и автор баллады, если верить его словам, не слишком-то огорчен таким поворотом событий: новые песни придумала жизнь - не «Яблочко», так «Кирпичики»…Но словам автора верить нельзя. Потому что когда «не надо, не надо, не надо, друзья…» - хочется плакать. Потому что мы за три минуты чтения успели душой прикоснуться к душе мечтателя-хохла. Потому что это поэзия. Она в словах, но не в их смысле. Смысл в данном случае малоинтересен, поэзия великая. Как и где она конкретно прячется? Неизвестно, да и не наше это дело.
Михаил Светлов был бы великим и остался в истории литературы и в памяти людей, даже если бы не написал ничего, кроме «Гренады» и «Песни о Каховке».
Из «Гренады» пытались сделать песню многие хорошие композиторы. Первым музыку на светловские стихи написал Ю. Мейтус, и эту «Гренаду» пела молодая Клавдия Шульженко. Есть и «Гренада» сказочно талантливого Микаэла Таривердиева. Но конгениальную стихам мелодию - такую же легкую, летящую, не обремененную ложной значительностью - сочинил в 1958 году Виктор Берковский, будущий знаменитый бард, а тогда - студент Московского института стали и сплавов из Запорожья. Эта музыка как будто была всегда, как будто родилась вместе со стихами. В 1965 году песня впервые прозвучала по радио. Светлову ее услышать не довелось.
Как же все-таки сочинилась «Гренада»? Не в высоком, астральном смысле, а в повседневно-бытовом («Когда б вы знали, из какого сора…»)? Рассказывает сам Михаил Светлов: «В глубине двора я увидел вывеску: «Гостиница Гренада»... Подходя к дому, я начал напевать: «Гренада, Гренада...» Кто может так напевать? Не испанец же? Это было бы слишком примитивно. Тогда кто же? Когда я открыл дверь, я уже знал, кто так будет петь. Да, конечно же, мой родной украинский хлопец. Стихотворение было уже фактически готово, его оставалось только написать, что я и сделал».
Однако, нет. Еще оставалось прожить целую жизнь по камертону этого стихотворения. Так заведено в настоящей русской литературе. Так было с Пушкиным и Лермонтовым, Толстым и Гоголем, Есениным и Солженицыным… Этот закон проверен и от противного. Оказалось, что можно написать великий роман, но, не заверив текст печатью собственной соответственно прожитой жизни, оставить навсегда сомнения в авторстве…
Все, что мы знаем о Михаиле Светлове, находится в стопроцентной гармонии с эстетикой, мелодией «Гренады» и «Каховки». Его недолюбливала советская власть. В спецсообщении управления контрразведки НКГБ СССР «Об антисоветских проявлениях и отрицательных политических настроениях среди писателей и журналистов» от 24 июля 1943 года в качестве иллюстрации таких настроений приводятся слова Светлова, «поэта, в прошлом участника троцкистской группы»: «Раньше я думал, что мы, дураки, мы кричали, что погибает революция, что мы пойдем на поводу у мирового капитала, что теория социализма в одной стране погубит советскую власть. Потом я решил: дураки мы, чего мы кричали? Ничего страшного не произошло. А теперь я думаю: боже, мы ведь в самом деле были умные. Мы же все это предсказали и предвидели, мы же кричали, плакали, предупреждали, на нас смотрели, как на Дон-Кихотов, нас высмеивали. И мы потом сами поверили, что мы Дон-Кихоты… а теперь оказалось, что мы были правы…
В этом финале мало хорошего и мало умного. Революция кончается на том, с чего началась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие «радости». Такой кругооборот мы даже не предвидели…»
Эта неувертливая открытость правде и бесстрашие живого ума неизменно чувствуются во всех словесных проявлениях поэта «вовне» - разговорах, репликах, шутках, оценках. Их летящее остроумие и точность делали их легендарными уже в момент произнесения или написания. И так радостно еще раз получить удовольствие от знаменитых светловских высказываний…
А. Щербаков
Вениамин Каверин - Светлову:
«Никогда и никому я не завидовал… Есть, однако, один человек на земле, которому я завидую, - Вы! Ни Вашей славе, ни Вашему таланту, ни даже тому, что Вас любят решительно все – в Москве и в Ленинграде, в Париже и в Софии. Полюбят, без сомнения, и в республике Мали, когда там прочитают Ваши стихи на родном языке. Нет! Я завидую тому, что Вам ничего не надо… Все мы в этой нелегкой жизни о чем-то хлопочем, чего-то добиваемся, куда-то торопимся – иной раз больно толкая друг друга локтями. Есть нечто величественное в том, что Вы никуда не торопитесь и ничего не требуете».
«Боже, мы ведь в самом деле были умные»
«Гренада» - она сразу, сама собой поется, не побуждая к размышлениям. Но если все же задуматься… Некий мечтатель-хохол, оправдывая свой романтический порыв (бросив все, ринулся воевать неизвестно с кем), вдохновенно врет, будто бы в какой-то книге прочитал про испанскую Гренаду. Ни в какой книге этого не могло быть, потому что не существует такой «волости» в Испании. Цель мечтателя-хохла - якобы «землю крестьянам в Гренаде отдать», но воюет-то он в каких-то степях, и близко не подступающих к той земле.Во время некоей большой передислокации войск, когда даже кони устали скакать, кто-то убивает мечтателя-хохла. Ни один из комиссаров в пыльных шлемах не склонился молча над ним - им вообще до него нет никакого дела, одним хохлом больше, одним меньше… Да и автор баллады, если верить его словам, не слишком-то огорчен таким поворотом событий: новые песни придумала жизнь - не «Яблочко», так «Кирпичики»…Но словам автора верить нельзя. Потому что когда «не надо, не надо, не надо, друзья…» - хочется плакать. Потому что мы за три минуты чтения успели душой прикоснуться к душе мечтателя-хохла. Потому что это поэзия. Она в словах, но не в их смысле. Смысл в данном случае малоинтересен, поэзия великая. Как и где она конкретно прячется? Неизвестно, да и не наше это дело.
Михаил Светлов был бы великим и остался в истории литературы и в памяти людей, даже если бы не написал ничего, кроме «Гренады» и «Песни о Каховке».
Из «Гренады» пытались сделать песню многие хорошие композиторы. Первым музыку на светловские стихи написал Ю. Мейтус, и эту «Гренаду» пела молодая Клавдия Шульженко. Есть и «Гренада» сказочно талантливого Микаэла Таривердиева. Но конгениальную стихам мелодию - такую же легкую, летящую, не обремененную ложной значительностью - сочинил в 1958 году Виктор Берковский, будущий знаменитый бард, а тогда - студент Московского института стали и сплавов из Запорожья. Эта музыка как будто была всегда, как будто родилась вместе со стихами. В 1965 году песня впервые прозвучала по радио. Светлову ее услышать не довелось.
Как же все-таки сочинилась «Гренада»? Не в высоком, астральном смысле, а в повседневно-бытовом («Когда б вы знали, из какого сора…»)? Рассказывает сам Михаил Светлов: «В глубине двора я увидел вывеску: «Гостиница Гренада»... Подходя к дому, я начал напевать: «Гренада, Гренада...» Кто может так напевать? Не испанец же? Это было бы слишком примитивно. Тогда кто же? Когда я открыл дверь, я уже знал, кто так будет петь. Да, конечно же, мой родной украинский хлопец. Стихотворение было уже фактически готово, его оставалось только написать, что я и сделал».
Однако, нет. Еще оставалось прожить целую жизнь по камертону этого стихотворения. Так заведено в настоящей русской литературе. Так было с Пушкиным и Лермонтовым, Толстым и Гоголем, Есениным и Солженицыным… Этот закон проверен и от противного. Оказалось, что можно написать великий роман, но, не заверив текст печатью собственной соответственно прожитой жизни, оставить навсегда сомнения в авторстве…
Все, что мы знаем о Михаиле Светлове, находится в стопроцентной гармонии с эстетикой, мелодией «Гренады» и «Каховки». Его недолюбливала советская власть. В спецсообщении управления контрразведки НКГБ СССР «Об антисоветских проявлениях и отрицательных политических настроениях среди писателей и журналистов» от 24 июля 1943 года в качестве иллюстрации таких настроений приводятся слова Светлова, «поэта, в прошлом участника троцкистской группы»: «Раньше я думал, что мы, дураки, мы кричали, что погибает революция, что мы пойдем на поводу у мирового капитала, что теория социализма в одной стране погубит советскую власть. Потом я решил: дураки мы, чего мы кричали? Ничего страшного не произошло. А теперь я думаю: боже, мы ведь в самом деле были умные. Мы же все это предсказали и предвидели, мы же кричали, плакали, предупреждали, на нас смотрели, как на Дон-Кихотов, нас высмеивали. И мы потом сами поверили, что мы Дон-Кихоты… а теперь оказалось, что мы были правы…
В этом финале мало хорошего и мало умного. Революция кончается на том, с чего началась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие «радости». Такой кругооборот мы даже не предвидели…»
Эта неувертливая открытость правде и бесстрашие живого ума неизменно чувствуются во всех словесных проявлениях поэта «вовне» - разговорах, репликах, шутках, оценках. Их летящее остроумие и точность делали их легендарными уже в момент произнесения или написания. И так радостно еще раз получить удовольствие от знаменитых светловских высказываний…
А. Щербаков
Вениамин Каверин - Светлову:
«Никогда и никому я не завидовал… Есть, однако, один человек на земле, которому я завидую, - Вы! Ни Вашей славе, ни Вашему таланту, ни даже тому, что Вас любят решительно все – в Москве и в Ленинграде, в Париже и в Софии. Полюбят, без сомнения, и в республике Мали, когда там прочитают Ваши стихи на родном языке. Нет! Я завидую тому, что Вам ничего не надо… Все мы в этой нелегкой жизни о чем-то хлопочем, чего-то добиваемся, куда-то торопимся – иной раз больно толкая друг друга локтями. Есть нечто величественное в том, что Вы никуда не торопитесь и ничего не требуете».
- Вы любите меня за то, что я могу прожить без самого необходимого, но без лишнего не могу.
- Михаил Аркадьевич, как живете?
- Как видите... Иду в поликлинику, опираясь на палочку Коха.
Незадолго до смерти Светлов пришел в Дом литераторов на концерт Марлен Дитрих. К нему подбежал элегантный кинокритик:
- Ну, Мишенька, как тебе Марлен?
- Дурачок, - покачал головой Светлов, - разве я пришел слушать Марлен Дитрих? Я шел на всех вас поглядеть, посидеть в этом кресле... Пока еще ноги ходят.
- Ну что ты, милый! Мы тебя еще не раз увидим в этих стенах.
Светлов сказал очень тихо:
- Что бы ни было, эти стены, как минимум, еще один раз меня увидят. Но увижу ли я их?
После смерти Светлова вышел номер звучащего журнала «Кругозор». В нем оказалась последняя запись голоса Светлова. Редакция сохранила все, даже те слова, которые Михаил Аркадьевич произнес, когда журналисты попросили его сперва сказать что-нибудь «для пробы».
- Здравствуйте, босяки, - сказал Светлов. - Перед вами живой поэт. Еле живой... Устраивает вас?
Один режиссер, слывший новатором, не оправдал эту свою славу в сценической практике. Светлов назвал его «уцененным Мейерхольдом».
- Михаил Аркадьевич, смените гнев на милость.
- Я каждый день меняю гнев на милость, и именно на эти средства я живу.
Один довольно упитанный поэт был чрезмерно занят устройством мелких своих делишек. Светлов сказал про него:
- Это какой-то заведующий своим телом.
Как-то, подходя к своему дому, Михаил Аркадьевич сказал:
- На этом доме будет мемориальная доска: «Здесь жил и НЕ работал М.Светлов».
- Как его... ну, забыл фамилию. Короче говоря, он - не лучшее из отбросов человечества. Я не хотел бы остаться с ним в осажденной крепости.
- Как жизнь?
- Постепенно.
- Как здоровье?
- Вскрытие покажет.
- Старик, послушай, кажется, я сочинил что-то маловысокохудожественное.
Смерть звонит по телефону:
- Тридцать восемь, тридцать семь!
В ресторане один крутой парень куражился и оскорблял женщин. Светлов вскочил и своей тощей рукой надавал хулигану звонких пощечин.
Тот, вопя, убежал жаловаться.
Дирекция посоветовала пострадавшему больше не вмешиваться и уйти, потому что его, мол, ударил чемпион республики по боксу.
Узнав об этом, Светлов улыбнулся:
- Никому не рассказывайте об этом матче, а то меня включат в сборную команду СССР по боксу, и некогда будет писать стихи.
- Поэт - это тот, кому ничего не надо и у кого ничего нельзя отнять, - сказал как-то Иосиф Уткин.
- Нет, - мягко возразил Светлов. - Поэт - это тот, кому нужно все и который сам хочет все отдать! Плохой человек не может быть хорошим поэтом...
Светлов:
- Вчера мне исполнилось сорок лет. Я мертвый Пушкин, мертвый Лермонтов и бешено догоняю Тютчева.
Бывают не только толстые и тонкие люди. Бывают люди среднего веса. Людям среднего веса хочется быть одинаковыми по отношению к добру и злу. Они готовы разделить с человеком подушку во время сна. Но на собрании они поддерживают резолюцию, осуждающую человека, спящего с ними на одной подушке. Страшные люди!
И золотые зубы выпадают.
Мещанство - это облачко, возомнившее себя тучей. А в чем трагедия тучи? В том, что она с детства хотела быть облаком.
Всем кажется, что счастье вот-вот-вот!
А человек не двести лет живет!
Тени были высокие, выше яблонь, и они думали, что это они приносят плоды.
- Я взял и умер. Чем бы мне заняться?
Приносят очередное извещение об уплате за квартиру.
- ЖЭК-Потрошитель!
Светлов улетает в Ялту.
- Счастливый, едешь к морю...
- Не завидуй - и под кипарисом можно дать дуба!
В ресторан Дома литераторов входит известный журналист, окруженный толпой девушек.
- Погляди-ка, у него целый гарем!
Светлов морщится:
- Не завидую! В наше время владелец гарема - гаремыка!
Нельзя заниматься литературой во вторую смену, тем более - в ночную. Она этого не прощает.
- Знаешь, старик Ваншенкин, - спросил Светлов, - какая разница между модой и славой? Мода никогда не бывает посмертной. Посмертной бывает только слава...
Художник - это одиночество, попавшее в коллектив.
Жизнь - это густо заселенная пустыня.
Это была знатная доярка. Каждая корова у нее имела свое Вымя-Отчество.
Мания величия - это когда мышь вообразила себя кошкой и сама себя съела.
Учитель - по установившейся вульгарной традиции - это человек, которому надо подражать. Я с этим категорически не согласен.
Учитель - это человек, который помог тебе стать самим собой. За примерами идти недалеко. Пушкин никак не похож на Державина, но если бы не было Державина, я не знаю, что было бы с Пушкиным...
Светлова лечили жидкостью НРВ – нефтяной раствор.
- Дело пахнет керосином, - сказал Светлов.
Перед смертью у Светлова не было аппетита.
- Опять недоел?
- Недоедливый этот Светлов.
Уверяю вас, он вовсе не такой дурак, каким он вам покажется, когда вы его хорошо узнаете.
Спорят о критике, который пишет весьма строго, брутально.
Светлов: «А он же считает, что недостатки других - его достоинства».
Светлов о двух маститых литературоведах: «Когда я их читаю, никак не могу понять, стоит ли мне читать книги, о которых они пишут. Все равно, что по котлете представлять себе, как выглядела корова, из которой эта котлета сделана».
Жалуются на безденежье.
Светлов: «А у меня осталась единственная десятка. Хочу сходить в нотариальную контору - снять с нее копию».
Светлова все звали Мишей. Одному молодому поэту, назвавшему его Мишей, он сказал: «Ну, к чему такие церемонии? Зовите меня просто – Михаил Аркадьевич!»
Вы знаете, я прочитала последний роман Н. Такой кошмарный язык, такой язык…
- Перевод с говяжьего, - улыбается Светлов.
- Миша! Неужели я вижу живого классика?
- Полуживого, - ответил Светлов.
Сотрудники фронтовой газеты «На разгром врага» произнесли тост за Светлова:
- За единственного поэта-неорденоносца.
Михаил Аркадьевич:
- А Пушкин?
Сыну Зиновия Паперного - студенту Строгановки - дали задание: сделать проект оригинальной пепельницы.
Светлов подсказал:
- Передайте преподавателю: самая оригинальная пепельница - для некурящих.
Знаете, какая разница между тюрьмой и больницей? Никакой, но в тюрьме хоть знаешь свой срок.
Подбирал перлы Анатолий ЮСИН.
Рисунки Иосифа ИГИНА.
17 июня 2013 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий