воскресенье, 20 апреля 2014 г.

СЕКРЕТ КОРПОРАЦИИ


Мария Скрягина  родилась в 1977 году в Омске. Окончила с отличием  факультет теологии и мировых культур Омского государственного университета. В настоящее время проживает в Москве.
Лауреат литературной премии имени Ф. М. Достоевского (Омск), конкурса Союза писателей России "Русская тема", дипломант Шестого международного Волошинского конкурса.

Публиковалась в журналах "День и Ночь", "Подъем", "Крещатик", сибирских литературных сборниках.
Мария СКРЯГИНА


Собрание было коротким. Ярослав Ольгердович, старший менеджер по персоналу, сообщил, что с первого числа этого месяца, то есть с завтрашнего дня, компания переходит на новый формат обслуживания клиентов. В целях повышения качества услуг переход теперь будет осуществляться одним пилотом. Это снижает издержки, позволяет добиться ощутимого экономического эффекта, увеличивает производительность и так далее. В общем, он нес свойственный ему бред, а мы, переглядываясь, слушали.

- Руководством  компании утверждены новые ставки заработной платы, с которыми вы можете потом ознакомиться, - он потряс листками бумаги с таблицами цифр, - внесены изменения в инструкции по обслуживанию, трудовой деятельности и безопасности. Всем прочитать и расписаться. А сейчас, в связи с нововведениями, прошу подписать новые контракты.

Один пилот. Мы никогда не совершали переход по одному. Это считалось небезопасным, всегда был еще штурман, который страховал, помогал тянуть, иногда и вытягивал. Кто принял такое решение?

-  А это не опасно? - подала голос Света.

-  Специалисты по переходам считают, что нет. Если вы так не считаете, можете
не подписывать контракт. В чем проблема-то?

Да, в чем проблема? В приличной зарплате? В том, что собственный дар приносит не только удовольствие, но и пользу, и средства к существованию? Если сейчас выкинут на улицу, куда пойдешь, если умеешь только это - таскать людей через пространство? Аккуратно составленная таблица зарплат: квалификация, расстояние, грузоподъемность, стандарты времени, премии. В деньгах мы ничего не теряли, даже получали надбавку. Я пробежала глазами казенные строчки контракта и расписалась, как положено, в двух экземплярах. Подмахнула инструкцию, чего там читать, канцелярщина. Шуршали листы, по комнате разносился шепоток, Ярик ходил между столами, отвечал на вопросы. Я протянула ему бумаги.

- Ну, что ж, кто все подписал, свободен. Расписание переходов на завтра у дежурного.

Да, теперь кому-то придется уйти на новые маршруты. Хотя это так буднично обставлено, все равно сердечко-то екает. Куда? Сколько людей? Справлюсь ли? Я работала в корпорации всего год, с опытным напарником. Сергей как раз вышел вслед за мной. Он опоздал на собрание и сел где-то впереди, за головами других пилотов я его и не заметила.

- Ну, что, куда летишь? - излишне бодро начал он.

- Не знаю, а ты?

- Москва - Мюнхен. - Странно, чего Серегу поперли с нашего перехода Москва – Франкфурт? Ну да ладно, начальству видней.

- Знаешь, в Мюнхене есть отличный музей техники и там, представь себе, стоят все когда-либо существовавшие самолеты. Посмотреть бы, а?

Да, самолет теперь в диковинку. Зачем он, если есть такие, как я, как Серега, как Светка. Мы проще, безопаснее, быстрее. Раз - и через полчаса уже в Австралии! Много транспорта оказалось на свалке истории, хотя, говорят, есть такие места, где ходят поезда и летают самолеты, но я лично не видела. Может, потому что некогда.

Чистый воздух городов, обилие зелени, цветов, птиц, бабочек. На улицах, где неслись с рыком автомобили, где гудели пробки, теперь прогуливаются пешеходы, играют дети, на остановках стоят мини-терминалы. Передвижение по городу - в пределах пяти минут.

- Веселовский, вы бы определились насчет отпуска, какая вам путевка подойдет - Куба или Карелия? - Ярик утаскивает в свой кабинет неподъемную пачку бумаг.

-  Да, я сейчас зайду.

-  А ты не говорил, что в отпуск идешь.

-  Поменялись с Виктором, его жене отпуск пока не дают. А мне-то что. Тем более теперь, когда поодиночке, раньше или позже... Знаешь, пойдем кофейку попьем. Я вчера был в музее метро, такое тебе расскажу!

Серега неисправим, его тянет к старине, как пилота к терминалу. Ему уже пора диссертацию писать о старинных средствах передвижения.

- Давай. Только я сейчас узнаю, какой у меня маршрут. Может, на нашем оставят?

Вася, задумчивый и неторопливый дежурный, выдал график моих переходов.

-  Вася, я - в Рио?

-  А ты что, не знаешь, где это?

-  А почему только на неделю?

-  Догадайся с трех раз. Карнавал! Наши нувориши хотят погулять на чужом
празднике жизни. Разгребемся через неделю - будет другой маршрут. Жди.



На следующий день я отправилась, как обычно, в первую смену - к 8 утра, в красивой форме - темно-зеленые брюки, жилет и салатного цвета шелковая блузка. Зелень символизировала экологичность предоставляемых нами транспортных услуг. Еще бы - ни капли керосина, только сила собственного сознания!

В 8.10 начинался мой первый переход. Честно говоря, я волновалась, спокойней было бы, если рядом находился Сергей, но что теперь, надо же когда-то становиться самостоятельной. Сначала полагалось получить допуск к переходу на так называемом тестере, который за несколько секунд обследовал организм: давление, температура, кровь и так далее. Я не очень разбиралась в показателях, у меня всегда все было отлично.

Я встала за тестер, небольшую стойку буквой “Т” с чувствительной верхней панелью, на которую нужно было опереться руками.  Консультант Олег, в белом халате с зелеными нашивками, стерильном и нарядном, включил программу и, посмотрев данные на мониторе, махнул мне рукой. - Отправляйся.

У всех пилотов переходы похожи. Я имею в виду то, как пилот представляет себе перемещение сквозь пространство. Обычно это представление формируется, когда за плечами уже несколько переходов, ты перестаешь бояться, знаешь свои силы. Потом, с кем бы ты ни летел, картинка и ощущения всегда будут одинаковыми. Другие пилоты рассказывали мне, что они летят, как птицы, как супермены, плывут, как облака, несутся как самолеты или ракеты. Я возносилась вверх с безумной скоростью, иногда снижая ее, иногда паря ради удовольствия. Представьте, если бы вы вдруг оттолкнулись ногой от земли, пола, и сила гравитации была совсем маленькой, получилось бы что-то вроде самозапуска. Вот так было и со мной. Несешься сквозь воздух, сквозь ветер, и вот уже зеленый свет терминала, вспышка и - Австралия, Сибирь, Мексика, что угодно. Преград нет. Может, скоро и на Марс шагнем, но там пока нет терминалов.

На карнавал в Рио потянулись богатенькие папаши со своими семействами, большинство из “Агроэко”, компании, получившей много лет назад подряд на озеленение Москвы, или “Чистокома”, в свое время специализировавшегося на утилизации старых транспортных средств, а теперь занимающегося мусорными отходами (слоган фирмы: “Москва - самый чистый город на Земле” на фоне зеленого профиля храма Василия Блаженного). Сверкают бриллиантами молодые девицы, может, отпрыски древних загадочных олигархов, которые подверглись 50 лет назад экзекуции со странным названием расприватизация. Я оглядела очередь. Мне предстояло тащить что-то около ста человек. Раньше мы вдвоем проводили сто пятьдесят. Сердечко дрогнуло. Ну, ничего, приступим. Корпорация наверняка не с неба взяла такие цифры одного перехода, наверное, провели испытания, согласовали с медиками, школой переходов Штуцера. Так что, соберись, подруга, - и вперед. Я подошла к рамке перехода или, как его еще называли, терминалу. Он представлял из себя обычный проем двери с раздвижными дверцами, никелированный, с зеленой световой панелью по всему периметру, из-за чего походил на букву “П”. Как бы передняя стенка лифта. Только когда двери открывались, не было кабины - черная пустота.

- До перехода в Рио осталось 5 секунд. 4, 3, 2, 1. Даю отправление.

Двери бесшумно разъехались, световая панель засияла красным светом, и я шагнула во тьму. Раз - и уже несусь вверх, вокруг меня летит пространство - разноцветное, яркое, темное, закручивающееся в спираль, в тоннель, трубу, и за мной, как бусины - оцепеневшие пассажиры. Жаль их, бедняг, они в ступоре и не чувствуют ни движения воздуха, ни скорости, ни полета, им кажется, что они стоят в комнате, набитой черной ватой. Какое счастье совершать переход - не передать этого чувства свободы, когда адреналин вбрасывается кровь, когда проносишься сквозь пространство. Вдруг в какой-то момент мне стало не хватать воздуха. Пространство начало давить со всех сторон, сил воспротивиться не было, скорость падала. Уже был виден зеленый свет терминала, подо мной висело сто человек, дышать было нечем, но я рванулась, услышала странный хруст где-то совсем рядом и потеряла сознание от резкой боли в шее.

Вокруг все было белым, как зимой, такое впечатление, что я где-то в сугробе, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, да что там - даже языком. И все же это не сугроб. В легкие ворвался обычный больничный запах. “Наверное, у меня все поломано”, - подумала я, тщетно пытаясь привести конечности в движение. Раздались шаги, тихие, едва слышные. Здесь, наверное, в тапочках положено ходить.

-  Марина! - голос Веселовского. Эй, Веселовский, ты бы еще в кадр попал, тогда бы совсем здорово было. Словно услышав меня, Серега, наконец, нарисовался перед моей кроватью. Лицо усталое, но улыбается. Да, теперь все мы с такими лицами
будем ходить, пилоты-одиночки новоявленные. Как пассажиры-то там мои. Я вспомнила смешного бородатого толстяка в пестрой рубашке, девочку в карнавальной юбке, женщину в нарядном вечернем платье. Попыталась поворочать языком, получилось что-то похожее на китайский.

-  Лю. Ди. Как.


Веселовский вздохнул с облегчением. Может быть, врачи сообщили ему, что я буду в дальнейшей жизни немой.

-  Люди нормально. Ты всех дотащила. - Тут вновь зашелестели тапки.

-  Я же вам русским - русским! - языком говорю: “Подождите у входа”. И что? Вы ждете? - недовольный женский голос. Потом лицо - красивое, строгое, с узкими поджатыми губами.

-  Ну, как вы себя чувствуете?

-  Не. Чу. Ю.

-  Ничего, пройдет, вас поместили в обезболивающий кокон. Вы, извините, себе шею свернули на вашей работе. Не знаю уж, как умудрились. Придется в корсете походить. А так все в порядке. Молодой человек, прием посетителей до 19.00. Ясно? - и, зашелестев тапками, ушла.

-  Не бери ничего в голову, - проводит со мной психотерапию Сергей, - страховка покроет все расходы, тебе еще материальная помощь положена, больничный, путевка в санаторий. - Лекция на тему “Как хорошо болеть”.

-  Почему?

- Наверное, нагрузка была большая. Комиссия по безопасности ведет разбирательство, скоро тебя навестят. Но я не думаю, что ты виновата. Их проблемы.

-  Хорошо. Живая. - И тут я заплакала.







Я жила с родителями в небольшом коттедже в Подмосковье. Дом стоял в густом сосновом бору, недалеко текла Волга. Поселок был престижный, профессорский и довольно тихий. Отец у себя в кабинете писал очередной труд на тему “Культурные традиции и феномены XX века: утраченное и воспринятое”, мама рецензировала дипломы по лингвистике студентов МГУ. Иногда заходил сосед-биолог Федор Игнатьевич обсудить новое постановление правительства или ход экологической реформы в Сибири, и тогда весь вечер на веранде гоняли чаи. Родители относились к моей работе без особого восторга, в семье я считалась потерянным для науки кадром и часто слышала горестные вздохи по этому поводу. Ну, что поделаешь - судьба распорядилась так. Учеными все могут быть, а вот пилотами - единицы.

Я жила на первом этаже, в небольшой спальне с искусственным камином. Она была уютная, светлая, летом обычно окна были открыты, и казалось, что сад заглядывает внутрь - вокруг росла долгоцветущая сирень, шиповник, смородина. Под окнами - ландыши и фиалки. Коттедж, как и другое современное жилье, был оборудован системой Умный дом. К примеру, не нужно было шарить в темной комнате по стене в поисках выключателя (рассказывала мама, было такое), достаточно сказать вслух: “Свет”. И загорался светильник. Можно было просить света побольше и поменьше, вот как сейчас.

На столе стоял букетик полевых цветов, легкий ветер шевелил старорежимную тюлевую занавеску, а на моей постели, свернувшись клубком, спал молодой рысенок. Окна были открыты, и он, как всегда, пробрался из леса. Умному дому разрешили его впускать. Он быстро привык к маминым котлетам, мягкому матрасу, теперь приходит, когда вздумается

-  Марина, пойдем пить чай, - Умный дом транслировал речь из одной комнаты в другую. Рысик пошевелил ухом и свернулся в еще более тугой клубок.

-  Спи, котище. Что с тебя взять. - Я убрала свет и пошла на веранду.

Федор Игнатович принес к чаю шоколадно-мармеладных конфет и баночку меда.

-  Маринушка, ну, как вы себя чувствуете? Мы все за вас так переволновались. Любаша просила вам пожелать доброго здоровьица, - заочная Любаша, которая к нам не ходит, нянчит профессорских внуков, всегда внимательна и добра. - Вот, послала медку.

-  Спасибо, Федор Игнатович. У меня все хорошо, скоро на работу выйду. - Мама принесла пирог с земляникой, услышала мои последние слова.

-  Знаешь, Марина, полечись еще, дома побудь, с родителями пообщайся, а то совсем тебя не видим.

-  Да, Мариночка, у вас еще все впереди. А вот и Александр Иваныч. Как пишется, Алексанваныч?

-  Пишется хорошо, только успевай диктовать. Новости слышали какие-нибудь?

-  Говорят, со следующего года пустят прогулочные и туристические теплоходы по
Волге. Сейчас проходит испытание новое экологически чистое топливо.

- Уже пять лет они эти корабли пытаются запустить…

Так неспешно, под болтовню двух профессоров, треск цикад и кваканье лягушек проходит вечер, Умный дом отпугивает насекомых, и не летят мотыльки на яркий свет лампы, не кусают комары и мошки. Плещется рыба в реке. Где-то видит сладкие сны рысь, потягиваясь, перебирая лапками, мурлыча. Я забираю с тарелки кусок земляничного пирога для Сереги и ухожу спать. Желтая лунная кошка дремлет, не замечая, как мышь-звезда убегает, подрагивая длинным хвостом.

С утра я решила поехать на работу, чтобы уладить формальности - объявить, когда заканчивается больничный и я смогу приступить к переходам. Хотелось также все-таки узнать мой постоянный маршрут и график. От отсутствия работы я чувствовала себя более никчемной и слабой, чем от болезни.

Вася-дежурный встрепенулся, увидев меня в добром здравии и без шейного корсета.

-  Марина! Привет! Уже на работу?

-  Ага.

-  Хорошо выглядишь, между прочим. Ярик у себя. Бездельничает. - Ну, это он ради красного словца, у Ярика всегда есть дела, пусть даже самые фантастические (вроде вычерчивания и анализа диаграмм зависимости трудовой деятельности сотрудников от лунного цикла).

В кабинете у Ярика стояла, вернее, упиралась в потолок гигантская пальма. Кто-то из сотрудников делал переходы на острова в Карибском море и привез оттуда кокос. Кокос посадили в горшок и подарили Ярику. Пальма выросла, и теперь мы ждали плодов.

-  Марина, приветствую, - начал он в своем благожелательно-любезном стиле. – Как больничный? Как здоровье?

-  В понедельник могу выйти на работу.

-  Не пойдет, - объявил он так категорично, что у меня задрожали коленки.

-  Переэкзаменовка - раз, результаты медицинского обследования у меня на столе - два. Если успеешь до понедельника, тогда - пожалуйста.

-  Напугал меня.

-  А что ты хотела? Это ж инцидент, я бы даже сказал, инцидентище. Надо порядок соблюдать. У меня ж инструкция, у меня ж техника безопасности.

-  Хорошо-хорошо.

- И не забывай, в субботу и воскресенье я выходной, бухгалтерия выходная, в общем, все выходные, поэтому документы должны быть поданы не позже пятницы. Ясно?

-  Ясно.

-  Ну, бывай. Выздоравливай. Пока.

-  До свидания. - Дверь за мной закрылась автоматически. Я перевела дух. Однажды кокос вырастет и упадет кому-то на голову. Я даже знаю, кому.

Теперь нужно было двигать до Штуцеровки, чтобы договориться о переэкзаменовке. Можно было просто позвонить, но хотелось увидеть Артура, войти в родные стены, посмотреть на абитуриентиков, бедных, ждущих своей судьбы... Я поспешила к мини-терминалу и через две минуты уже оказалась перед школой - зданием из белоснежного пластика и стекла, такого легкого, полувоздушного, похожего на птицу. Личный штуцеровский проект. Как Штуцеру удается быть таким талантливым!

Перед зданием, несмотря на раннее утро, толпилась молодежь. Студенты-добровольцы помогали организовать очередь, объясняли, что надо делать. Сама через это проходила. Сначала - в медкабинет, проверка на тестере, потом, если есть допуск, к секретарю, там составляется общая карточка абитуриента, личные данные, медицинские показатели, все это пересылается Штуцеру в тот момент, когда сам студент заходит в комнату для практикумов. А там - делаешь или не делаешь переход.



Перед аудиторией, где шла проверка на прочность, сидели на диванчиках претенденты, зажав в липких ладошках какие-то талоны. Я уж и не помню, зачем они. Для порядка или как раз для того, чтобы мять в руках. Все волнуются, это естественно. Там же Штуцер, великий и ужасный. За столом у входа в аудиторию сидела секретарь и оформляла абитуриента: имя, фамилия, адрес, год рождения, сведения о родителях, образование и так далее. Компьютер записывал под диктовку и отправлял файл на машину к Штуцеру. Секретарь меня узнала, кивнула. Выделит мне пару секунд через пару секунд. На большее нельзя отвлекаться, вон сколько народу.

Высокий темноволосый парень приятным голосом диктовал свои данные. Потом он, переминаясь с ноги на ногу, стал терпеливо ждать, когда выйдет предыдущий абитуриент, а секретарь Алиса поманила меня пальцем:

-  Принимает уже три часа. Ребята из других часовых поясов. Ему положен перерыв на 15 минут. Можно после этого, - она кивнула на парня, - сделать. Сейчас ему предложу. Алиса что-то прошептала перед экраном. - Ага, согласен. Смайлик мне прислал. - Игриво сообщила она. И затем громко, важно:

-  Следующий.

Брюнет лет семнадцати, видно, сразу после школы, все также неуверенно стоял у двери. На диван он уже сесть боялся. Я разглядывала его исподтишка. Ничего, широкоплечий, спортивный, чем-то похож на Сергея, мог бы потянуть. Почему-то казалось, что именно он должен пройти тест. Я бы даже могла держать пари на то, что пройдет. Тут дверь рывком открылась, и показалась красивая рыжая девушка, вернее, девица или, как таких называет Штуцер, мадам. В общем, эта рыжая дама захлопнула изо всех сил дверь и резко зашагала по коридору. Объяснять ничего не надо было. Провалилась.

Брюнет вздохнул, открыл дверь и вошел. Дверь закрылась неплотно. Двери здесь были простые, не автоматические, то ли в подражание старинной архитектуре, то ли потому, что во время поступления в них слишком часто долбились головой, ударялись другими частями тела, старались выместить всю злобу и отчаяние. Я покрутилась у входа в аудиторию, якобы изматываясь от ожидания, потом притворилась, что читаю объявление на двери, и носком туфли осторожно сделала щель. Щель была узкая, я видела только противоположный конец аудитории, с аркой перехода, за которой вдруг появился мой знакомый брюнет, помахал рукой и снова исчез. Я чуть не подпрыгнула. Эх, надо было поспорить, хотя бы с Алиской.

Но, к моему удивлению, через несколько секунд меня чуть не ударило резко открывшейся дверью. Бледный брюнет зашагал прочь по коридору, не поднимая головы.

- Алиса, у него со здоровьем все в порядке?

-  Со здоровьем все, а вот с мозгами... - Алиска покрутила у виска.

-  Нет, точно?

-  Да вот его карточка, стопроцентный допуск. Ну, переход человек не сделал, что, не  видела такого никогда?

-  Видела. Отличный был переход, между прочим, с хорошей скоростью и
координацией.

Тут появился Артур, посмотрел на меня, на Алиску, на очередь.

-  Алиса, ты тоже иди, отдохни. - Иду.

-  Ну, привет. - Он улыбнулся. - Поспешим.

В школьном ресторанчике народу было немного. Студенты готовятся к экзаменам, абитуриентам не до этого. Нам принесли кофе и сок.

-  Ты по делу? - он знал, что отрывать от приема по пустякам я его не стану.

-  По делу... Только сначала вопрос. Хотела тебя спросить, как ты определяешь будущих пилотов? - Он улыбнулся, это был очень простой вопрос и ответ был простым.

-  Ты сама знаешь, что важно несколько составляющих: совершить переход на тесте, иметь отличные медицинские показатели и нормальное душевное здоровье. Маньяки нам не нужны! - как всегда при отборе студентов, он был весел, энергичен и доволен жизнью.

-  А ты не можешь отказать человеку потому, что он не понравился тебе лично?

-  Ну, мало ли мне кто не понравится? Способных-то единицы, кто ж будет людей
возить? - молодцеватый, подтянутый несмотря на возраст, так и лучится. Девчонки-выпускницы почти все уходят из школы влюбленными в него. Я не исключение.

- Сейчас хороший набор, попадаются ценные кадры. Но и неспособных - ух как много. Столько времени впустую уходит. Ладно, обычное дело. Ты-то как? Поправляешься?

-  Мне нужна переэкзаменовка, без нее меня не допускают к работе. Поможешь?

-  Но ты же вроде в отпуске?

-  Это больничный. Он заканчивается. А отпуск я возьму позже.

-  Ладно, как скажешь. Комиссия может собраться не раньше четверга.

-  Меня устроит.

-  Хорошо, Марина, я побежал, ребята ждут. Пока!

-     Пока! - кофе остыл. Кончик соломинки в стакане с соком был порядочно обгрызен. Он так легко соврал мне, что я вроде этого и не заметила. Охмурил лучезарной улыбкой, успокоил и исчез. Только я все поняла. Он врал насчет тестов. ВСЕ УМЕЮТ ЛЕТАТЬ.



Я шла по улице. Обычные люди, бегут, спешат куда-то и даже не подозревают о своих способностях, о волшебстве, заключенном внутри них. Никогда не узнать чувство полета, невесомости, легкости, парения, свободы, скорости, которое переживаешь только во время перехода, никогда не ощутить превосходства над вязкой стихией пространства... Корпорация отнимает такую возможность у людей ради сверхприбылей, ради тотального контроля на рынке транспортных услуг. Грузовые и пассажирские перевозки, почта, деньги, документы, даже подарки детям в Новый год от Деда Мороза - все идет через корпорацию. А если бы люди знали о собственных талантах, то нужно было бы платить лишь за использование терминалов, и это были бы копейки при таком-то пассажиропотоке, масштабном, глобальном. Хотя... Может, и терминалы - тоже фикция, может, и они не нужны? Почему ученые из других стран, других фирм не могут создать аналогов? Потому что ищут частоту силового поля, а ни поля, ни частоты нет. Никто из простых смертных не знает на самом деле, как работает терминал. Такие люди, как Штуцер, скорее всего, знают, но молчат.

Я позвонила дежурному в компанию.

-  Передайте сообщение для Сергея Веселовского. Позвонить Марине.

-  Веселовский будет через 10 минут. Передам. До свидания.

Надо отдать Егору Михайловичу Лужкову должное - при нем город преобразился, Москва, вернее, ее центр, который теперь находился в пределах Третьего транспортного кольца, был одним из самых чистых в мире. Много деревьев, в том числе вечнозеленых, цветов, фонтанов, прудов, открытых бассейнов. Город, наконец, задышал. Магистрали и шоссе превратились в зеленые бульвары и парки. Долго думали, что делать с роскошными подземными паркингами (говорят, ради одного из них 70 лет назад даже сожгли знаменитый Манеж), и превратили их в места для развлечений - бары, дискотеки, казино, ведь у людей теперь появилось столько свободного времени. Почти все автомобили были уничтожены, за исключением тех, что отдали в музеи и в фирмы по организации ретро-досуга. Где-то существовали магистрали, по которым за большие деньги можно было гонять на автомобиле. Веселовский бы точно хотел, может, даже копит деньги на подобную авантюру. Он мне еще что-то говорил про такую штуку... воздушный шар, называется. Тоже его очень привлекает.

…С Сергеем мы договорились встретиться на Гоголевском бульваре, бульвар был одним из старейших в городе и принадлежал так называемому Садовому кольцу. Гоголевский я любила больше других. Сюда мы мчались после занятий в Штуцеровке гулять, сидеть на лавках, есть мороженое, здесь по осени трогательно и нежно шуршали листья под ногами влюбленных, а зимой шел самый пушистый в городе снег. К тому же неподалеку находился любимый Сергеем Старый Арбат.

-  Я сегодня была у Штуцера. В школе прием новых студентов. И случайно
увидела, как один парень сделал переход. А Штуцер его не взял.

-  Не может быть! Значит, с парнем что-то не так.

-  Все так. И более того, Штуцер меня обманул. Он мне соврал.

-  И какие ты сделала выводы?

-  Я думаю, что каждый человек способен делать переход… Думаю, если сравнить количество студентов, которых он берет каждый год и количество сотрудников, которые по плану требуются корпорации ежегодно, мы увидим одинаковые цифры. Ты не замечал, что каждый раз набор совершенно различен, иногда брали мало, иногда очень много, иногда прием был стабильным. Штуцер сетовал на отсутствие природных закономерностей в таком хрупком деле, как способность к переходам, на то, что нельзя ничего спрогнозировать,  подвести под теорию вероятностей и так далее.

-  Но ведь сам человек, делающий переход, он же должен почувствовать что-то неладное?

- Что? Вспомни себя.Делая первый раз переход, испытываешь жуткие ощущения, вроде того, что ты в тесной комнате с черной ватой, ты ничего не соображаешь, у тебя координация нарушена. Скорее всего, такие ощущения можно приписать неудаче, тому, что переход не удался.

- Согласен. Тогда получается, что вся его концепция, вся его школа - вранье? Целый год интенсивного, отборного вранья... Точнее, целая жизнь.

Повисла тишина. Суть сказанного, наконец, дошла до каждого. На душе стало гадко. Сергей задумчиво крошил голубям сладкую булку. Мимо шла мама с самодвижущейся коляской, в которой, видимо, посапывал младенец. Ему - летать?

-  И что теперь? - Сергей посмотрел мне в лицо.

-  Надо сказать нашим.

-  Голуби ворковали у самых ног. Юркий воробей схватил самый большой кусок и улетел на дерево.

-  Попрошу проверить Виталика то, о чем ты говорила: ежегодные данные по
количеству выпускников и кадровым требованиям корпорации. Соберемся вечером у меня. Пойдем. - Сергей стряхнул крошки с колен, взял меня за руку, и мы побрели к Кропоткинскому мини-терминалу.

У Сергея собралась отработавшая смена, пятнадцать человек. Я рассказала им о тестах у Штуцера, Виталик, компьютерный гений, подтвердил догадки о заказе корпорации на новых сотрудников.

-  Понимаете, терминалы могут быть не нужны!

-  Марин, но тогда и мы тоже, извини, будем не нужны. Если все могут совершать переходы, то работа корпорации во многом утрачивает смысл. Ну, грузоперевозки еще останутся, уборка мусора, а так... Кто куда захотел, туда и перешел, без всяких ограничений. Без контроля, без оплаты, без идентификационных документов и виз. Тогда же преступность появится, кто-то станет пользоваться переходами в криминальных целях, нельзя будет ни зафиксировать личность пассажира, ни наличие оружия, подростки начнут убегать от родителей в Австралию куда-нибудь и так далее. Проституция, убийства, воровство, похищения, разбой с доставкой на дом. И весь Китай с Африкой будут у нас. Опасная штука. Знаешь, Штуцер, пожалуй, прав. Переходы не для всех. Да и тогда, как же наша работа? Чем будешь на жизнь зарабатывать, Марина?

Да, переоценили мы деятельность Виктора во главе профсоюза, думали, он за правое дело, за интересы трудящихся, а он для себя, родимого, всегда старался. Всем зарплатку побольше, а значит, и себе. Всем профсоюзные путевочки, и себе тоже. Нет, ну, все понятно, деньгами и хорошей жизнью мы, пилоты, развращены, как никто. Вон Серега, согласится ли он отказаться от вполне респектабельной квартирки под крышей элитного небоскреба, с зимним садом, сауной, террасой? Он, мальчик из трущоб, откуда-то с окраин Москвы, из района, где не знают, что такое фонари, мусороуборочная машина, где сначала учатся драться, а потом ходить. Если бы не корпорация, кем бы он был, как сложилась его судьба? А так - вполне обеспеченный молодой человек, с положением, с недвижимостью, пытается пристроить в Штуцеровку своих друзей, знакомых, их знакомых. И если корпорации придет конец, если все станут сами с усами, то Сереге придется переехать в квартирку поменьше, эту он не потянет, и жить, видимо, придется, на деньги от продажи. Мы же ничего больше не умеем.

-  Виктор, представь, если бы большинству людей говорили, что они не могут ходить, и перевозили бы их на инвалидных колясках, это было бы нормально? Неужели ты бы не хотел, чтобы твой сын сделал переход, сам, без тебя?

-  Я бы, может, и хотел, но куда это его приведет? Где гарантия, что такая способность пойдет ему на благо?

-  Но выходить на улицу ты ему не запрещаешь?

-  Марина, извини, у тебя нет детей, и спорить с тобой я не собираюсь. Это вопрос родительского опыта. - Виктор обиженно поджал губы.

-  Ты рисуешь слишком мрачную картину. А если все пойдет хорошо, если придумают, как контролировать переходы и так далее?

-  Может, и придумают. Но сначала придется пройти через хаос, это же понятно.

- Он помолчал, потом излишне задушевным голосом проронил:

- Марина, мне кажется, что авария плохо на тебя повлияла. Тебе надо успокоиться, отдохнуть. А в корпорации знают, как лучше.

Все молчали, у нас было принято говорить по очереди, не галдеть, мы все вышли из школы Штуцера, и там были именно такие порядки. Затем сказал Виталик, его всегда интересовали технические вопросы:

-  Мне кажется, что проблема контроля - не вопрос. Выдать каждому личный терминальчик, и все. Для детей - кодированный доступ.

-  А если терминал на самом деле декорация? Повернулся вокруг себя три раза – и уже в Индии, тогда что? - Это Стелла. Бывшая Серегина пассия, красивая до умопомрачения, но стерва, терпеть ее не могу. Ревную. Однозначно. Но эмоции в сторону, момент не для личных переживаний. Сейчас мы будем делиться на фракции, сомнений никаких. Один из самых сплоченных коллективов размежуется на лагеря и воюющие стороны. Придется занять место в каком-то окопе. Я для себя уже решила, посмотрим, как остальные.

-  Получается, мы еще ничего не знаем, а уже говорим “нет”.

-  А потом может быть поздно. Когда изобретали атомную бомбу, тоже думали, что здорово будет.

-  Да, неясно, как блокировать переход каких-нибудь боевиков, террористов, бандитов.

-  Получается, из-за моральных уродов нормальные люди будут лишены чуда, свободы, полета? - Стелла пошла в атаку, ну дает.

-  Знаете, ребята, я думаю, что сначала мы должны узнать, как мы сами совершаем переходы, как работают терминалы. И работают ли они вообще. И только потом что-то решать… Виталик?..

-  Я постараюсь.

Ну, что ж, хорошо, что Виталик не трусит, за взлом сервера корпорации по головке не погладят.

-  Ты осторожнее.

-  У меня своя система, не беспокойся.

- Думаю, не нужно никого предупреждать насчет молчания-золота? – Внутри что-то дрогнуло. Противная мысль, что кто-то может предать, пробралась в голову. Да, теперь нас объединяет секрет, а секрет - всегда искушение. Пока мы еще доверяем друг другу, но что будет завтра?

Ребята засобирались по домам. Скорее всего, Штуцер знает, что мы были у Сергея, только вряд ли что-то предпримет. Главное, чтобы все молчали и держались друг друга, он же сам нас этому учил.

-  Останешься? - просто спросил Сергей.

-  Останусь, - домой мне, пилоту, тащиться не хотелось.

Москву нельзя было не любить, особенно из Серегиной поднебесной квартиры, откуда открывался вид на большую часть города. Вот столица вплывает в сумерки, зажигаются огни, фонари, горят зеленым светом арки терминалов: отсюда, с высоты - крошечные буковки “П”, в которых исчезают и появляются люди. И вот уже синяя дымка вечера легко падает на город. Это лето выдалось какое-то спокойное, мягкое, в меру солнечное и в меру дождливое, говорят, природа близка к экологическому равновесию, а может, удалось реанимировать старый климатический проект Лужкова-старшего.

Мы вышли на террасу. В воздухе носились какие-то южные запахи: кипарисов, роз, фруктов. “Агроэко” засадила Москву новыми морозостойкими сортами деревьев и цветов, прямо под окнами домов росли сливы, черешни и абрикосы. Чудилось даже, что где-то далеко шумит море. Опершись на перила, мы смотрели на город.

-  Что нужно людям для счастья? Теплое лето, любимые люди рядом, хорошая
работа, жилье, творчество, свобода… Все говорили о страхах, об опасностях, а ради чего мы все это затеваем? Что даст независимость от корпорации? - Сергей был старше и мудрее меня, казалось, он знает ответы на все вопросы.

-  Люди станут ближе. Ненужно будет копить несколько месяцев, полгода, год, чтобы навестить родителей, друзей, родных. Путешествия не для богатых, а для тех, кому интересен мир, чужая культура, другие страны. Народы станут ближе. Времени на поездки станет меньше, значит, его можно тратить на что-то интересное, творческое.

- Не думаю, что это станет какой-то революцией для человечества, все зависит от самого человека, как он сумеет распорядиться этим даром. Когда корпорация только начинала работу, ведь многие были против - столько безработных, такие дорогие переходы, такие масштабные работы по утилизации старого транспорта и так далее, но зато города стали чище, экология в целом поправилась, стало меньше конфликтов из-за энергоресурсов. Тем более, появились альтернативные источники энергии. Может, и эта новая возможность для каждого преодолевать пространство станет толчком к новым открытиям.

- Корпорация не даст. Это большой бизнес, большие деньги, контроль, информация. Разве корпорация согласится такое потерять? Разве ее интересуют бедняки, не видевшие ничего, кроме своих трущоб и халуп, старые родители вдали от детей, люди, живущие на севере и мечтающие по выходным отдыхать на море? Корпорация платит такие налоги в бюджет страны, что речь пойдет уже и о национальных интересах. Пусть мы немного сверхлюди, но нам вряд ли справиться. Корпорации и государству это будет не выгодно. Сейчас она обладает правом на терминалы, переходы своих сотрудников, а тогда?..

- Штуцер будет следить за нами, он не дурак, ты его знаешь. Нас могут уволить без права пользования терминалами. Что тогда? Мне придется к тебе в гости целый день пешком идти, не смешно ли, мне, пилоту!

Артур на их стороне, но почему? Ведь не деньги и положение для него главное. Когда он учил нас, он казался мне таким благородным. Для Сергея, как и для меня, Штуцер был воплощением лучших человеческих качеств, в том числе честности, щедрости, порядочности.

-  Он уверен в том, что спасает человечество от неконтролируемой свободы. А это уже миссия, призвание. Люди - как дети, а в роли педагога он всегда был неплох. Такие педагогически одаренные миссионеры всегда с удовольствием экспортировали так называемую демократию в приличные страны, в том числе, увы, и к нам. Теперь мы державка так себе, придаток корпорации, зато демократичные.

-  Мы могли бы избавиться от корпорации. Начать все заново. Великая империя на шестой части суши, свобода, равенство и братство. - Серега остается поклонником старины, романтиком, идеалистом. Веселовский он и есть Веселовский. Верит в легенду о Великой империи. Даже какие-то факты приводит. Ему бы книги писать.

-  Не знаю, Сережа, ввязываемся мы с тобой туда, откуда можем не выбраться. - При слове “не выбраться” у него темнеют зрачки, и я знаю, что он вспоминает, – белую больничную койку, меня в специальном коконе, обматывающем тело, словно мумию.

-  У меня к корпорации есть личные счеты.



ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

Комментариев нет :

Отправить комментарий