Александр Евгеньевич РЕЖАБЕК родился в 1957 году в Челябинске. В возрасте 11 лет оказался в Москве, окончил школу с углубленным изучением английского языка и Второй медицинский институт им. Пирогова. Работал в инфекционной больнице, успешно защитил кандидатскую диссертацию по теме «Динамика тромбоксана А₂ и простациклина и их связь с факторами клеточного и гуморального иммунитета у больных менингококковой инфекцией».
В 1990 году вместе с семьей уехал на постоянное место жительства в Израиль, где подтвердил свой статус врача высшей квалификации и более пятнадцати лет работал в одной из крупнейших клиник страны.
В 4-7 номерах «Обывателя» напечатан его триллер «Deja vu» (http://www.obivatel.msk.ru/2014/04/blog-post_4132.html)
В 1990 году вместе с семьей уехал на постоянное место жительства в Израиль, где подтвердил свой статус врача высшей квалификации и более пятнадцати лет работал в одной из крупнейших клиник страны.
В 4-7 номерах «Обывателя» напечатан его триллер «Deja vu» (http://www.obivatel.msk.ru/2014/04/blog-post_4132.html)
Так вот, упомянутая библиотечка была такой базой. Она располагалась в бывшей конюшне какого-то графа. И ее здание за годы советской власти успело послужить и каким-то революционным штабом, и КПЗ, и общежитием текстильного техникума, и в конце концов сгорело, но недостаточно, чтобы пустить на снос, и после вяло текущего, как хроническое инфекционное заболевание, многолетнего ремонта превратилось в филиал районной библиотеки. Хотя решение хранить в этом месте книги не могло не наводить на размышления. То ли это была просто глупость, то ли, чем черт не шутит, продуманная провокация тайных антисоветчиков, направленная на максимальное затруднение доступа к источникам знаний. Библиотека располагалась на отшибе в изрядном отдалении от жилого массива на границе полудикого городского парка, в который по плану должна была превратиться графская усадьба, но не превратилась. Самого-то графа народные массы в революционном запале, не долго сумняшися, порешили, но именно с тех пор начали твориться в его усадьбе всякие нехорошие шалости. Не изменили ситуацию ни гражданская, ни отечественная война, ни развитой, ни даже зрелый социализм. И, что характерно, ни перестройка, ни мутные девяностые. Короче говоря, простой народ в вечерние часы не очень любил посещать эти места, а днем все были или в школе, или на службе. В итоге работать, а точнее ничего не делать, в этой библиотеке было одно удовольствие. Числилась она спокойненько на чьем-то балансе и никому не мешала, потому что ничего не просила. И не претендовали на ее помещение ни братки, ни новые русские. Деньги сотрудником, конечно, платили, правда, фуфельные, но, говорят, что счастье не в них. Разве Воланд не наградил мастера в конце истории покоем в окружении любимых книг?
Так вот, Вэвэ здесь была заведующей. Числились у нее в штате два сотрудника, библиотекарь Владик, точнее Владислав Игоревич Скрепкин, и уборщица Настя, а официально Анастасия Эдуардовна Кравчук. Честно говоря, Вэвэ не переставала удивляться тому, что эти два молодых, холостых и красивых человека за мизерную зарплату согласились работать в ее учреждении. У обоих было высшее образование, оба были умны и остроумны. Ну, допустим, Владик хотя бы окончил библиотечный институт, но что здесь делала красавица Настя, она-то вообще выпускница МВТУ им. Баумана, было совсем непонятно. Ей-то что тут ловить? Даже жениха не поймаешь, разве что Владика, хотя тот, как ни странно, никакого интереса, кроме дружеского, к Насте не проявлял. А та без тени смущения каждый день надевала перчатки, брала ведра и швабры и драила все помещения, включая туалеты. Что за мазохизм такой? Вэвэ, хоть и с большой долей сомнения, даже подумывала, что это, может, для них какая-то форма подвижничества или, чем черт не шутит, покаяния? И страшно боялась, что эта идиллия вдруг закончится, ребята опомнятся и подадут заявление об уходе, ставки в штатном расписании останутся незаполненными, а о библиотеке вдруг вспомнят и за ненадобностью прикроют.
…Вэвэ, с опаской покосившись на закрытую дверь кабинета, откинулась в кресле и не по-женски широко, но удобно раскинув ноги, позволяя воздуху забраться под немодную задравшуюся кверху юбку, взгромоздила по-американски ноги на стол. Вэвэ было 52 года, и она выглядела… никак. Именно никак. Естественно, она была существом женского пола, но как бы в виде наспех вылепленной заготовки. Еще не старая, но и не молодая. Не толстая, не худая. Черты лица не красивые, не уродливые. Одета не модно, но и не безвкусно. Просто подходи и лепи, что хочешь. Чуть макияжа и стиля, и среднего возраста мужчины будут писать кипятком. Одежда а-ля ватник и платок, и начнут уступать место в метро. Но она не всегда была такой. Вэвэ просто родилась «женщиной для мужчины». Не обычной женщиной, а именно «женщиной для мужчины». Душечкой. Такой домашней, такой милой, такой уютной. Симпампушечкой. А ее мужчина взял и пять лет назад умер. У него была гипертония и запоры. Но запоры мешали сильнее. Давление он вообще-то и не чувствовал, а так, временами, на головокружение жаловался. А то и вообще прикол, пойдет в поликлинику, а там врач сдуру возьмет и намеряет. Хотя к нему-то с запором пришли, а не с тонометром играться. Но таблетки от гипертонии, когда не забывал, все-таки глотал. А вот запор сильно мешал. И живот крутит, и газы распирают, и не выдавишь ничего. Чего только не пробовал, и пилюли, и масла, и диеты, и морковки со свеклой неизвестно сколько сожрал, а толку чуть. А в тот раз его прилично прихватило. Тужился, тужился, да все вхолостую. Только голова вдруг внезапно и сильно разболелась. А когда из туалета вышел, жена заметила, что левую ногу стал приволакивать, да и рука левая что-то неловкая какая-то стала. И говорит, как будто жует одновременно что-то. А вечером взял и помер. Вроде как вначале заснул, а потом захрипел и помер. Даже «скорой» не дождался. Кровоизлияние в мозг, сказали.
Вот и осталась Вэвэ одна. Единственный ребенок, сын, вырос, женился и жил отдельно. Да и не было между ними такой уж близкой связи. Вроде и она его любит, и он ее. Вот только ауры их друг от друга, похоже, отталкиваются. Да и невестка особых усилий, чтобы сблизиться со свекровью, не прикладывала. Так что, кроме редких совместных праздничных ужинов и дежурных звонков, ничего ее особо с сыном не связывало. А «женщина для мужчины» без мужчины переходит в аморфное состояние. Будь она помоложе, то стала бы, наверно, искать другого мужика и следила бы за собой получше, однако, когда тебе за пятьдесят… Но, слава богу, у нее была библиотека, и, главное, появился Владик, а за ним и Настя.
Когда Скрепкин пришел в первый раз в еще прежнюю библиотеку на смену занимавшей его будущую должность собиравшейся на пенсию старушке Татьяне Павловне, Вэвэ не поверила, что он всерьез собирается у нее работать. И даже, слушая его высокопарные рассуждения о роли культурного воспитания в современном циничном, лишенном идеалов мире, скептически на него поглядывала и искала подвох. Дурой-то она не была. Пока, наконец, Владик, читая очевидный скепсис на ее лице, не прекратил разглагольствовать и, рассмеявшись, не сказал:
- Да уберите вы уже с лица подозрительное выражение. Я действительно хочу здесь работать. Я люблю книги, люблю тишину и уединение, хотя ничто мирское мне тоже не чуждо. Мне просто нужно место, чтобы собраться с мыслями. Я хочу попытаться написать что-то свое. А для этого ничего не может быть лучше, чем окружение книг. И, самое главное, я богатый человек, мне не нужно думать о куске хлеба. Мои родители, к несчастью, погибли, но от отца мне досталось ох как немало денег. Поэтому я еще и намерен на свои средства в этом богоугодном заведении кое-что изменить.
И действительно изменил. Привел в порядок старый фонд, прикупил новых книг, поменял стеллажи, компьютезировал картотеку и список абонентов. Вэвэ только диву давалась. И еще, что ее удивило, насмешило, но в глубине души очень обрадовало, то, что он оборудовал в библиотеке прекрасные туалеты и даже душевые по типу гостиничных. Вэвэ, хоть и понимала разумом, что, по крайней мере, туалеты необходимы в общественных учреждениях, но все же была продуктом социализма, при котором понятие чистый и хорошо оборудованный общественный туалет было чуждым, вероятно, характеризующим степень загнивания проклятых империалистов, а уж что такое супертуалет в библиотеке, и представить себе не могла. Она даже спросила Владика, зачем им все это. Можно ведь и чаще мыть старый нужник и туалетную бумагу приносить. Но тот только рассмеялся в ответ.
- Каждый по-своему с ума сходит, Валентина Викторовна. А, если серьезно, для меня целая драма воспользоваться общественным туалетом. Проще описаться или, извините, обкакаться. Ненавижу их еще с детского садика. Грязь, вонь, хлорка. А здесь я работаю и собираюсь работать творчески. Возможно, даже буду оставаться ночевать. И я категорически настаиваю на том, что должен чувствовать себя при этом комфортно, тем более, что плачу за все из своего кармана.
Но Владик сделал не только это. Он купил новое кресло в кабинет Вэвэ, поставил в нем новейший компьютер, повесил телевизор, уютненько разместил в углу маленький холодильник, где сотрудники хранили свои «снэки». И теперь Валентина, плотно закрыв дверь, могла спокойно наслаждаться утренним повтором телесериалов или путешествовать по «паутине». В этой почти райской жизни ее только немного раздражал большой постоянно запертый холодильник приятеля Скрепкина в коридоре библиотеки. Владик как-то попросил разрешение его там временно разместить, пока друг не подберет для него новое помещение. Но история затянулась, а Вэвэ стеснялась спросить, когда же этот посторонний предмет покинет ее учреждение.
А где-то еще через полгода появилась Настя. До этого у них была Верка, здоровенная немолодая бабища, которая приходила, когда хотела, и убирала халтурно, так, что и Вэвэ самой тайком приходилось иногда браться за тряпку. Но увольнять Верку было накладно, вряд ли кого-то другого удалось бы найти на такую зарплату. А у той, как выяснилось, и свой интерес был. Ее сожитель любил, оказывается, фантастику почитывать и свой бабой, не халам-балам, а работницей библиотеки, гордился. Но взаимовыгодное сотрудничество однажды закончилось, когда внезапно пропали, а точнее были пропиты веркиным кавалером несколько хороших и новых, только что купленных на деньги Владика книг. И Верку попросили освободить помещение. Хорошо еще, что функцию лица, сообщающего ей об увольнении, взял на себя Скрепкин. И справился с ней отлично. Обычно горластая, хабалистая Верка не посмела и пикнуть, когда всегда мягкий, ясноглазый Владик вдруг строго сказал ей, что библиотека в ее услугах больше не нуждается. Она смачно плюнула на недавно начищенный паркет и буркнула «утретесь». Но даже несмотря на потерю столь дефицитного работника, Вэвэ вздохнула с облегчением.
А Настя была просто конфетка. Девочка-сексапилочка с картинки. Very very sex appeal. Ну куда ей тряпку в руки? А девочка тем временем ни на какую судьбу не жаловалась, честно выполняла свою работу и дружески кокетничала с некоторыми теперь несколько зачастившими в библиотеку молодыми читателями. Только дружески. Не более. Но как же эта противоестественная, по ее мнению, ситуация мучила Вэвэ. Она по-бабски ничего не понимала. Было время поначалу, когда она решила, что Настена подбивает клинья под Владика, тот ведь не скрывал, что при деньгах, да и ездил на «лексусе». Но при всех своих любопытстве, интуиции и женской хитрости ни в разговорах, ни в поведении ничего похожего или компрометирующего Вэвэ выявить не сумела. Дружба – да. Легкий флирт – да. А больше – ни-ни. А ведь Валентине так хотелось другого. И вовсе не из каких-то низменных побуждений. Не из желания залезть в чужие трусы. Наоборот, она искренне желала им счастья. Она только бы по-человечески обрадовалась, если бы эти два молодых человека нашли друг друга. Ведь Настя чудесная женщина, и у нее должен быть достойный мужчина. А то, что она пока не проявила заинтересованности - это даже, может, и правильно. Отсутствие явного интереса - это как раз по-женски. Главное, чтобы мужчина был настойчив. А Владик неожиданно разочаровал. Равнодушная скотина. Ни рыба, ни мясо. Но, доходя в размышлениях до такого вывода, Вэвэ немедленно начинала себя упрекать в предвзятости и необъективности. Разве она достаточно знает этих ребят? И кто она вообще им такая? А, может, у каждого из них уже есть любимый человек. И наверняка ведь есть, как же может быть иначе. Хотя как бы было здорово, если б они взяли и поженились. Просто не библиотека бы была, а семейное предприятие.
Но, как уже говорилось, Вэвэ была просто душечка. Помните сказку «Золотой ключик»? Там было мудро замечено, что в голове у Буратино водились маленькие мысли, подходящие ее деревянной сущности. Вот и у Валентины в голове были мысли соответствующего размера. Мысли душечки. И страсти кипели такие же. И многое ей просто было невдомек. Она, например, хоть и обратила внимание, но не поняла, зачем рядом с их забубенной библиотечкой раскатали площадку под стоянку автомобилей. И пешие-то читатели были у них не так часто, а уж автомобилисты – это вообще из категории раритета. Она даже спросила Владика, к чему это все, но тот лишь отмахнулся. Мол, денег у них не просят, а делают свое дело как часть программы благоустройства парка, и, может, даже покрасят им фасад здания, все-таки оно старинной постройки, и с виду еще ничего. Не придавала она значение и тому, что, если она оставалась до закрытия, то, уходя вечером, часто встречала одного и того же средних лет крепкого мужчину, который в последнее время даже начал с ней здороваться. Наверно, ухажер по Настину душу, с оттенком неприязни думала она, и тут же душечка ее поправляла. А, может, родственник встречает девушку, чтоб одна по вечерам не шлялась возле парка. И в подвал библиотечного здания Вэвэ не приходилось заглянуть. А стоило бы. Вот бы она изумилась.
А вечерняя и ночная жизнь библиотеки, в отличие от рутинной дневной, была бурной и интересной. Владик не без основания гордился собой, когда придумал сделать в действующей библиотеке бордель. И не простой, а элитный бордель для геев, а для части из них просто конфиденциальное место свиданий. В этом, наверно, было какое-то извращенное эстетство, когда мужчины совокуплялись друг с другом среди сокровищ мировой литературы. Но странным образом места рядом с Толстым и Бальзаком по популярности не выигрывали первенство. Народ предпочитал «красный уголок», созданный Вэвэ безо всякой задней мысли и из других соображений. Как и в любой другой библиотеке, у Валентины Викторовны был большой запас советской, идеологически выдержанной литературы, как-то: труды классиков марксизма-ленинизма, история КПСС, самые-самые вопиющие произведения из непуганого социалистического реализма, т. е. то, что ни один нормальный человек в СССР по доброй воле не прочитал. И Вэвэ в том числе. Но просто выкинуть эту макулатуру или спрятать ее в запасник у нее рука не поднималась. Все-таки часть отечественной истории. Да и к печатному слову она относилась с пиететом, иначе и библиотекарем работать бы не смогла. Вот Вэвэ и выделила в общем зале угол для всего этого богатства и просто из шалости повесила над ним портрет Ленина, обозначив секцию табличкой «Красный уголок». Однако это привело к неоднозначным результатам. Некоторые немолодые посетители принимали ее демарш за чистую монету и со скупой непрошенной слезой жали Валентине руку, отчего она, мучась угрызениями совести, ужасно краснела. А геи в итоге прикипели к этому месту, что привело в условиях свободного рынка к росту на него ночных расценок. Наверно, это было очень эротично заниматься сексом рядом с трудами Ленина о гегемонии пролетариата. Вы только подумайте, днем посетители из старперов пускали в этом углу слезу, а ночью другие, иногда ровесники первых, пилили друг друга в разные места. Триумф сублимации полового чувства.
Главным боссом в ночной, да в общем и дневной библиотеке был Владик. Как понимаете, с его способностями ему ничего не стоило заморочить голову душечке Валентине и ненавязчиво взять административное управление подразделением, как это называлось раньше, культпросвета под контроль. И на раскрутку площадей здания и прилежащей территории пошли именно его деньги. Их же (денег) происхождение было покрыто густым мраком, рассеять который никто особо не стремился. В наше время это, знаете ли, могло оказаться накладным. Все предпочитали верить версии о наследстве, доставшемся после смерти отца. Так оно, в общем, и было. Отец Владика действительно погиб. Но, вот какая беда, сначала кто-то долго пытал его, рвал ногти, жег и бил по мошонке током. Узнать, по-видимому, что-то очень хотел. И, наверно, отец бы в конце концов не выдержал и все рассказал, но не успел, умерев от разрыва сердца. Однако голову ему все-таки железным прутом размозжили. А нечего было «общак» воровать. Но Владику повезло. Его совершенно неизвестный ему папочка оказался не только хитрым, но и сентиментальным. Он не только подельников сумел насосать, но и грехи молодости перед покойной матерью Скрепкина постарался искупить. И деньги так спрятал, что никаких концов, ведущих к сыну, Владику, найти было невозможно.
Правду об отце, криминальном авторитете, юноша узнал уже взрослым перед смертью матери. И это, знаете ли, неприятно, когда почитаемая и любимая женщина на смертном одре сознается, что родила тебя от залетного квартирного вора. А для нее та коротенькая и совершенно неожиданная связь была постыдным воспоминанием. Хотя ребенка она сохранила и воспитала его вместе с бабушкой. Они обе воспитывали Владика, как считали правильным. Любовью, хорошими примерами и книжками. Но что-то сработало не до конца, хотя и покойную мать, и до сих пор здравствующую бабушку Владик любил и старался не огорчать. Рос в общем хорошим мальчиком. Только его «хорошесть» была поверхностной, наносной. И так называемое «плохо» было для него намного привлекательнее, чем так называемое «хорошо». Он только был осторожней своих ровесников. Понимал, что, пойманный на «плохом», будет наказан. Хотя, может, дело просто было в отцовских генах. Или, может, в том, что в его детстве было слишком много женского начала, а ему надо было вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», мечтать о карьере летчика-испытателя или чемпиона по боксу, или вообще заняться чем-нибудь другим, абсолютно мужским, таким, чтоб адреналин рвал сосуды, а тело только и мечтало б о минуте передышки. Но разве такое найдешь в школе, где бабушка была завучем, или институте культуры, где пацаны и вообще были наперечет? И даже девчонки, занимавшие не последнее место в его жизни и привлекавшие вначале, со временем стали раздражать. Их у него было много. Они так и липли к нему, вроде бы в традиционном смысле интеллигентному, а в то же время циничному и бесшабашному. Но и они ему скоро наскучили, и Владик ничего не мог с собой поделать. Ему приелась их предсказуемость. Он быстро понял, что секс, как и все остальное, может надоесть и превратиться в скучную обязанность, а девичьи долгосрочные интересы были настолько прозрачны, что даже не стоили упоминания. У всех одно и то же. Стабильный мужик, материальный достаток, семья, дети. Плюс-минус какая-то непыльная работа. Количественно и качественно отличаются лишь уровни запросов. Каждому Сеньке - своя шапка.
Первый раз вступить в гомосексуальные отношения его заставило чистое любопытство. Если хотите, некий не физиологический, а скорее интеллектуальный императив приобретения нового опыта. Хотя это было и нелегко. Он и понятия не имел, сколько в человеке может быть внутренних преград. Не подозревал, насколько сопротивление на подсознательном уровне может влиять на функцию самого тела, а оно категорически отказывалось реагировать должным образом на нетрадиционный предмет сексуального интереса. Но, оказывается, при определенном терпении и навыках и эти преграды преодолимы. И свершилось. И даже понравилось. И заставило задуматься и прийти к определенной мысли. Но ее первым сформулировал не Владик. Что-то подобное высказал один из известных философов Древней Греции, где однополые отношения были так же нормальны, как и разнополые. Он сказал, что в отличие от разнополой только однополая любовь истинно бескорыстна. И Владик понял, что философ был прав. Ведь любое взаимное влечение самца и самки на глубинном уровне имеет лишь одну отчетливую корыстную цель воспроизведения потомства. А все происходящее вокруг этого лишь обыкновенная мишура. Самцы лосей ждут целый год, а потом сражаются друг с другом за самку ради совокупления, длящегося считанные секунды, только ради того, чтобы та забеременела и родила лосенка. И Скрепкин вначале из интеллектуального любопытства, а затем по убеждению стал бисексуалом. Но, постепенно, как ни странно, мужчины вытеснили женщин из его жизни. Они легче становились просто друзьями, меньше капризничали и лучше понимали потребности мужского организма. И в прямом смысле был менее корыстны.
Поэтому у Насти не было никакого шанса околдовать Владика свои нешуточными девичьими чарами. Точнее не так. Владик в принципе мог бы без проблем и с удовольствием переспать с ней, если бы той так уж захотелось затащить его в койку. Он даже мог бы в интересах дела на ней жениться. Дело только должно было этого стоить. Но отдать свое сердце – никогда. Оно уже было занято. Владик любил. Любил беззаветно, до готовности, если надо, пожертвовать в одно мгновение всем, включая жизнь, ради этой любви. И ему отвечали взаимностью.
Он познакомился с ним на какой-то корпоративной вечеринке. Это был маленький, худенький, мальчишеского вида, в меру услужливый официант, разносящий выпивку, по кличке Колибри. Знаете, из тех профессионалов, которые умеют оставаться незаметными, но всегда в нужный момент оказываются в пределах досягаемости. Владик, скорее всего, его и не приметил бы, если б в какой-то момент не умудрился неуклюже повернуться и толкнуть его. Поднос с выпивкой, естественно, полетел на пол, Колибри тихонько, но внятно матюгнулся, а Владик вдруг обратил внимание на его лицо. Это было лицо, которое он хотел бы видеть еще и еще. А главное, видеть эти глаза, глядящие на него с легким укором и иронией, но в которых, несмотря на стереотипность ситуации, не отражались ни затаенная ненависть холопа к барину, ни раболепие лакея. Мудрые глаза изучающе и с интересом смотрели на него. И что это, мол, за фрукт? А Владик просто пропал. Откровенно растерялся. Потому что чувствовал, что до беспамятства влюбился, как еще никогда раньше.
Он не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Как подступиться к предмету любви? Ведь вероятность того, что тот, как говорится, «стрэйт», то бишь гетеросексуал, была невелика. Да и вообще, как в такой ситуации заводить знакомство, мягко говоря, не только ради дружбы? Это мальчику с девочкой легко познакомиться. А мальчику с мальчиком? И хотя в таких делах Владик не был новичком и круг мужчин, в котором он вращался, был не маленьким, но все же этот круг был достаточно замкнут. Они не «светились», всегда долго и тщательно присматривались друг другу, и тем более к новичкам. В сомнительных случаях для выяснения личности даже нанимали частных сыщиков. И, конечно, боже упаси, не знакомились ни на улицах, ни в общественных местах. А тут вот на тебе, на совершенно безобидной тусовке такое несчастье и одновременно счастье. Владик ведь даже не мог позволить себе наклониться и помочь Колибри собрать осколки. Другое дело, будь официант девушкой. Такое зачлось бы любому только в плюс. А что подумают, если один молодой мужчина начнет по мелочи помогать другому молодому мужчине? Вот-вот… Но Владику, хоть он и сам понимал, насколько это глупо, ужасно хотелось не только избавить Колибри от необходимости выполнять какую-либо работу, но и подарить ему машину, квартиру и вообще усадить на трон и с саблей наголо охранять его царственный покой. А в реальной жизни он только смущенно извинился и, выдавив из себя улыбку, попросил принести ему виски.
И все-таки они немножко поговорили. Так, ни о чем. Женя Калибер, он же Колибри, учился на гостиничного менеджера, жил с мамой и сестрой, был не нищ, но по-московски в меру беден. Сексуальная же ориентация осталась тайной.
Колибри на Владика внимание вообще-то и не обратил. С такими, как он, клиентами, любящими от скуки потрепаться после нескольких рюмок, ему приходилось встречаться более чем предостаточно. А тем, в принципе, было и не важно, кто он, собеседник. Мужчина, женщина, молодой, старый, умный, глупый. Болтая, они слушали только самих себя. Хотя из вежливости, конечно, задавали вопросы, проявляли, так сказать, интерес к собеседнику. И им надо было что-то отвечать. Хотя вопросы раздражали. И кому, к примеру, какое дело, почему Колибри подрабатывает официантом? Или - вообще наглость - сколько он зарабатывает? Но потом Женя привык. И это даже стало его развлекать. В конце концов, удлинение периода общения способствовало увеличению количества заказанных выпивок и размера чаевых. Он стал рассказывать довольно подробные завиральные истории, варьируя их в зависимости от психологического настроя клиента. Пускающим по пьяни сопли жаловался на родителей-наркоманов, лишенных родительских прав, на вынужденное проживание с раннего детства в семье дяди-тирана или прочую дребедень. Так называемым «настоящим мужикам» болтал о прерванной из-за травмы карьере боксера-легковеса и затаенной мечте поднакопить денег и открыть собственный бойцовский клуб. И ничего, клиенты хавали эту туфту за милую душу, даже обещали помочь. Но никогда на трезвую голову не помогали. Впрочем, Колибри и не рассчитывал. Причина же разговорчивости Владика была ему не понятна. Выпил он немного, говорил, как будто силой выдавливая из себя слова, выглядел смущенным, хотя, что странно, его интерес к собеседнику выглядел искренним. И Колибри, что было для него нехарактерно, говорил о себе, хотя и достаточно коротко, но правдиво. Он действительно жил в двухкомнатной «хрущевке» с матерью, работающей проводницей на савеловской дороге, и шалавой-сестрой, которая явно любила связываться не с теми парнями, почему и ходила попеременно с подбитым то правым, то левым глазом. И мечта, правда, ей он с Владиком не поделился, у Жени, как и всех людей, конечно же, была. Во-первых, избавиться от этих своих баб, сестры и матери. Боже упаси, ни в коем случае он не хотел, чтобы с ними что-нибудь случилось. Пусть будут живы, здоровы и, насколько это возможно, счастливы. Только без него, без Колибри. Счастья им немереного, но где-нибудь на Канарах или Селигере на худой конец. Во-вторых, ему ужасно хотелось, и в этом он был далеко не оригинален, разбогатеть. Но не тем богатством, при котором большинство остального населения тайно желает тебе скорейшей и по возможности мучительной смерти, а ровно настолько, чтобы стать полностью независимым и делать только то, что интересует его внутреннее «я». А его «я», конечно же, после приобретения соответствующих материальному статусу квартиры, машины и прикида, мечтало о карьере барда. Колибри хорошо играл на гитаре и недурственно пел, сочинял, как ему казалось, неплохие песни. Несмотря на молодость, он любил Окуджаву, Галича, Визбора и прочих мэтров этого уже несколько присыпанного пылью жанра и в перспективе видел себя на сцене, поющим для избранного круга молодых интеллигентных людей. И, естественно, ему нужна была спутница жизни, его королева, хотя ничего конкретного пока Женя на своем жизненном пути не встретил. Так, были подружки, чтоб перепихнуться, и все. А гостиничный бизнес, за обучение которому он платил, работая в ресторане, ему в общем был по фигу. Просто менее муторное, чем работа официантом, средство заработать себе на кусок хлеба. Правда, тайком плюнуть в тарелку клиенту нельзя. А еще Женя случайно проговорился Владику, что любит театр и при любой возможности ходит на новые спектакли наиболее известных трупп и режиссеров, тратя иногда сумасшедшие деньги, чтобы достать билет на хорошее место. Причем был всеяден и практически с одинаковым удовольствием смотрел и пыльную классику, и самый-самый что ни на есть авангард. Его завораживала близость сцены и живая игра. Это ведь совсем не то, что компьютерные киношные трюки.
…Владика в тот день разве что не била дрожь. Он был мрачен, подавлен и одновременно полон решимости. Ему предстояло заманить Колибри на свидание. И для этого у него были два билета на «Двенадцатую ночь» в модерновой постановке гастролирующего в Москве еще малоизвестного, но высоко котируемого среди «фанов» какого-то воронежского театра. Самому-то Владику было все равно на что идти, хоть на «Гамлета», хоть на «Петю и волка», лишь бы быть рядом с Женей. Но ведь дело было не в спектакле, а в том, под каким соусом назначить свидание. Он мучился, понимая, что просто подойти и сказать - пошли вместе в театр - вряд ли получится, да и на предложение, вероятно, последует отказ. И пошел на незатейливую хитрость.
Скрепкин, явно нервничая, занял место за столиком ресторана, обслуживаемом Колибри. Тот, прежде чем подойти, как всегда оценивающе глянул на клиента, и понял, что его уже где-то встречал, а точнее, обслуживал. Покопавшись в памяти, он вспомнил, что недели две назад приносил ему напитки, когда ресторан под корпоративную вечеринку сняла какая-то фирма. Он еще ему тогда поднос перевернул и потом долго губами шлепал, извинялся. Хотя мужик явно был хороший. Без дерьма. И Женя, приветливо улыбаясь, подошел к Владику.
- Здравствуйте! Вы, кажется, у нас недавно были, и я вас уже обслуживал? – нейтральным тоном произнес Колибри.
Владик кивнул и поблагодарил бога, что не сглотнул судорожно при этом слюну.
- Мне, знаете ли, до сих пор неудобно за то, что я вас тогда толкнул и разбил бокалы, – промямлил он. – Надеюсь, у вас из зарплаты потом не вычли?
Колибри усмехнулся.
- Да нет. В вечеринку было столько вбухано денег, что вы могли бы спокойно покрошить еще десяток бокалов и разбить или разлить несколько бутылок.
Официант сделал паузу, но, видя, что клиент не мычит, не телится, молча положил перед ним меню. – Посигналите мне, когда выберете.
Колибри уже собрался отойти, но Владик, как будто спохватившись, умоляюще поглядел на Женю и попросил:
- Вы мне, пожалуйста, водки грамм двести принесите и воды минеральной с газом.
Зачем Владик заказал водку, было непонятно. Пил он обычно мало, водку не любил, а предпочитал коньяк или виски, но отступать было поздно. Прошло несколько минут, Колибри поставил перед Владиком пузатый графинчик и деловито поинтересовался:
- Решили, что будете заказывать? Если нет, то могу порекомендовать.
Но Владик только отмахнулся и с глупой гримасой проговорил:
- Да нет. Пока не надо. Я, видите ли, кое-кого жду. А когда она придет, закажем.
В ответ Колибри безразлично пожал плечами и, кивнув, отошел.
Время, даже несмотря на потихоньку убывающую водку, для Владика тянулось болезненно медленно, хотя его нарастающее беспокойство и нетерпение выглядели совершенно натуральными. И Колибри, по-хозяйски поглядывающий время от времени на столик, с понятным сочувствием отнес их на счет не пришедшей на свидание девушки. Динамистки, другим словом. Которая, похоже, даже не позвонила. Но дальше размышлять о перипетиях мужской судьбы Женя не стал. Работы было много. Хотя упускать из вида Владика не собирался. Обманутый в лучших чувствах, клиент мог впасть в опасное состояние, начать медленно, но верно надираться без закуски. Поэтому Колибри, видя несколько расплывшиеся черты покрасневшего лица Владика, был в полной боевой готовности, когда тот опять позвал его.
- Не пришла ведь, зараза, - несколько утрируя, сокрушенно произнес Владик.
Колибри скорчил понимающую рожу.
- Не пришла, – повторил Скрепкин и сделал вид, что собирается ударить кулаком по столу. Колибри чуть дернулся, будто бы в попытке его удержать. Но только чуть. Это ведь было всего лишь представление, которое они разыгрывали друг перед другом.
- Водки еще принеси, – мрачно потребовал Владик.
- А может, закажете что-нибудь покушать? – с фальшивой заботливостью предложил Колибри. – Чего водку зря переводить?
Скрепкин упрямо покачал головой.
- Нет. Неси еще водки. А есть не хочу, – Владик неожиданно полез в карман и, покопавшись, вытащил из него два билета. – Смотри. Видишь? Хотел ее, дуру, в театр сводить. На суперкрутого режиссера. На малой сцене. Для своей публики. Знаешь, сколько билет стоит? Охренеешь.
При виде билетов у Колибри в глазах мелькнул интерес. Он с разрешения взял их и с любопытством рассмотрел.
- Так это на театр Сердюка? – с ноткой зависти спросил он.
Владик безразлично кивнул.
- Сердюк , Пердюк… Да какая теперь разница? – Скрепкин сокрушенно покрутил головой. – Разве в этом дело?.. Говорю, неси водку. И закуску какую-нибудь простенькую.
Водку он получил и продолжил ее с кислым видом пить, кося хитрым глазом в сторону Колибри. А тот Владика-то самого хоть из головы и выкинул, но вот про пропадающие билеты не забыл. Ему хотелось на этот спектакль попасть. Даже не смущало то, что со смены пришлось бы сорваться. Но, видимо, не судьба была. Да и никакой убедительной причины попросить Скрепкина продать ему билеты он не видел. И пригласить кого-то с собой у Жени в тот момент не было. С Ольгой он недавно вдрызг разругался. Надоело ему ее нравоучения слушать. Будь мужчиной, да будь мужчиной. Тьфу.
Наконец, Владик попросил счет. Несмотря на выпитое, он выглядел на удивление трезвым и бодрым. И уже протягивая купюры, набравшись, наконец, храбрости, предложил:
- А, может, если вы свободны, хотите присоединиться ко мне и пойти в театр? Все равно лишний билет продавать. А так, со знакомым человеком, оно вроде и веселее.
Колибри виду не показал, но чуть не подпрыгнул от радости. И стал копаться в карманах, чтобы отдать деньги за билет. Но Владик, естественно, отказался их брать, с оттенком иронии называя невостребованную плату разновидностью чаевых. Мечта Скрепкина все-таки сбылась, он шел на свидание с Колибри, хотя тот об этом и не подозревал.
От Шекспира в пьесе остались только любовная интрига и главные герои, разнополые близнецы, но сделано все было здорово. Динамично, остроумно, правда, сюжет был перенесен в наше время. И поэтому одна из героинь, в оригинале герцогиня, прекрасно знала, что влюблена в девочку, одетую мальчиком, а не путалась дура-дурой как у Шекспира, и вовсе не по ошибке спала с ней. А когда нашелся, наконец, мальчик-близнец, обе девочки, старая и молодая, ко всеобщей радости и безо всякого для себя ущерба в развязке пьесы сменили ориентацию. Вот такое торжество свободы нравов. Колибри от спектакля был в восторге. Он словно забыл, что практически не знает своего спутника, и по-мальчишески взахлеб делился впечатлениями, хватая в запале Владика за руки.
- Это ведь было круто. На самом деле круто, – повторял он, не уставая, и с удивлением думал, что современная интерпретация пьесы, возможно, по смыслу глубже, чем кажется на первый взгляд. Что для любви между людьми не так уж важен пол, потому что любовь беспола. А секс - это только физиологическое приложение, и вовсе не обязательное. Ведь любят же родители искренне своих детей. А разве в этом чувстве есть что-то низменное, физиологическое?
Ну, а с отношением к спектаклю Владика было совсем просто. Что было хорошо Колибри, было хорошо и ему, хотя постановка ему в любом случае понравилась бы. Другое дело, что не наводила его ни на какие глобальные размышления. Так, еще один «стеб».
С тех пор они стали по-дружески встречаться. Владик скармливал Колибри билеты в театр и платил за это посещением спектаклей, смотреть которые он бы иногда не стал и бесплатно. Но Женя, открытая душа, с неподдельным интересом и благодарностью воспринимал самые причудливые выкрутасы режиссеров. И его отношения со Скрепкиным крепли. Тот был постарше, пообразованнее и поумнее, а какому парню в глубине души не хочется иметь рядом надежного товарища. И Владик им стал. Вскоре Колибри, сам не замечая, начал с нетерпением ждать, когда вечерком Скрепкин заглянет вроде бы мимоходом в ресторан и выпьет, болтая с Женей о пустяках, рюмочку коньяка с долькой лимона.
Знаете, иногда бывает, что случайно встречаясь, люди, которые до этого и знали-то друг друга не очень хорошо и не виделись много лет, вдруг на время объединяются по непонятной причине в общую компанию «неразлей-вода», как будто чуть ли не родственники и ходили раньше на один горшок. Такие союзы обычно длятся не долго, но зачастую запоминаются вместе проведенными и нескучными застольями. Однажды и у Скрепкина всплыли нежданно-негаданно какие-то знакомые знакомых со своими незнакомыми знакомыми и раз за разом стали зазывать его в гости. Владик поначалу отнекивался, но его новые друзья выглядели безобидно, похоже, никакой корысти в отношениях с ним не преследовали и просто были гостеприимны. И как-то он согласился поехать с ними на шашлыки, предупредив, что, возможно, приедет с другом.
Хозяином летнего домика, где они собрались, был неизвестный грузин по имени Кахи. Он был традиционно хлебосолен и колоритен, работал кардиохирургом в престижном московском центре. И, бог ты мой, как здорово он умел готовить шашлык. В общем, ни Владик, ни Колибри давно так вкусно не ели и сладко не пили. Когда же веселье улеглось и прилично выпившие гости разбрелись спать, кто в дом, а кто по машинам, Колибри естественным образом оказался в «лексусе» рядом с Владиком, и тот неожиданно для себя самого поцеловал Женю в губы. Тот совершенно по-девичьи отпрянул и прикрыл рот ладонью. В его глазах читалось откровенное изумление и, кажется, трудно сказать точнее, затаенное облегчение. Очень хотелось бы написать, что и тут они, счастливые, бросились друг другу в объятия, или же, наоборот, оскорбленный поведением Владика Колибри хлопнул дверцей автомобиля и пешком потащился на электричку. Но все было не так. Возникла тяжелая, буквально ощутимая своим весом пауза. Ни тот, ни другой не знали, что им делать. У обоих возникли вопросы, которые требовали ответа, а сделать вид, что ничего не произошло, было уже невозможно. Но надо отдать должное Владику. Он сумел быть одновременно и тактичен, и настойчив. А дальше события развивались по сценарию любой другой любовной истории и вряд ли нуждаются в детализации.
Колибри переехал жить к Владику, благо места в его купленной на папины деньги квартире было более чем предостаточно. Работу официантом он бросил, и лишь так, иногда, для разнообразия соглашался подзаработать на карманные деньги и покрутиться на элитных фуршетах. И целиком ушел в изучение гостиничного дела и в изучение английского языка. А вечером с нетерпением ждал, когда придет Владик, и придет ли он вообще. Его «библиотечный» бизнес отнимал много времени, и он частенько не приходил ночевать, хотя честно отзванивался и предупреждал. Секретов между Женей и Владиком не было, и Колибри знал об основном предназначении библиотеки. Он не раз беззлобно, но от души смеялся над наивной и безвредной Валентиной Викторовной. Он даже встречался с ней лично, когда как-то заезжал к Владику на работу. Она ему понравилась, но навевала на грустные мысли. Ему вдруг стало обидно, что не она, а грубоватая и беспардонная проводница была его мамой. А вот ревновать Владика к кому-либо из «сотрудников» или клиентов ночной «библиотеки» Колибри даже и не думал. Такая мысль ему и не приходила в голову. Ведь у него с Владиком была любовь.
Как становится ясно, существующий в теории шанс Насти Кравчук захомутать Скрепкина, выражаясь математическим языком, стремился к нулю. Анастасия была вполне благополучной девочкой из совершенно благополучной семьи. Она росла достаточно современной, в меру избалованной и взбалмошной, но в серьезных вопросах прислушивалась к мнению родителей и добросовестно, тщательно скрывая отвращение, отучилась в МВТУ и получила заветный для мамы и папы диплом. Но когда стал вопрос о работе по специальности, о необходимости тянуть лямку, неожиданно уперлась рогом. И, можно так выразиться, ушла в поиски себя. Родители поскрипели зубами, поскрипели и заткнулись. Впрочем, настино непослушание ничем ни ей, ни родительским чувствам не грозило. Их девочка, их принцесса прожила слишком спокойную и гладкую жизнь. И для того, чтобы решиться на что-то «из ряда вон», ей просто не хватило бы нахальства. Пойти в модели или актрисы мешало отсутствие авантюрной жилки, а стать дорогой «бл...ю» просто брезговала. И ее поиски себя в конечном итоге вылились в простое сидение сиднем дома. Но тут ей подвернулся Владик, который привлек ее внимание тем, к чему она в общем-то не привыкла, своим не особо скрываемым равнодушием к ее женским прелестям. Связано это с этим или нет, но он Насте сразу понравился, хотя и не до такой степени, чтобы ее стала волновать его сексуальная ориентация. А затем выяснилось, что с ним легко дружить, и он тот редкий человек, которому можно без лишних слов в плохую минуту уткнуться в жилетку. И когда Владик, мучаясь сомнениями, предложил ей взять на себя роль «мадам» в борделе для геев, Настя открыла от удивления рот, но согласилась. Она только не понимала, почему не кто-то другой, а она, совсем не мужчина, да еще и традиционной ориентации, на что Владик безапелляционно заявил, что все геи втайне хотят быть в подчинении у женщины, эдакой мамы с большой буквы. Хотя, бог его знает, откуда он это взял. Вот так у Вэвэ и сформировался штат сотрудников, а, главное, значительно улучшилось условия работы.
Однако деловые отношения Насти и Владика не всегда были безоблачными. И все из-за конопли.
Если по порядку, дело было так. Поначалу подвал здания графской конюшни Владик использовал только как склад. Туда от посторонних глаз в часы работы библиотеки прятались роскошные напольные матрасы, постельное белье и ширмочки, создающие клиентам требуемое уединение. Не менее необходимые закуски и напитки держали в пресловутом мозолившем Вэвэ глаза запертом холодильнике в коридоре библиотеки. Но в дальнейшем Скрепкин решил оборудовать внизу пару номеров класса «люкс» для VIP-клиентов. Однако это беспроигрышное, на первый взгляд, начинание оказалось убыточным. Как оказалось, в роскошных апартаментах клиентам было скучновато и не так прикольно, как среди стеллажей с книгами и портретом Ильича. Но Скрепкин не уставал экспериментировать. Ему в голову пришла довольно рискованная идея выращивать в подвале коноплю, попавшую под запрет бывшую сельскохозяйственную и неприхотливую в разведении культуру. Тепла там было большую часть года достаточно, а освещение провести было сущим пустяком. Проблема заключалась в очевидном утяжелении ответственности партнеров по бизнесу перед УК Российской Федерации. И Настя была категорически «против». Они резко рассорились. При всем своем приязненном отношении к Владику она в глубине души знала, что, если запахнет жареным, сумеет свалить всю вину на него и свести свою роль в доме свиданий к функции наемного служащего, а ни в коем случае не организатора. Но если к этому приплетут еще и наркотики… Скрепкин же, наоборот, весь загорелся. Он утверждал, что риск не велик. Круг клиентов и мальчиков у них был не только узок и респектабелен, но и прошел строгий отбор. И производить марихуану они собирались в маленьких масштабах и не на продажу, а только для своих, так сказать, для внутреннего пользования, хотя стоимость услуг заведения, конечно, возросла бы. Соответственно, возросли бы и доходы. В конечном итоге его точка зрения восторжествовала, и в подвале теперь стоял специфический запах. И, как ни странно, он Насте, несмотря на то, что ей и в голову бы не пришло самой затянуться косячком, нравился. Скрепкин же на запах внимания не обращал и вообще не курил, не нюхал, не кололся и внутрь никакую гадость не принимал. А клиенты были довольны. Как и ничего не подозревающие читатели.
«Ликбез» при «культпросвете» процветал. Новые книги-то Владик библиотеке покупать не забывал, да и об интересах посетителей заботился. Все было компьютеризировано, и в случае отсутствия нужной книги можно было не только узнать, у кого она в настоящий момент и когда должна вернуться, но и прочитать ее, если приспичило, в интернете. А у ночного заведения не было только вывески, хотя название, пускай шуточное, все же было. «Жемчужный порт». Или просто «порт». Так его прозвал Владик. А клиентов почему-то - японцами. Колибри съедало любопытство. Причем здесь Япония и море? И насмешил однажды Скрепкина этим вопросом.
- Не море, а океан. Фильм недавно такой голливудский вышел. Pearl Harbor. Жемчужный порт. Болезненная тема истории янки. Место, где во вторую мировую японцы вставили американцам. Мужчины мужчинам, – рассмеявшись, пояснил он.
Хотя в общем-то название получилось случайно, без скрытого смысла. Красивое просто. Мирное. А библиотеку надо же как-то среди своих называть. Не Хиросимой же.
Понятно, что ни Владик, ни Настя вдвоем не могли потянуть обслуживание «порта». Первые недели они как-то еще крутились, но с учетом необходимости в дневные часы выполнять, хотя и несложную, но все-таки работу и просто находиться на рабочем месте, быстро поняли, что, даже, несмотря на солидные доходы, долго не выдержат. Да и реноме заведения требовало того, чтобы все было организованно идеально. И штат «порта» начал расти. Поначалу появился охранник Дима, школьный учитель физкультуры, который, как вы помните, здоровался по вечерам с Вэвэ. Он привел сменщика Костю, мрачноватого и страшненького с виду парня, в той же школе работавшим учителем музыки. Парами прилетали на ночь помочь тщательно отобранные девчонки с филфака МГУ. Заранее стоит отметить, что ни у одного из вышеназванных лиц не возникало и мысли, что они участвуют в чем-то постыдном. Ни продажная однополая любовь, ни курение «плана» их не смущали, были для них абсолютно личным делом каждого из участвующего в соответствующем процессе сторон. И страха засыпаться в общем-то ни у кого особенно не было. Все же были свои. Деньги капали исправно, никто никого не обижал, и клиенты не оставались в накладе. Хотя понятно, что клятвы верности никто никому не давал. И если бы Фемида случайно или по глупости взяла кого-то за цугундер, то этот некто явно сдал бы всех на месте без малейших колебаний и лишних угрызений совести. Это вносило во взаимоотношения заинтересованных лиц элемент неопределенности и непредсказуемости. Но, несмотря ни на что, к общему удовлетворению «Жемчужный порт» продолжал оставаться закрытым, замкнутым самом на себе успешным клубом избранных.
...Дед, с облегчением вздохнув, завел автомобиль, увидев, что, наконец, Колибри вышел из библиотеки и сел в свою «мазду». В последнее время Женя все чаще стал заезжать туда после учебы, мотивируя свое поведение тем, что ему там удобнее заниматься. Но причина, конечно, была не в этом, ему просто хотелось быть поближе к Владику, который, в свою очередь, вроде бы и радовался, а, с другой стороны, самого себя стыдя за это, злился. Уж очень ему не хотелось, чтобы Настя или Вэвэ заподозрили истинную природу их взаимоотношений. Впрочем, Женя вел себя совершенно обыденно и старался ничем не отличаться от других посетителей. Правда, бросать время от времени далеко не индифферентные взгляды на Скрепкина все же не мог. А кто такой Дед, Колибри вообще не знал.
Владик же, наверно, узнал бы в нем одного из нечастых, но щедрых клиентов «порта», хотя никакой особой информацией о нем не обладал. Знал только, что тот руководит фирмой по установке и обслуживанию холодильных обстановок. Дед же среди «своих», то бишь клиентов «Жемчужного порта», так сказать, ограниченного контингента войск, был фигурой не совсем обычной.
В миру Степан Андреевич Хвыля, он уже несколько недель присматривался к этой, с позволения сказать, библиотеке и ее сотрудникам. Вначале его интересовала только фигура босса, Владика, с которым он намеревался в дальнейшем завести деловые отношения. Хотя, основываясь на солидном прежнем опыте, справедливо полагал, что его предложение о сотрудничестве не вызовет у того восторга. Но кого волновало его мнение? А Дед умел быть убедительным. Но случилось нечто непонятное, и некоторые личные соображения заставили его отказался от этой идеи. И Дед, если точнее, Дед Мороз, не стал на Владика наезжать. Более того, он начал по-тихому «крышевать» это учреждение, удивляя корешей незаинтересованностью в каком-либо «наваре». То есть делать это «безвозмездно», как сказала Сова в известном мультике.
Свое странноватое «погоняло» Дед получил на зоне, когда какой-то чересчур продвинутый начальник по воспитательной работе решил показать своим подопечным фильм «Морозко». А роль Деда Мороза в нем сыграл то ли народный, то ли заслуженный артист СССР Хвыля, известный всесоюзный Дед Мороз, которому, естественно, было и невдомек, что он имеет честь быть однофамильцем тогда еще мелкого криминального авторитета. Смеху на зоне, понятно, было много, но в результате Степа, вполне уважаемый человек, свое прежнее, довольно заурядное «погоняло» Колода потерял и обзавелся новым, которое со временем превратилось из ироническ сказочного во вполне респектабельное Дед. Но о своем прежнем криминальном прошлом Степан Андреевич вспоминать не любил и настоящие безотказно действующие связи не афишировал, так как всем сердцем стремился к процессу «натурализации» среди современной, пережившей смутные времена, внешне законопослушной элиты.
В «библиотеку» он попал случайно. По зову тела, но случайно. Ему рассказал о ней один из его новых знакомых, немолодой, покрытый вислыми морщинами развратник, бывший ответственный от райкома партии за работу с молодежью. Прямо-таки вибрируя от распиравшей его новости, он нашептал на ухо, что есть, мол, такое закрытое местечко с хорошими, еще не затисканными и не затасканными мальчиками. Оазис, так сказать, в пустыне. Да еще и с необычным антуражем. Дед это заведение посетил. И остался доволен. Не побрезговал он выкурить и косячок. Но только на треть. А оставшуюся часть аккуратненько положил в карман и затем отдал на исследование своим ребятам в лабораторию соответствующего подразделения ФСБ. Уж очень ему хотелось узнать происхождение «травки». И выяснилось, что это «самосад», не совпадающий по составу ни с каким из известных источников. Его пацаны потом чуть лоб не расшибли, пока выяснили, откуда идет конопля. Только по чистой случайности, заглянув в мусорный бак и обнаружив остатки сухой, не пошедшей в дело травы, они догадались, что «библиотека» занимается и растениеводством. И Дед понял, что напал на золотую жилу. А то, что до сих пор на них никто ни из братков, ни из ментовки не наехал, было вообще чудом. Вот уж воистину новичкам везет. И, как уже говорилось, поначалу Дед возымел к «библиотеке» чисто деловой, практический интерес. Захотел, как и полагается у нормальных людей, за определенную плату стать ее «крышей». Но не стал. По двум соображениям. Первое, как ни странно, он их пожалел. Уж больно они были необычными. Дед, как никто другой, прекрасно понимал, что «крышевание», несмотря на все свои преимущества, является верным способом спалить крышуемого. Ведь в этот требующий определенной организации процесс приходилось вовлекать большое число разных людей, а, значит, надо было делиться с ментами, прикрывать точку от конкурентов, пожарных, санэпидстанции и прочих халявщиков. Это неминуемо увеличивало риск утечки информации и конфликта денежных интересов. И кончилось бы все заурядным образом, заведением уголовных дел или, хуже того, членовредительскими разборками, чего в общем нельзя было допускать: в результате пострадали бы не только материальные интересы Деда, но и, самое главное, «Жемчужный порт». Конечно, его можно было бы потом попробовать восстановить. И доходы он снова начал бы приносить. Но разве дело только в деньгах. Это бы уже был не настоящий «порт», а так, имитация. Не тот «Мулен руж», в котором сидел Тулуз Лотрек. Второй же причиной того, что оазис продажной однополой любви остался нетронутым, как ни парадоксально, оказался Колибри. Дед увидел его случайно вечером у библиотеки. Женя вышел вместе с Владиком и, прощаясь, окинув быстрым вороватым взглядом все вокруг, легонько чмокнул того в губы. И Дед вдруг возжаждал заполучить этого юношу себе. Он стал за ним следить и скоро понял, что Колибри - совершенно чистое неиспорченное создание и никакого отношения к мальчикам «порта» не имеет, что живет он вместе с Владиком, и у них самые настоящие серьезные отношения. А, проще говоря, любовь. И когда Дед это осознал, то понял и другую достаточно новую для себя вещь: не просто хочется Женю, а он по-настоящему в него влюблен. И был уверен, что достоин взаимности. Оставалось решить только, что делать со счастливым соперником. При опыте и связях Деда этот вопрос в принципе решался легко. Скрепкин мог попасть в аварию, на него могли напасть бандиты, его можно было просто сдать ментам за содержание притона, вовлечение в проституцию и производство и сбыт наркотиков. Но все это было как-то не по понятиям. Колибри сам должен был сделать правильный выбор. Хотя об этом пока ничего и не знал.
Настя тоже обратила внимание на Женю. Он был такой забавный. Небольшого роста, шустрый и улыбчивый, он только одним своим появлением благоприятно влиял на атмосферу читального зала. В его присутствии каким-то мистическим образом становилось хорошо. Знаете, есть такая категория людей, которым достаточно где-то появиться, чтобы стало спокойнее, чтобы в воздухе вдруг спало висевшее до этого напряжение, и те, кто еще минуту назад хотели поубивать друг друга, неожиданно находили причину повременить и даже, возможно, отменить смертный приговор. Вот и Колибри был таким. Хотя ничего особенного для этого специально не делал. Просто был самим собой. Он каждый раз, размахивая сумкой с учебниками, довольно развязно вваливался библиотеку и, с грохотом бросив эту сумку на ближайший свободный стул, кланялся, громогласно произнеся слова приветствия всем присутствующим. Это заставляло оных, кого с улыбкой, а кого с недоумением, оглядываться, а Вэвэ или Владик, как всегда, делали ему за шум замечание, и на этом ритуал заканчивался. И если Колибри не сидел и не грыз гранит науки, то, делая восторженные глаза, болтал о чем-нибудь с Настей. А та, с безошибочной женской интуицией сообразив, что у Владика ей ничего не обломится, вначале от скуки, а потом не без интереса поворотила очи на Женю, которого Скрепкин представил как своего двоюродного брата и друга, поселившегося у него на время учебы. Колибри, которому, даже несмотря на роман с Владиком, не могло по-мужски не льстить внимание хорошенькой девицы, начал с ней все более натурально заигрывать, чем совершенно запутал до этого абсолютно невинные взаимоотношения сотрудников библиотеки. Слава богу, хоть Вэвэ не была ни в кого влюблена, но, на беду, и она желала поучаствовать в регулировании личной жизни сотрудников. Как упоминалось, она мечтала сосватать Настю за Владика, и никакой Женя, который и вообще, может, был «лимитой», в расчеты не брался. А Кравчук вместо того, чтобы, как хотелось бы Вэвэ, грамотно готовиться к кампании по завоеванию сердца Скрепкина, в свою очередь, находилась в процессе охмурения Колибри, который явно начал проявлять к ней ответный интерес. Что не могло не спровоцировать возникновение одного непростого вопроса. Кто, например, мог дать гарантию, что переменчивая и склонная ко лжи природа человека не потеснит из сердца Жени образ Владика? И Скрепкин таки задал себе этот вопрос. И, осознав все несовершенство человеческой натуры, начал самым постыдным образом ревновать и даже мелочно придираться к Колибри. А тот, абсолютно верно расценив причину поведения Владика и зная, что страхи того беспочвенны, вместо того, чтобы просто объясниться и разрядить ситуацию, то ли из шалости, то ли по глупости продолжал кокетничать с Настей. Та, в свою очередь, все больше принимала их отношения всерьез.
Но хуже всего было то, что эти безвредные божьи создания не подозревали, что Дед Мороз уже пришел и нашел свою Снегурочку.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
17 февраля 2010 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий