суббота, 5 апреля 2014 г.

Я ЕДУ НА ЯРМАРКУ. Часть 2


Леонид ЛЕРНЕР окончил исторический факультет МГУ и учился на режиссерском факультете Театрального училища им. Щукина. В 1965-70 гг. вел свою театральную студию в МГУ. С 1963 г. активно работает в журналистике. Печатался практически во всех популярных изданиях СССР, нынче – в журналах и газетах России. Лауреат журналистских  премий. Член Союза журналистов России и Союза литераторов России. Коллекционер народного и современного искусства. Автор книг и альбомов о живописцах-классиках и современных художниках России.









Леонид ЛЕРНЕР

- Сколько же лет ты мне дашь?
 - Сколько? Да, поди, уже с ярмарки…

 Из старого житейского разговора.

Окончание. Начало

Драгоценные тыквы

Среди предметов гагаузского быта, новых для глаз москвича, именно посудная тыква поразила раз и навсегда. В одних держали соль, муку, перец («в тыкве всегда сухо» – объясняли мне), в других – вино, растительное масло, молоко («тыква сохраняет свежесть»), в третьих сосудах женщины носили мужьям в поле воду («в тыкве вода всегда холодная»)…


Я заходил в огород и смотрел, как растут и сушатся на заборе удивительные плоды. Не верилось, что, отрезанные от корней и превращенные в ковши, кружки, перечницы, они остаются живыми. «Он дышит», - говорил народный художник Петр Влах про кувшин, из которого угощал меня вином. А я не мог оторвать глаз от этого кувшина, ибо он был не только живой, но – золотистый, орнаментированный черными узорами.

Такие сосуды во всей молдавской Гагаузии можно сегодня встретить только в Комрате, а именно - в мастерской Петра Влаха.

Едва тыквы родятся, Влах задает им определенную форму. Затем, когда тыквы поспеют, срезает их, очищает от семян и вешает на забор сушиться. Тут они еще зеленые, золотистыми становятся уже после обработки. Досушив тыквы в горячей духовке, мастер снимает бритвой тончайший слой, но так, чтобы не повредить коры, которая и сама-то в миллиметр толщиной. А ведь эта корочка необыкновенно прочна – крепче дуба. После обработки она и цветом, и твердостью сродни поверхности бильярдного шара. Легкие, как перо, сосуды Влаха могут служить десятки лет.

Наблюдая, как Петр выжигает на готовых сосудах гагаузский орнамент, я спросил, не проще ли раскрашивать их красками.

- Я же говорил, - отвечал мастер, - эти сосуды живые. Краски не пропускают воздух – тыквы перестают дышать.

Березовые «шары»

Я сижу в кряжистом (стокилограммовом!), молочно-янтарном кресле, сработанном из березового «шара». В кресле этом удивительно удобно, покойно и, помнится, мастер Эдвард Таккер объяснял мне, что его природные изделия снимают любой стресс.

Передо мной метровая ваза, которую я окрестил «Геркулесом», - вся будто в мощных бицепсах на гладко-волнистом теле.

- Я вырезал ее в честь друга, он живет в горах, в Хаджохе, неподалеку от Майкопа, - объяснял мастер. – Друг написал: «На моем огороде умирает замечательная старая груша. Приезжай и возьми ее». Я приехал и взял. Однако такие подарки случайны. Я ищу нужный материал по всей России – в калужских и вологодских лесах, урочищах Северного Кавказа, в уральской тайге, на берегах Байкала…

…А вот эту «Красную вазу» Таккер сделал из сувеля (каплевидный или шарообразный нарост на дереве) горного бука. Взял его на речке Зеленчук, в одном из самых красивых мест в мире – в Лунной долине Казбека. В этих местах деревья дарят такую «патологию» (результат борьбы с ветрами, лавинами, камнепадами), что Эдвард готов лезть за таким материалом хоть к черту на рога. Он приезжает сюда в марте, после того, как прошли лавины, свалив десятки деревьев. И идет порой десять, двадцать километров, прежде чем находит одно, самое подходящее.

Из чего только не делает свои удивительные вещи Таккер – из наростов бука, груши, сосны, пихты… Но всему голова – легендарная русская береза, из наростов которой мастер соорудил экзотическую гостиную: в зеркальной поверхности стола и кресел, изысканных зеркальных рам, как талая вода, струится глубинная жизнь дерева. И все это сработано из так называемых березовых «шаров», которые Таккер добыл под Калугой, на лесоповале. Там вели высоковольтку, деревья валили и гуртовали по обочинам. Каждый такой «шар» (так называют огромный сувель) весил до 150 килограммов. Когда Эдвард тащил их из леса, спина трещала!

- Как возникают твои произведения?

- Когда выбираю материал, я уже вижу в нем с десяток вариантов. Моя задача не просто сделать красивую вещь, но выявить в дереве то, что оно утаило от человека, пока жило в природе.

- Значит, ты даешь дереву вторую жизнь?

- Я ему, а оно мне.

Вечные туеса

Выставив передо мной чистые, ладные, удивительно прочные и, само собой, замечательно красивые туеса, карельский мастер Сергей Волов сказал: «Проживут сто лет».

Поразила береста. Она была обработана так, что ни один природный штрих не ушел из материала.

- Деревенские мастера, - рассказывал Сергей, - снимают бересту с дерева длинной лентой, потому что в основном плетут корзины, кошели, баклаги. Я же плету небольшие вещи: конфетницы, солонки, оправы для зеркал, даже мужские галстуки. А всевозможные крупные туеса делаю из цельной бересты, снимая ее с дерева пластами, чтобы сохранить всю ее специфику – природные рисунки, наросты.

Поразительно, но факт: истинный горожанин, Волов занимается берестой всего-то лет десять, а знает его уже весь мастеровитый Северо-Запад. Никто из его ближайших предков не был умельцем, и я невольно размышляю: не является ли душа Волова тем «лазером», который, пронзая толщу веков, соединяет его с душами далеких родичей, что были когда-то Мастерами?..

Дом, который он выстроил своими руками в Петрозаводске на берегу Онежского озера, сделан в трех уровнях: в подвале мастерская, над подвалом кухня, спальни, детская и гостиная с камином; деревянная лестница винтом уходит наверх, где находится музей Мастера.

- Буду здесь туристов принимать, - говорит Волов. - Во дворе флигель пристрою для гостинички, пусть живут, наблюдают за работой да в музей ходят. А вон из того «черного ящика», - показывает в окно на темный от времени глухой сарай, - каретник сделаю, с гербом берестяного короля над воротами. В нем карету поставлю. Рысаков привезу. Представляешь?

Вместо эпилога

В старину о человеке, пожившем на свете, говорили: «Едет с ярмарки». Мол, кончился для него праздник молодости.

Дома у меня живет вятская ярмарка – такая, какой ее видели в начале века: крутится карусель, шагают гармонисты на ходулях, пляшут скоморохи; а в тесных рядах торгуют глиняной посудой, лаптями, сапогами, кружевами, игрушками; и тут же сами мастера – тачают, плетут, лепят, режут…

Ярмарку эту сочинил кировский мастер Валерий Жигальцев. Мастерил ее по устным рассказам и по старинным гравюрам. А также вглядываясь в жизнь последних старых мастеров, в их изделия, вкусы, приемы, традиции. И полагаясь на собственную интуицию, ибо сам родился в крестьянской семье, жизнь которой когда-то озаряли русские ярмарки.

По утрам, начиная день, я «еду на ярмарку». И хотя человек я уже поживший, кажется, что все еще у меня впереди.

Комментариев нет :

Отправить комментарий