воскресенье, 11 мая 2014 г.

НЕ КАЖДОМУ ДАНО. Часть 3

Продолжение. Начало

ГЛАВА II

I

В Москве Софа сразу взяла Илью в оборот. Уже на следующий день после приезда он встретился с тем самым доктором наук, которого пригласили для участия в ток-шоу. Илья был поражен. Физика звали Вениамин Коган, и отличался он от ортодоксального еврея-хасида только тем, что был в джинсах и свитере, а не в черном костюме и белой рубашке, не отпускал пейсы и не носил черной шляпы.

- Боже мой! – подумал Илья. - Софа сошла с ума. Чистокровный еврей и православный диакон, почти наверняка антисемит, как они будут говорить друг с другом?

- Познакомьтесь, - сказала Пугачева, и они протянули друг другу руки. – Я бы не хотела, чтобы вы обсуждали наши проблемы здесь, в Госдуме. Предлагаю вам посидеть где-нибудь за чашечкой кофе. Готова профинансировать этот кофе-брейк.

- Вы правы, так будет лучше. Но финансировать нас не надо, мы взрослые мальчики, - Илья посмотрел на «хасида», тот кивнул в знак согласия, и они вышли из кабинета.

- Я слушал запись вашей беседы с Софьей Дмитриевной, - сказал Коган, когда они уселись за столик небольшой кафешки. - Ассоциации довольно интересные, но совершенно не понимаю, что является предметом дискуссии. Известно, что каждый стих Торы можно интерпретировать бесконечно. Но с точки зрения смысла еврейские комментаторы обычно выделяют  всего несколько уровней. Вы знакомы с этими уровнями?

- Знаком, - сказал Илья.

- Тогда вы знаете, что «пшат» – это уровень буквального понимания. Обычно православные священники, чтобы не морочить голову себе и прихожанам, предпочитают не углубляться. Их нельзя за это винить, потому что на более глубоком уровне, «драш», к первым словам Торы добавляется еще и то, что Бог создал небо и землю для евреев. Можете представить себе православного священника, который скажет такое прихожанам? А есть еще «ремез» и «сод».

- Вениамин, у вас диктофон с собой?

- Да.

- Включайте и слушайте меня.  Ваше знание Торы, Талмуда, Мидрашей и всего остального интеллектуального богатства иудеев никого не интересует. Насколько я мог понять, вы в этом проекте играете роль физика-космолога.

- Илья, так я же и пытаюсь понять, в чем моя роль именно как физика. Я, по вашему замыслу, должен вскрыть тайные смыслы Писания, а наш оппонент остается на уровне буквального понимания того же текста. В результате мы с ним находимся как бы на параллельных плоскостях. Нет пересечения, а значит, нет и предмета спора.

- Послушайте! – Илья начал раздражаться. – Давайте договоримся с самого начала. Есть план, который никто не может нарушить. Я этот план знаю, а вы нет. Поэтому говорить буду я, а вы будете слушать и не перебивать. Готовы?


- Да, - обиженно скривив губы, ответил Коган.

- Тогда начали. Забудьте еврейские слова, в том числе слово Тора. Допустимо говорить «Библия» и «Ветхий Завет». В вашем диспуте не должно быть и тени иудаизма.

- Но я иудей!

- Не можете на время оставаться только ученым, откажитесь от проекта! И не перебивайте меня. Говорю это в последний раз.

- Вы не слишком суровы?

- Приходится, иначе мы прокопаемся до морковкина заговенья. Итак, никакого иудаизма! Теперь о цели: попы хотят проникнуть в школы. Это не нравится Пугачевой, и мне, признаться, тоже не нравится. Я считаю это не только бессмысленным, но и опасным делом. Хуже религиозной розни только ядерная война. Цель, таким образом, в том, чтобы не допустить попов к нашим детям. Достичь этого можно только, перетянув социум на свою сторону, возбудить в нем протест. Наша власть хоть и мало зависит от народа, но все же боится социальных протестов, как черт ладана. Отсюда следует, что мы должны завоевать симпатии граждан. И это единственная возможность пресечь поползновения клира.

В школах детям преподают основы наук. Уже на этом основании попам вполне можно было бы отказать. Но они выдвигают свой аргумент. Говорят о падении морали, алкоголизме, наркотиках и тому подобном. Все это в школах присутствует. И поэтому их многие поддерживают. Это, конечно, только ширма, маскирующая суть. Однако, глядя на нее и ожидая, что с приходом попов нравы школьников поднимутся до небес, все забывают, что клир не признает ту самую науку, основы которой преподают в школе. Противоречия между наукой и религией очевидны и существуют уже много столетий.

Коган молча поднял руку.

- Вы хотите что-то спросить?

- Да. Так, вы считаете, что надо вскрыть эти противоречия?

- Не торопитесь, слушайте дальше. Говорю вам, противоречия очевидны и все о них знают. А потому и говорить о них не имеет смысла. В свое время история с Бруно и Галилем показала, что, будь воля святош, они бы вообще запретили научное мышления. Но, к счастью, это оказалось  не в их силах. Наука развивалась, и не благодаря, а вопреки церкви. Мало-помалу церковь была вынуждена признать многие научные открытия. Она сдает позиции и в наши дни. Если вы заглянете в Закон Божий, который они и хотят преподавать в школе, то найдете там уже «научные» объяснения некоторых сложных мест Библии. Одни из них наивны и даже просто неправильны, другие вполне приемлемы. Но это ничего не меняет. Дело в том….

Коган снова поднял руку.

- Ну, что на этот раз? – спросил Илья раздраженно.

- Послушайте, господин Кричевский, не разыгрывайте из себя тирана. Мы с вами на равных. Могу я задать вопрос, если мне что-то не ясно?

- Ну, хорошо, спрашивайте. Что не ясно?

- Вы предлагаете упирать на то, что попы признают научные истины только под давлением?

- Вот поэтому я и прошу вас не перебивать. Поверьте, нет времени на удовлетворение преждевременного любопытства. Если вы начнете упрекать их в вынужденном признании научных истин, то немедленно окажетесь в нокауте. Вам тут же скажут, что наука еще не владеет окончательным знанием. Все известные научные теории, даже те, которые претендовали на роль истины в последней инстанции, неизменно опровергались с помощью других теорий. Все они, стало быть, временны, а Библия - книга вечная. Зачем же надо каждый раз пересматривать смысл вечного знания в угоду очередной фантазии милейших ученых? Не лучше ли подождать, когда новомодная теория будет опровергнута и канет в лету, как все ее предшественницы? Что имеете возразить? – Коган пожал плечами. – То-то! – Илья Ильич погрозил ему пальцем.

- В чем же тогда дело?

- Все очень просто. Вы должны сказать, что Библия не просто великая, а величайшая книга. И свет на ее истинное величие проливает как раз наука. А вот богословы и экзегеты за тысячи лет так и не поняли, в чем смысл и величие главной книги двух мировых религий. Теперь - внимание! Первые главы книги Бытия - великолепный пример дедуктивного мышления.

- Что?! – Коган недоуменно вскинул брови.

- Молчите и слушайте. Библейский Бог - сам по себе дедуктивная идея. Обратите внимание, как развивается история сотворения мира. Сверху вниз! Бог как бы содержит в себе все, что творит. Он эманирует мир. Все сущее как бы истекает из Бога. Кстати, все космогонические мифы построены подобным образом. Таков и шумерский миф Энума Элиш, такова  и книга Бытия. И это очень важное обстоятельство. Дело здесь в том, что дедуктивная идея может быть сформулирована очень лаконично. Но если эта формулировка действительно полная, то она, подобно закрытому сундуку, может содержать неисчислимые богатства. Вопрос только в том, чтобы их извлечь в строго определенном порядке.

Помните, как построены «Начала» Евклида? Все начинается с постулатов, а уж затем из них извлекается все здание его геометрии. Надеюсь, не требуется доказывать, что Евклид продемонстрировал нам классическое дедуктивное мышление?

Теперь представьте, что Евклид не позаботился о том, чтобы извлечь из своих постулатов все остальное, что есть в его геометрии. Ну, написал постулаты и умер. Скажите, кто и когда мог бы сделать это вместо него? Думаю, что никто и никогда. Конечно, без геометрии человечество и в этом случае не осталось бы. Но ее пришлось бы создавать заново. Понимаете, о чем я говорю?

- Кажется, начинаю понимать.

- Теперь заключительный аккорд. Книга Бытия и есть лаконичная формулировка великой дедуктивной идеи. Это постулаты, которые содержат все законы мироздания. Только ее авторы не уподобились Евклиду и не стали извлекать из нее все то, что она содержит. Впрочем, это ничего не меняет. Надо думать над словами Бога. И тогда станет ясно, что все верные научные теории могут быть извлечены из книги Бытия. И вот этого и не понимают досточтимые богословы и экзегеты. Относясь с недоверием к некоторым научным теориям и, хуже того, устраивая гонения на авторов и на сами теории, они тем самым высказывают недоверие и самому Богу, устраивают гонения и на него в том числе. Воспринимая Бытие всего лишь как описание процесса творения, святые отцы демонстрируют непонимание сути своего же предмета. Чему, в таком случае, они могут учить детей?

Итак, библейский Бог есть дедуктивная идея, а книга Бытия ее лаконичная формулировка. Таким образом, не книга Бытия должна поверяться научными теориями, а сами теории должны поверяться этой книгой.

- И вы в этом уверены?

- Уверенным нельзя быть ни в чем. Но парочку  великих теорий я там обнаружил, в упакованной форме, разумеется.

- Интересно, что же это за теории?

- Теория Большого Взрыва, например.

- А еще?

- Еще? Возможно, мы поговорим об этом в следующий раз.

- Но почему? Хотя бы еще одну назовите.

- Теория эволюции.

- Что? Но, ведь…

- Вот именно, попы тут столько дров наломали.

- Илья, откуда там взялась теория эволюции? Бог же все сотворил, разве не об этом в Библии.

- Да, Бог – это сила, которая творит мир. Но разве Он творит его в один миг? Нет, последовательно, постепенно от чего-то безвидного и пустого к свету, светилам, к фауне и флоре и, наконец, к человеку. Эта ли не эволюция? Что касается непосредственно теории Дарвина, то и она в Бытии представлена.

- Это каким же образом?

- Сколько раз Бог принимается за человека?

- Трижды.

- Так что вам еще не понятно?

- Ну, хорошо, основное я понял. И у меня есть запись нашей беседы. Могу ли я позвонить вам, если обнаружу неясности?

- Безусловно. Но учтите, я могу ответить на вопросы по существу, а мизансцены, акценты, ударения… На это есть сценарист, режиссер и прочие специалисты.





Кричевский остался доволен разговором. Но удовлетворение продержалось недолго. Коган позвонил вечером и спросил, можно ли на основании слов Ильи  считать, что евреи действительно богом избранный народ. Ведь Тора – это еврейская книга. Кричевский схватился за голову. Такого он не ожидал.

- Это полная чушь! – категорически отрезал Илья Ильич.

- Но почему? – спросил нудным голосом Коган. - Можете это доказать?

- Послушайте, Вениамин! Мы занимаемся конкретным делом. За эту работу и вам, и мне платят деньги, а доказательство богоизбранности евреев к этой работе не имеет отношения.  Кроме того, я не считаю евреев богоизбранным народом.

- Какие у вас основания для этого? Вы же сами сказали, что Тора содержит в себе весь мир.

- Не мир, а постулаты, из которых можно извлечь законы мироздания.

- Так в чем же дело, ведь эти постулаты Моисею продиктовал Бог, и через того они стали достоянием именно еврейского народа.

- Вениамин, не втягивайте меня в дискуссию!

- Ну, пожалуйста, Илья, скажите, почему вы отвергаете богоизбранность евреев? Для меня  это очень важно.

- Да потому, что Бог продиктовал Моисею только постулаты. Видимо, он надеялся, что евреи сами извлекут все остальное. Но евреи так и не поняли, в чем смысл Торы. Заметьте, они не оправдали надежд своего бога. Как можно после этого говорить о богоизбранности?

Молчание на том конце провода затянулось. Илья ждал. Наконец, послышался голос Вениамина.

- Хорошо, спасибо за терпение. Я буду размышлять об этом.

- Размышляйте, - Илья положил трубку.

Получалась скверная история. Илья Ильич набрал в пипетку всего лишь пару капель из того, что знал сам. Закапал их в ухо вроде бы умному человеку, а в ответ получил невероятную и опасную глупость. Каких же чудовищ породит «сон разума», если его потревожит самый ничтожный лучик света?

Евреи? Да не в них дело. Откуда бы они ни явились, сейчас мы все в одной лодке. Важно не это, а то знание, которое они принесли с собой. Вот оно и преобразило влюбленных гоминидов, превратило их в собственную противоположность. Весь Ветхий Завет только этому и посвящен.

Кричевский вспомнил историю Моисея, снял с полки томик Библии, книга сама открылась на нужной странице.

И вырос младенец, и она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына, и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его.

     Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим сынам Израилевым и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его.

     Посмотрев туда и сюда и видя, что нет никого, он убил Египтянина и скрыл его в песке.

     И вышел он на другой день, и вот, два Еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего?

     А тот сказал: кто поставил тебя начальником и судьею над нами? не думаешь ли убить меня, как убил Египтянина?

Вот она суть последствий: любовь оборачивается убийством, подлостью! – Кричевский поежился. - И так всегда и во всем. Стоит только перевернуть страницу - и натыкаешься на то же самое.

А эти отвратительные превращения! Положил руку за пазуху, и она побелела от проказы, бросил палку - и она стала змеей, плеснул воду на сушу и превратил ее в кровь. Что этим хочет сказать Бог? Или вот, все эти ужасные казни египетские, они зачем? Для демонстрации беспредельного могущества? Но если Бог всемогущ, почему он не избавил евреев от ярма рабства с помощью любви, почему не внушил египтянам и евреям любовь друг к другу?

Ответа нет?

Ответ есть, но он очень неприятен.

Илья Ильич поставил книгу на полку.

Может действительно оставить все это и заняться пиратами Средиземного моря? Поехать на Кипр… Чудный остров! Разорить папу на небольшое суденышко, взять с собой Марго и шастать по островам, разыскивая пиратские артефакты. А потом писать романы, полные морской соли, блеска драгоценных камней, ну и солнца, конечно. Э-хе-хе. Пятнадцать человек  на сундук мертвеца…

Илья Ильич пошел на кухню, достал из холодильника тарелку с селедкой и отварной картошкой, порезал на кружки луковицу и сел за стол.

- Сто грамм не помешает, - подумал он, и плеснул водки в хрустальный стаканчик.



II

Утром позвонила встревоженная Маргарита и сказала, что Софе среди ночи угрожали и требовали отменить ток-шоу. «Началось», - подумал Илья, но решил не драматизировать ситуацию.

- Неужели церковь докатилась до угроз?

- Это не церковь, Марго. Это кто-нибудь из православных экстремистов. У них полно всяких союзов, и некоторые очень агрессивны. То ли еще будет, когда они увидят, что их диакону противостоит чистокровный… Еврей против РПЦ – это нечто!

- Ты считаешь наш выбор неудачным?

- Наш? Почему наш? Я не выбирал этого Вениамина, и ты не выбирала. Я звонил вчера Софе и сказал, что считаю кандидатуру Когана неприемлемой. Но она и слушать не захотела. Коган ортодокс и фанатически верит в богоизбранность еврейского народа. Даже если на шоу он удержится от своих еврейских словечек, то после его все равно проявят. И получится, что Пугачева стравливает иудеев с православными. Уверен, на его место нужен русак.

Вообще это странно. Она вроде опытный политик и должна такие вещи просчитывать.

- А ты не допускаешь, что она хочет оказаться в центре скандала?

- PR? – Илья хохотнул.

- Что ты смеешься?

- Не понимаю. Если диакон проиграет, то ее будут ненавидеть все патриоты и националисты. А если, благодаря Когану, все будет наоборот, то грош цена ее противостоянию. Она будет выглядеть неудачницей. Что может быть хуже? Так что дело здесь не в PR. Повторяю: нужен русак, эдакий физик под Есенина. Уговори ее.

- Ладно, попробую. А есть кандидатура?

- У меня нет, но найти такого человека несложно. Вечером увидимся?

- Я очень хочу.

- Ну, так приезжай.

- А ужин приготовишь?

- Не задавай глупых вопросов. Накормлю до отвала.

- Тогда жди часиков в семь.

Положив трубку, Илья включил компьютер и уселся за письменный стол, но не успел сосредоточиться, как зазвонил телефон и нудный голос Когана вывел его из себя.

- Так! – сказал себе Кричевский, - сейчас я его отошью.

- Понимаете, я не понимаю…

- Понимаете, не понимаете… Я тоже не понимаю, чего вы мне звоните. Я выполнил свою работу, рассказал вам все что надо. Вы это записали. Что еще?

- Вы брутальный человек, Илья.

- Не надо эвфемизмов, скажите просто, что я хам. Так точнее. Я обижусь и пошлю вас матом. Вы тоже обидитесь, и мы расстанемся навек.

В трубке все изменилось. Коган хохотал, заливался руладами, свистел и хрипел в трубку. Внезапно все стихло, и голос, утративший занудные интонации отчетливо произнес:

- Так легко вам от меня не избавиться, не надейтесь. А звоню я вот почему: не надо настаивать на моей замене. Ничего из этого не получится.

- А я думаю, что надо, и что все получится.

- Нет. На это есть очень серьезные причины.

Илья задумался.

- Кажется, я догадался. Всю эту шурупундию финансируют евреи. Так?

- Ну, может быть и так. Мы не хотим, чтобы попы морочили наших детей.

- И что с того? Тем более надо заменить вас русским парнем. Иначе вы проиграете.

- Нет, этот бой должны выиграть именно евреи.

- Все! Я понял. Давайте так: я не буду настаивать на вашей замене, а вы не будете звонить и задавать дурацкие вопросы. Вы часть богоизбранного народа, так берите вашу Тору и включайте свои мозги. Пока, успехов.

Илья положил трубку и облегченно вздохнул. И все-таки этот зануда Коган испортил ему день. О работе не могло быть и речи. Илья Ильич отправился на кухню, открыл холодильник и произвел ревизию продуктов.

- Прекрасно! Все есть! – пропел он. - Будет салат, это для разгона. Огурцы, помидоры, лук. Подсолнечное масло, – открыл пробку, понюхал. - Ах, как пахнет! Из жареных семечек, домашнее. Бородинский хлеб, целая буханка. Вчерашняя селедка с картошкой и луком. Что может быть лучше? А еще? А еще холодный говяжий ростбиф с овощами рататуй. А может, баранья корейка? Говядину надо варить час, потом охлаждать. Корейка жарится две минуты. И к ней тоже рататуй. Класс! Придет Марго, захочет ростбиф слегка окровавленный. Вот он на блюде, чесночком, морковкой, перчиком начиненный. И еще сальца в него для соку. Разрежу пополам, а он внутри нежно-розового цвета. Это тебе, Маргошка, не от Микояна продукт. Изволит корейку - прекрасно. Жарю на глазах у изумленной женщины.

А все-таки мне не везет с бабами. Мать даже яичницу прожарить никогда не умела. И Маргаритка, редиска такая-сякая, к плите не подходит. А другие? А чо другие? Я их сам к плите не подпускал. Только продукты портили.

Вот так и живу, тихо сам с собою. Сирота я сирота, и плохо одет я, никто в жены не идет, а… Ну, да… Все лето.

Ария оборвалась. Поставив вариться говядину, Илья включил телевизор. В новостях показывали шествие православных хоругвеносцев.

- Вот они, соколики! Казачки ряженные, пара попиков с козлиными бородками и в рясах, тетки в платках и молодцы-удальцы с мрачными лицами. Боевой отряд. Это не хухры-мухры, подумал Илья, эти ножичком чиркнут и не поморщатся.

Картинка сменилась. Показывали автомобильный салон и длинноногих  девчонок в купальниках. Илья выключил «ящик».

- А ну их всех к черту!



Марго появилась в половине седьмого. Чмокнула в щеку, на ходу бросила: «Хочу холодный ростбиф. Жара» и скрылась за дверью ванной. Крикнула уже через дверь: «Не могу без душа, я как килька в собственном соку». Илья накрыл на стол, сел, подпер голову ладонями, и так ждал, когда явится Марго. Она и явилась. В шелковом халатике на голое тело, уселась напротив и рявкнула чуть ли ни басом: «Жрать хочу».

- Сейчас, сейчас, - притворно запищал Илья. Вскочил и заметался между столом и плитой, крутя задом.

Марго засмеялась.

- Назначаю тебя придворным кухмейстером.

- Благодарю, моя королева! Ну, как тебе ростбиф?

- Никогда ничего подобного не ела. Чего ты в него напихал, что он такой вкусный?

- Ладно, чего напихал, того напихал. Тайна это. Скажи лучше, ты знала, что всю эту байду с РПЦ финансируют евреи?

- Узнала только сегодня. Пошла к Софе, хотела уговорить ее отказаться от Когана, она и сказала, почему этого нельзя сделать. Но какое это имеет значение? Она и сама бы финансировала этот проект. А тут нашлись спонсоры… Почему не совместить полезное с приятным?

- Да, конечно, - задумчиво сказал Илья.

- Что тебя смущает?

- Не хочу в дерьмо обмакнуться.

- Каким образом? Ты защищен со всех сторон и ниоткуда не виден.

- Вроде бы. А на самом деле не так. Эта война ведется не обычным оружием.

- А мне как раз это и нравится. В кой-то веке политики не обливают врагов грязью, не пускают в дело компромат. Это же хорошо.

- М-да…. Еще мяса отрезать?

- Нет, все. Я наполнена до краев.

- Ты говоришь, Софе угрожали?

- Да, но думаю это чепуха.

- Поживем, увидим.



Ток шоу состоялось. На этот раз Илья смотрел его вживую вместе с Марго. Они лежали на диване и оба крякали от удовольствия. Илья не узнавал Когана, он был совсем другим. Куда подевалась его обычная занудность? С экрана смотрел очень улыбчивый молодой еврей, не сказавший ни единого плохого слова о православной церкви. Напротив, он говорил только хорошее о святых отцах, говорил, что понимает их желание бороться за нравственность молодежи. Но вот только не в школе. Они должны понять, что Закон Божий, как предмет, хоть претерпел изменения в лучшую сторону, все же еще очень архаичен. Он не требовал, не попрекал клир косным отношением к науке. Наоборот, сказал, что наука и религия должны сойтись и что ученые готовы пролить свет на тайны Святого Писания. В этом месте оппонент Когана удивленно вздернул брови.

- Что вы имеете в виду, - спросил он довольно агрессивно.

Далее последовал довольно большой пассаж от Ильи Ильича, в конце которого Коган виртуозно надавил на то, что книга Бытия, например, это сборник аксиом, который уже содержит в себе законы мироздания и, само собой разумеется, все верные научные теории. Тут диакон не выдержал и произнес свое дежурное «что вы имеете в виду». Коган объяснил, что имеет в виду на примере геометрии Евклида. И Кричевский довольно хохотнул.

- Ах, молодца Коган. Лихо он его.

- Так в чем же дело? Раз вы сами признаете универсальность книги Бытия, почему протестуете против преподавания Закона Божия?

- Исключительно потому, что церковь относится к науке как к костылю, которым пытается подпереть все еще архаичное понимание того, что в научном мире уже давно является общепризнанными фактами. Вы все еще отметаете теорию эволюции и говорите о сотворении мира шесть тысяч лет назад. Не замечая при этом, что в самой Библии нет и речи об одномоментном творении мира. Но там есть… И далее по Кричевскому.

После тирады о шестидневе и троекратном совершенствовании человека диакон выглядел совершенно размазанным.

- Что ж вы можете преподавать детям, если до сих пор не понимаете, что… - Тут Коган запнулся, хотел сказать «Тора», но вовремя сдержался, – не понимаете, что в Библии теория эволюции содержится как постулат, который затем ученые развернули в логическую последовательность теорем. Получается, вы противоречите не только  основам науки, для изучения которых дети и ходят в школу, вы, таким образом, противоречите и самой Библии.

- Браво, – крикнул Илья, - он молодец!



На следующий день Илья позвонил Когану, выразил свое восхищение и извинился за свое хамское поведение.

- Я не произносил этого слова. Сказал, что вы брутальны, это да. – Коган помолчал. – Илья, я хотел бы с вами встретиться. Это возможно?

- Да, но не на этой неделе.

- Хорошо, я позвоню вам в понедельник.

И Коган повесил трубку.



После ток-шоу на Пугачеву обрушился шквал угроз. Досталось и Марго. Двое юношей специфического вида подошли к ней на улице, прижали к стене дома и сказали, чтобы она искала другую работу. Пугачева долго не протянет.

Марго испугалась не на шутку. Вернулась в Думу и рассказала об инциденте Пугачевой.

- Не думала, что они будут приставать и к тебе, - сказала Софья Дмитриевна, вызвала машину и велела шоферу отвезти Маго домой.

Но домой Марго не поехала. Ей все еще было страшно, и успокоиться она могла только рядом с Ильей.

- Сволочи! – сказал Илья, ты-то здесь причем. А что ваша служба безопасности? Выяснили уже, кто этим занимается?

- Союз православных граждан СССР.

- Чего граждан? Ты не путаешь?

- Нет, они все еще считают себя гражданами СССР.

- Бред собачий! Уж как в СССР давили попов, так никто и никогда их не давил. А что сказала Софа?

- Ничего. Дала машину и я поехала к тебе.

Зазвонил мобильный телефон. Марго взглянула на дисплей и улыбнулась

- Легка на помине.

- Что, Софа?

Марго кивнула и нажала кнопочку громкой связи.

- Не знаю, что и сказать. Что-то мне тревожно. Маргарита, поезжай-ка ты куда-нибудь со своим Ильей. Он ведь до сентября свободен.

- Что, все так серьезно?

- Не знаю, серьезно – несерьезно, а береженого Бог бережет. Через неделю вернется из Парижа один «очень влиятельный человек», я с ним эти вопросы порешаю. И вот еще что: я сейчас пошлю к вам курьера. Он привезет два конверта, один тебе, другой Илье. Парень в желтой футболке. Он позвонит тебе снизу. И сразу уезжайте. Эти отморозки могли тебя отследить. Ну, пока, я позвоню.

- И куда поедем? – спросил Илья, когда Марго положила трубку.

- Не знаю, может к тетке в деревню?

- А что, неплохая идея. Я согласен.

Через час явился курьер и передал Илье два конверта. Он вскрыл свой и ахнул. Пять тысяч зеленых!

- Она сошла с ума.

- Нет, все в порядке. Ей осталось не меньше сотки.

- Да ты что! Правда?

- На таких, как Софа, не экономят.

- С этими деньгами нам и европейские столицы покорятся

- Нет, давай все же к тетушке. Накупим вкуснятины и будем неделю пировать. И потом, далеко уезжать не надо. Вдруг что срочное, и придется быстро подскочить.

- Когда едем?

- Прямо сейчас, собирайся.

- А ты?

- Я так и поеду. У тетки в шкафу полно моих шмоток. Мне вполне хватит.





III

Как и ожидала Пугачева, ОВЧ - «очень влиятельный человек» - вернулся в Москву ровно через неделю. Все это время специфические мальчики-качки денно и нощно дежурили около ее дома, наблюдали, как она выходит из Думы, следовали за ней неотступно везде и всюду, демонстративно попадаясь на глаза. Измученная угрозами и слежкой, она позвонила своему ОВЧ с утра пораньше и с удовольствием отметила приветливые интонации в его голосе.

- Буду у себя в двенадцать, приезжайте, поболтаем. Видел ваше шоу, очень познавательно. И не только для мирян, но и для нас, грешных. Словом, жду с нетерпением.

Ровно в двенадцать Софья Дмитриевна вошла в приемную. Лощеный секретарь немедленно распахнул дверь кабинета и доложил о ее прибытии. Из-за едва прикрытой двери донесся звук отодвигаемого кресла и на пороге появился сам ОВЧ.

- Хороший знак, - подумала Пугачева и обольстительно улыбнулась.

- Софья Дмитриевна, дорогая моя, несказанно рад вас видеть. Проходите в мою келью. Кофе, чай, сок, что-нибудь сладкое?

- Спасибо, ничего, я недавно завтракала.

- Ну, все же…. Я настаиваю. А то вы уйдете раньше времени и не позволите насладиться вашим обществом.

- Ну, хорошо, - Пугачева расцвела в улыбке, - тогда кофе, если можно.

- Конечно можно. Вам все можно, - отвечая улыбкой на улыбку, сказал ОВЧ и пропустил Пугачеву в кабинет. – Софья Дмитриевна, какая нужда привела ко мне? Ведь вы так просто, без дела меня б не навестили. А жаль. Я всегда рад вам. Уж извините, что с места в карьер. Но вы женщина сколь прекрасная, столь и умная и деловая. Церемоний не любите. Успел это ранее заметить.

- Неладное что-то творится.

И Пугачева рассказала о преследованиях и угрозах.

- Боже мой, как можно, - заохал ее собеседник, - кто такие? Ваши люди уже выяснили?

- Союз православных граждан СССР.

- Бесы! Такой страны нет давно, а они… Вот ведь что творится! Честно вам скажу: никогда о таком не слышал. Мы тут, знаете ли, отслеживаем мерзавцев, которые норовят гадости именем Христа прикрыть, и боремся с ними без компромиссов. Но это нечто новенькое. Однако вы не волнуйтесь. Сегодня же поручу нашим специалистам все выяснить и надавать по рукам, по рукам этим негодяям, чтоб впредь неповадно было.

А я вот о вашем шоу хочу поговорить. Ну, почему еврей, не нашлось что ли достойного русского ученого? Впрочем, не отвечайте. Понимаю, понимаю. Кто платит, тот и музыку заказывает. Так?

- Можно и так сказать.

- Какая вы все же умница. Другая начала бы хвостом вилять. Какая, мол, разница еврей – не еврей. А вы сразу правду-матку. Уважаю. Но я не об этом. Вижу, есть в вашем окружении умные люди. Поговорите с ними, нельзя ли по Новому Завету подобный диспут затеять. Может, они что и подскажут нашим богословам, а то латиняне наседают, не успеваем отбиваться. Вот только заплатить мы не сможем, оскудела казна. Но еврей ваш тут очень к месту придется. Пусть расскажет, за что они Христа распяли. Ну, это я так, мы на них давно не обижаемся. Шутка ли, две тысячи лет за одного жида целый народ страдает. Более того, с вашей подачи мы выдвинули инициативу, всем предложили ввести в школах предмет «Основы религиозной культуры». Пусть евреи изучают иудаизм, мусульмане – Коран. И про буддистов не забыли.  А кто в Бога не верит, те пусть «Светскую этику» изучают. Мы ведь ни с кем воевать не хотим. Вот так. Но и в накладе не хотим остаться. Про миссионерскую деятельность ни на минуту не должны забывать. Потому и прошу, поговорите с вашим умником, чтобы помог нам.

- Обязательно поговорю и немедленно отзвоню.

- Вот спасибо. Очень обяжете меня, старика.

Софья Дмитриевна встала, поклонилась и вышла из кабинета.



«Очень влиятельный человек» нажал кнопку звонка и приказал секретарю вызвать начальник службы безопасности. Незамедлительно явился плечистый мужчина средних лет и почтительно замер посреди кабинета.

- Присаживайтесь. Дело неотложное есть. Что это Полушкин у вас распоясался?

- Застоялись кони, копытами бьют.

- Копытами… Кони.

Благодушие тут же покинуло «Очень влиятельного человека».

- Копыта у бесов, а людям Бог ноги дал. Распустились! Страха не ведаете. Нашли, кого устрашать! Пугачеву!

- А что ж она жидами нас травит.

- Молчать! Сказано было, никакой отсебятины! Немедленно езжай к Полушкину и наведи порядок. Чтобы его обормотов больше видно не было. Пугачеву травить, нужного мне человека угрозами мучить… Или вы там под меня копаете? Я вас в миг ощиплю и в суп. На корм бомжам пойдете. Полушкину прикажи строго: сидеть тихо и ждать указаний.

Это одно дело. Есть и другое. Как думаешь, кто этого жиденка подготовил?

- Да никто. Он сам доктор наук.

- Ага. Вот поэтому ты на мое место никогда не сядешь. Проницательности тебе недостает. Не мог он это придумать. Тут не всякий иезуит сподобился бы. Так что есть у Пугачевой другой человечек, и появился он недавно. Вот его ты и откопай.

- И чего с ним делать?

- Пальцем не трогать, волоса с головы не обронить.

- А с жидом что?

- И его не трогать. И беречь. Он мне скоро понадобится. Понял, что ли?

- Так точно.

- Ну, ступай, дело не ждет. Нет, погоди. Сначала позвони Полушкину, пусть немедленно своих отзовет. А то пока едешь… Кто их знает, бесов этих с копытами, чего они натворят. Как бы не опоздать. Время-то идет.



«Вот старый лис, не знает он… Как же, поверила я тебе, - подумала Пугачева, когда машина со специфическими мальчиками внезапно перестроилась в правый ряд, свернула на боковую улицу и исчезла без следа. Софья Дмитриевна посмотрела на часы. – Лихо, и полчаса не прошло. Вот бы нам такую организацию. А то по неделе со всякой чепухой морочимся».

Она набрала номер Маргариты, но в последний момент передумала: рано еще. Пусть отдохнет. С умным мужиком рядом побыть...



Мария Сергеевна встретила Илью и Марго с распростертыми объятьями.

- Господи, - загудела она, - я вдвойне счастлива. Потому что вижу вас вместе, и еще потому, что снова не одна.

Илья вытащил из багажника полтора десятка пакетов с едой и пошел в дом. Судя по опустевшему холодильнику, они приехали вовремя.

- В Тарусе неплохие магазины, и перед отъездом надо будет загрузить холодильник еще раз, - решил он, забивая мясом морозильную камеру.

- Вы опять привезли тонну еды. После вас я совершенно распустилась. Ела так, что засыпала после обеда. Итог: огород зарос сорняками. – Мария Сергеевна торкнула Илью сухоньким кулачком: – Ну, как там гоминиды? Все время о них думаю. Поговорим за ужином?

- Ладно, поговорим.

- Еще бы не ладно…. Хотела бы видеть, как ты мне откажешь. А вот это забирайте назад. – Мария Сергеевна показала на водку. - Я самогонки нагнала. Изумительный, доложу вам, получился напиток.

- Тетушка, да что ж вы такое говорите? Как самогонки, зачем? – Марго обняла Марию Сергеевну. – В вашем-то возрасте, как можно.

- Чего ты, дуреха, причитаешь? Я одна не употребляю. А самогонка мне нужна, чтобы мужикам платить за всякую работу. Денег то у меня курам на смех.



Ужинали все на той же терраске. Ничего не изменилось. Разве что не было картошки с грибами и в графинчике не водка, а самогон. Илья пытался настоять на своем, но Мария Сергеевна была непреклонна.

- Дегустируем мое зелье, и точка.

Ну, зелье так зелье, Илья смирился, и только Марго сморщила носик. На той же сковороде вместо картошки теперь скворчали котлеты. Илья осторожно положил себе одну, отломил вилкой кусочек, попробовал.  Вкусно. Разломил котлету пополам, нанизал на вилку и остановился.

- Наливаю? - спросил он, обращаясь к Марии Сергеевне.

- А то! Не лопать же вы ко мне приехали.

Илья взял графинчик, разлил по рюмкам. Особый запах русского самогона был едва уловим. Но именно он заставил Илью оглянуться по сторонам. Ему вдруг показалось, да так отчетливо, так явно, что он живет здесь и жил всегда. И эти женщины за столом всегда были его женщинами. «Я вернулся домой, где-то скитался и вот, возвратился», - вдруг пронеслось у него в голове.

- Что с вами, Илюша?

Он вздрогнул.

- А, ничего, задумался, - сказал он почти шепотом и провел по лицу рукой, сгоняя наваждение.

- Ну, со свиданьицем, - сказала Мария Сергеевна, поднимая рюмку.

- Да, за встречу.

Марго едва пригубила.

- А вы, Илья, что ж не выпили?

- За встречу, - сказал он и выпил одним глотком.

Крепчайшая жидкость обожгла рот. Он закусил котлетой, почувствовал, как внутри разливается тепло.

- Так вот, о гоминидах….

- Тетушка, оставьте.

- Что оставьте… Я тут намедни в Тарусу ездила, газетку купила и на обратном пути в автобусе прочитала, что ученые стоянку древних людей откопали. И там, ужас, человеческие черепа раздробленные, и кости человеческие, тоже раздробленные. А вы, Илюша, в прошлый раз говорили, что эти люди в доброте и любви жили. А они, оказывается, людоеды. И какая тут любовь, у людоедов? Обманули вы меня что ли, или как понимать?

Илья рассмеялся.

- Нет, не обманул. Одно другому не мешает.

- Смотри, Маргоша, он опять за свое. Я думала, что на лопатки его положу, а с него как с гуся вода. Ну, тогда уж объясните мне, старой, как одно с другим сочетается?

- Ладно, объясню. Только если чего непонятно будет, спрашивайте.

Дарвин, например, считал, что первоначально гоминиды жили гаремными семьями. Один самец и несколько самок. Ревнивый отец изгонял половозрелых сыновей, чтобы они к его самкам не приставали.

-Ревновал?

- Да еще как ревновал.

- Илюша, и вы ревнивый? - лукаво спросила тетушка и посмотрела на Марго.

- Он настоящий Отелло, я это чувствую.

- Когда это я устраивал тебе сцены?

- Сцены и ни к чему. Каждая женщина это нутром чувствует.

- А ты повода не давай, он и ревновать не будет. Ну, хватит, еще натешитесь. Вы, Илюшенька, налейте нам по рюмочке и продолжайте. Мне это интересно.

- Ну, ладно вам. Представьте себе такую гаремную семью, состоящую из сильного самца-гоминида и нескольких самок. К их услугам всегда в изобилии зрелые плоды, сочные коренья, мелкие животные и даже птичьи яйца. Ну, настоящий гастроном под рукой или, как теперь говорят, супермаркет.

В таких условиях взрослые сыновья не нужны. От них одни неприятности. Они так и норовят отнять у отца его любимых самок, да при этом еще и дерутся друг с другом. Гнать их вон – пусть живут самостоятельно, пусть найдут семью, где самец уже начал стареть, прогонят его и завладеют его самками. Вот так, и никак иначе! Но все меняется.

- В лучшую сторону?

- Не знаю, кому что нравится. Дальше рассказывать?

- Рассказывайте, умоляю. Что ж там начало меняться?

- Однажды случилось то, что резко нарушило всеобщее благоденствие. Это могло быть, например, похолодание, от которого убежать было некуда. Количество пищи в округе резко сократилось, и нашему самцу стало не до секса. Вот тут-то и выяснилось, что изгонять из семьи повзрослевших сыновей есть непростительная роскошь. Они были молоды и сильны и могли добывать много пищи. И пришлось отцу допустить сыновей до своих самок. Ведь если не позволять им удовлетворять свой инстинкт здесь же, в своей семье, они сами бы сбежали. А это уже превращение гаремной семьи в  промискуитетное сообщество. Промискуитет же с ревностью никак не совмещается.

- Илюша, я в это не верю, - тетушка погрозила ему пальцем, - по себе знаю, что ревность подавить невозможно.

- Нет, вы ошибаетесь. Ревность слабее инстинкта самосохранения. Когда надо сделать выбор, ревность или жизнь, выбирают жизнь. А тут самой природой именно так вопрос и ставился. Или сыновья остаются, или семья погибает. И выбор был сделан. Мы это точно знаем.

- Может, оно и так, - с сомнением в голосе сказала Мария Сергеевна. - И что же дальше?

- С рождением промискуитетных сообществ власть отца хоть и сократилась, но совсем не исчезла. В критических условиях анархия не менее опасна для выживания, чем тупая тирания. Отец, он же старейшина, вызывал у своих потомков двойственное чувство. Его боялись и ненавидели, но и любили и почитали в одно и то же время.

И вот, наконец, этот отец умирает.  И возникает серьезная угроза раздоров за лидерство. Это не просто угроза беспорядков, драк между самцами и даже убийств – это смертельная угроза для жизни всего сообщества. Развал стада означал неминуемую гибель. Вот братья, чтобы выжить, решили власть у покойного отца не отбирать. Считать, что он как бы умер, не умирая. Тело его было погребено, а дух переселился в тотемное животное и продолжал безраздельно властвовать. Разумеется, все члены первобытного стада отчетливо сознавали, что происходят от своего отца, являются его потомками.  А он-то преобразился в тотемное животное. И, значит, они должны были признать и себя потомками этого животного.

- Они что, считали себя медведями?

- Могли и медведями себя считать, или оленями. Да кем угодно, хоть рыбами. Почему бы и нет?

- И что с того?

- Да то, что тотемное животное нельзя было убивать. Отказ от тотема или его уничтожение, убийство означало для стада не просто грех, а безвластие и, как следствие, распад стада, что в свою очередь было равносильно гибели. Вот это и привело к рождению древнейшего табу на убийство тотемного животного, а в конечном итоге, поскольку все члены этого стада тоже считали себя такими животными, к запрету убивать и друг друга.

- А табу на инцест?

- Ну, к пробитым черепам инцест отношения почти не имеет. Но, если интересно, расскажу.

- Интересно. Только про черепушки не забудьте.

- Не забуду. С инцестом могло дело так обстоять. Гоминиды научились любить. Не спрашивайте, как и почему, это долгая песня. Скажу только, что любовь связана с индивидуальным предпочтением. Иначе говоря, самцы уже не со всякой самкой готовы были удовлетворять половой инстинкт, а искали в стаде ту, которая им больше всех нравилась. Ну и самки охотнее отдавались определенным самцам. Вот это я и имею в виду, когда говорю про любовь у гоминидов.

- Так это не совсем любовь.

- Сразу в готовом виде ничего не рождается. И любовь не исключение. И вот это чувство, может, еще и ненастоящая любовь, снова вывела на свет свою родную сестру - ревность. А ревность, если помните, чревата раздорами, распадом сообщества и его гибелью. Чтобы избежать этого, надо было ее подавить. Этого и добились, введя табу на инцест. Как это случилось, никто не знает. Инстинкт самосохранения заставил.

Жен теперь брали у соседей. Завоевывали, похищали или выменивали. В таких случаях менялся и тотем женщины. Вот так-то! Это и была первая революция имени Табу и Тотема, после которой жизнь людей обрела более или менее устойчивое основание.

- А черепа-то разбитые откуда взялись?

- Черепа, черепа… Ну что черепа?.. Что-то горло пересохло.

- А это мы сейчас утрясем, наливайте.

Илья потянулся к графинчику и посмотрел на Марго.

- Ну, что с вами делать, пейте, раз вы такие алкаши. Хоть бы вы, тетя Мария, остановились.

- Как это остановиться. Я еще и не начинала, чтобы останавливаться. Илюшка не больно-то наливает, все на тебя, трезвенницу косится. Затиранила мужика.

- А, вы, Илюша как-нибудь напейтесь и изобразите ей самца-гоминида.

- Не получается у меня напиться. Мяса во мне много, водка до мозгов не доходит, по дороге рассасывается.

- Так это и хорошо. Настоящий мужик всегда должен быть трезвым и начеку. Ну, давайте про черепа.

- Да, с черепами этими все просто. Запрет на убийство относился только к членам одного тотема. На всех остальных в окружающей среде это табу не распространялось. Поэтому человек, тотем которого был медведь, мог спокойно употреблять в пищу не только оленей, но и всех, кто относил себя к этому тотему, ну и к другим тотемам тоже. В общем, люди другого тотема были, по сути, другими животными, которых вполне можно было кушать. Иными словами, первобытный человек мог бы считаться каннибалом только в том случае, если бы он убил и съел члена своего же тотема. И получается, что страшные находки археологов ни в коем случае не противоречат нашей идиллической картине первобытной жизни, а лишь дополняют ее.

- Нет, что-то тут не вяжется, - Мария Сергеевна посмотрела на Илью с сомнением.

- Что не вяжется?

- Двойственность получается. С одной стороны, они людей жрут, а с другой вроде вполне благостные ребята. Нет, не вяжется.

- Да, что вы, Мария Сергеевна, это ж физика в чистом виде. Когда открыли электрон, то обнаружили, что он дуален, то есть двойственен. Вроде бы это частица, которая и массу, и радиус имеет. И в то же время он ведет себя, как волна. Слышали об этом?

- Еще как слышала, у меня муж был по электронной части.

- Ну и отлично. Тогда знаете, что для объяснения этой странности Нильс Бор придумал «принцип дополнительности». Это значит, что если рассматривать электрон только как шарик, то полной картины не получишь. Надо добавить к этому его волновые свойства, и тогда только можно представить его как целое. Вот и с  гоминидами точно так же. Если вы думаете о них как о благостных существах, то этому найдутся свои доказательства. А если думаете, что они людоеды, то они и будут людоедами. Только по отдельности это цельной картины не даст. А чтоб увидеть гоминида как целое надо представить его и тем и другим одновременно. Понимаете?

- Вроде да. А олени?

- Что олени?

- Они медведей пожирали?

- Само собой.

- Так они ж травоядные.

Илья задумался.

- О! – воскликнул он. - Знаю, как вам это объяснить. Тут недавно я Марго за попу укусил.

- Илья! – Маргарита подскочила на стуле. - Что ты несешь, как не стыдно!

- Ну, погоди, ну не кипятись. Тетушка твоя знает, что у нас не платонические отношения.

- Действительно, Маргоша,  не мешай. Укусил тебя любимый мужик за попу - и что такого? Не до крови же.

- Тетя! Вот что самогон с вами делает.

- Это она вовремя вспомнила. Наливай, Илюша, и расскажи, причем тут ее попа.

- Причем? Да потому, что ее зовут Марго. Я и представил ее королевой Марго, а себя, стало быть, герцогом Гизом.  Помните, у Дюма Гиз так королеву за попу цапнул, что следы надолго остались. Так вот, на самом деле Маргарита не королева, а я не Гиз. Но и в то же время в моем воображении она королева, а я Гиз, то есть мы виртуальные королева и Гиз. А попа-то реальная, и куснул я ее реально. Понимаете в чем дело? Эти гоминиды тоже были виртуальными оленями, так они себя представляли, но мясо они взаправду потребляли и виртуальных медведей взаправду могли убить.

- Ну, Илюша, воображения тебе Господь на пятерых отмерил. Ох, не знаю, что и думать. Ладно, давай на посошок и в койки. А то уж время заполночь.



IV

Пугачева дала Илье и Маргарите десять дней отдыха. Неделю она ждала «Очень влиятельного человека» и еще три дня не беспокоила их после того, как специфические мальчики исчезли из вида. Все это время Илья не бездействовал. Мария Сергеевна как-то сказала, что на участке явно не хватает беседки. Хорошо было бы в полдень укрыться в ней от палящего солнца, а вечером попить чайку из самовара на свежем воздухе. Илья воспринял это как вызов. Поехал в Тарусу, накупил материала и инструментов, которые считал необходимыми. И приступил к делу. На это строительство ушла неделя. Оказалось, что блестящие навыки, полученные в стройотрядах несколько потускнели, и в начале дело подвигалось медленно. Но на третий день он почувствовал себя заправским плотником, и стройка начала стремительно продвигаться. Так что прощальный ужин состоялся именно в этой беседке. Мария Сергеевна наохаться не могла, смотрела на Илью влюбленными глазами и все говорила, что таких мужиков сроду не видала. И во взгляде Марго читалось удивление. Когда он затевал строительство, она подумала, что постучит молотком и бросит. Но он не бросил, довел дело до конца. И от этого в душе у нее почему-то потеплело.

О гоминидах они больше не говорили. Удовлетворилась старушка и слава Богу. А сам Илья не навязывался. В конце дня он спускался к Оке, купался, мылся и поднимался наверх к ужину посвежевший и отдохнувший. Вода в Оке была, и правда, будто волшебной.

- Не пойму я что-то, в раю мы или где. Давай здесь насовсем останемся, - сказал он Маргарите однажды ночью.

- Я бы рада, но жить на что будем, на тетушкину пенсию?

Марго потерлась щекой о его плечо.

- Я буду книжки о гоминидах писать, стану знаменитым и завалю тебя гонорарами.

- Да, - сказала Марго, - книжки ты писать будешь. В этом я не сомневаюсь. Но гонораров мы нескоро дождемся.

- Маргарита! Ну, давай серьезно поговорим. Деньги же есть. Почему не взять их, почему не жить спокойно? Будем тетушку твою пестовать. Что в этом плохого?

- Не могу я, Илюша, стать огородницей. Не мое это. Я несчастной сделаюсь. Мы тут восемь дней всего, а я уж не чаю, когда вернусь. Работать хочу, понимаешь, ра-бо-тать! Дело хочу серьезное делать, а не баклуши бить и еду готовить.

- У тебя, кстати, неплохо получается. Я-то думал, что ты ничего не умеешь. Признаю, неправ был.

- Ну, уж и не умею. А кто готовил, когда мама болела. Не люблю – это другое дело. Так что, Илюшенька, милый, давай собираться, послезавтра возвращаемся. Софа там уже чего-то насочиняла.



Так оно и было, Марго не ошиблась. Только не Софа была автором этого сочинения, а «Очень влиятельный человек». Пугачева же оказалась в западне. Мало того, что ей навязали невыполнимый заказ, который требовал уговорить Когана участвовать в широких дискуссиях об отношениях иудаизма и христианства, так еще он должен был наверняка проиграть. Проще говоря, Когана следовало уговорить сдаться, или, как говорят боксеры, лечь в нужный момент. Она и представить себе не могла, как это сделать. Успешный ученый, самостоятельный человек, идейный приверженец иудаизма должен был сдаться православному богослову… Каких же денег это может стоить? А ведь этот ОВЧ, черт его дери, прямо сказал, что казна пуста. Следовательно, платить за все должна она, Софья Дмитриевна Пугачева. Софа хваталась за голову от одного перечисления статей затрат. Эфирное время, сценарист, режиссер, те, эти – все требовали денег. А еще гонорары консультантам, экспертам – им несть числа. И, кроме того, газеты… По замыслу, центральные газеты должны были ввязаться в эту кампанию. Какой же кошелек такое выдержит. Она уж собралась пойти к своему влиятельному покровителю, бухнуться в ноги, умолять не губить, но вовремя вспомнила, как внезапно исчезла машина ее преследователей и вслед за этим прекратились угрозы.

- За полчаса он их убрал, - сказала про себя Пугачева, - но как убрал, так и назад вернет. Да еще и неизвестно, с каким приказом. Могут и шлепнуть меня, глупую бабу.



Спасение явилось внезапно, будто ангел-хранитель на крыльях его принес. Раздался звонок, она сняла трубку домашнего телефона: мужской голос попросил аудиенции. Так и сказал: аудиенции.

 - Представьтесь, пожалуйста, - попросила Пугачева.

- Обязательно, - ответил голос, - но только при встрече.

- Не представитесь сейчас, и встречи не будет, - решительно заявила Софья Дмитриевна.

- И совершите ошибку. Разговор пойдет об организации предстоящей дискуссионной кампании. Я знаю, что вы в затруднении и хочу помочь. А не представляюсь потому, что телефоны прослушиваются, и я не хочу облегчать жизнь спецслужбам.

«Резонно», - подумала Пугачева и согласилась.

– Где и когда? – спросила она после небольшой паузы.

- Я подхвачу вас завтра в два часа у памятника Долгорукому. Предупреждаю, мы поедем за город. У меня есть дачка в ближайшем Подмосковье, там без помех и поговорим.

Ночь она почти не спала, все думала о звонке. Кто звонил? что значит помочь? от кого получил информацию? Выходило, что произошла утечка. А, может быть, это сам ОВЧ подослал ей спонсора.

Наконец, ровно в два часа у памятника Юрию Долгорукому она села в новенький «Мерседес» с тонированными стеклами и оказалась один на один с интересным мужчиной лет пятидесяти. Черные волосы, будто вороново крыло, нос горбинкой, голубые глаза произвели на Софью Николаевну самое серьезное впечатление. Картину дополняли дорогой костюм и тоже очень дорогие, но неброские швейцарские часы.

- Еврей, - подумала Пугачева. – Значит, все же утечка.

Мерседес тронулся с места, и через полчаса они оказались в небольшом коттедже в двух километрах от кольцевой дороги.

- Я не еврей, - словно угадав ее мысль, сказал мужчина, когда они, наконец, расположились в удобных креслах, - меня зовут Роман. Я россиянин, но мой отец родом из Ирака. Теперь я  гражданин Арабских Эмиратов. Служу у одного из тамошних шейхов.  Вы удовлетворены?

- У кого именно?

- Это неважно, мой шеф не выносит публичности. Зато он готов щедро оплачивать любые дельные начинания против евреев. Думаю, это гораздо важнее его имени. Тем более что дело вы будете иметь со мной, конечно, если согласитесь сотрудничать.

- Хорошо, в чем суть ваших предложений?

- Очень просто. Мы финансируем эту и другие кампании на ту же тему.

- А будут и другие?

- Надеюсь, да! Вы делаете смету, я ее оптимизирую. У нас в России неплохие связи. Благодаря им, мы можем влиять на цены, иногда значительно. Но какой бы ни была окончательная сумма, ваш гонорар и гонорар Кричевского остаются неизменными.

Араб российского происхождения извлек «Паркер» с золотым пером почти антикварного вида, взял листок для заметок, написал там что-то и подвинул его Пугачевой. У нее закружилась голова, когда она увидела, что написано на листке. «Для Вас, - значилось там, и ниже стояла сумма: - 1000 000». «Не может быть», - мелькнуло у нее в голове.

- Извините, - сказал араб, придвинул к себе листок и что-то дописал. Возле обеих сумм теперь стоял значок  €.

Усилием воли Пугачева взяла себя в руки.

- Щедро! – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

- Вы испугались?

- Признаюсь, да. Просто так денег не платят.

- Для нас это очень важно. Вы заметили, Кричевскому мы платим столько же. Хотите знать, почему?

Софья Дмитриевна молча кивнула.

- Он владеет эксклюзивной информацией.

- А если он не согласится?

- За эти деньги? – араб удивленно посмотрел на Пугачеву.

- Да. У него богатые родители в Швейцарии и сам он привержен науке.

- Мы будем увеличивать его гонорар, пока он не согласиться.

- А не проще ли…

- Что, выкрасть у него информацию.

- Да.

- Мы уже знаем все, что знать необходимо. Он автор, понимаете, и никто, кроме него, не сможет быть абсолютно убедительным. Не скрою, он скоро получит мировую известность, и наши гонорары покажутся ему карманными деньгами.

- Мировую известность?

- Он напишет не одну книгу, и они будут расходиться миллионными тиражами. Мы этого и хотим. И никто, кроме Кричевского, этого сделать не сможет. Хочу предупредить вас: утечки информации быть не должно. О нашем договоре никто не должен знать, особенно ваш покровитель и в данном случае заказчик. До тех пор, пока наши интересы совпадают, у него не возникнет подозрения, что вы работаете не столько на него, сколько на нас.

- Кричевский знает что-то настолько важное?

- Да, для арабского мира и, думаю, для всего человечества. Звоните Маргарите и вызывайте их в Москву. И вот еще что: вы сможете самостоятельно найти этот коттедж?

- Конечно, я знаю этот поселок.

- Все совещания со своими коллегами будете проводить в этом доме. Тут невозможна прослушка. Вот ключи.

Араб потряс изящным колокольчиком. На звук явился человек в белом кителе и фуражке.

- Мой шофер отвезет вас в Думу или домой. Как прикажете.



Три дня спустя, состоялось первое совещание рабочей группы. Пугачева, Марго и Илья Ильич собрались в коттедже русского араба, чтобы выработать стратегию будущей кампании.

- Скажите, Илья Ильич, - что вы знаете о, так сказать, философских противоречиях иудаизма и христианства?

- Ничего не знаю, поскольку никаких философских противоречий между ними нет. Христианство – это продолжение иудаизма. Это мое частное мнение, но я уверен, что это так.

- Но почему тогда христианская церковь молчала, когда, например, Гитлер проводил в жизнь свое «окончательное решение»? И против множества других гонений христиане не противостояли, напротив, активно в них участвовали?

- Софья Дмитриевна, скажите, в чем дело, чего вы хотите?

- Я хочу, чтобы в диспуте с участием Когана евреи проиграли христианам.

- У вас сменился заказчик?

- Можно и так сказать.

- Ну, так нет ничего проще. Для этого всего лишь надо показать истинные намерения Христа.

- Илья, ты знаешь, чего хотел Иисус Христос? – спросила Марго.

- Доподлинно это знать нельзя, но я догадываюсь, и есть серьезные аргументы в пользу моей версии. Вот только не думаю, что Коган согласиться проигрывать. Кстати, он звонил мне вчера и просил о встрече. Мы договорились на завтра.

- Он согласится, - уверенно сказала Пугачева, - это я беру на себя.

- Так, он уже в курсе, что вы имеете на него виды?

- Да.

- И знает, что мы теперь противники?

- Он спрашивал о вас.

- И вы сказали…

- Сказала, что Кричевский не будет его консультировать.

- Когда вы говорили с ним?

- Вчера утром.

- Значит, он уже все знал, кода звонил мне.

- Илья, мне кажется, он постарается выжать из тебя информацию, - сказала Марго.

- А я и не буду от него ничего скрывать.

 Пугачева сделала резкий жест рукой, словно хотела сразу уничтожить эту возможность.

- Этого нельзя делать ни в коем случае. Вы раскроете ему карты, и мы попадем в неприятную историю.

- Напротив, у него будет не меньше месяца, чтобы отыскать контраргументы. Это его заведет, он ведь физик, ученый. Уверен, узнав от меня, о чем речь, он согласится немедленно. Ну, в самом деле, у нас получится не игра, а настоящий научный диспут. Отказаться от него – значит струсить, потерять реноме ученого.

- Илья, а ты не слишком самоуверен? – Марго улыбнулась, боясь, что может обидеть его сомнением.

- Нет, дорогая, не слишком. И потом, я не буду играть втемную. Я тоже не хочу утратить свое реноме.

- Что ж, Илья Ильич, я вынуждена вам довериться. Но помните, что речь идет не только о больших благах, в том числе и для вас, но и больших неприятностях в случае неудачи.

- Бог с вами, Софья Дмитриевна, о каких благах и неудачах вы говорите? Я начинаю думать, что мне не стоит в это ввязываться.

- Нет, ничего такого… Просто в случае неудачи я потеряю надежного партнера.

- Кто этот партнер?

- Помилуйте, Илья Ильич! Если диспут между иудеями и православными христианами, то кто может быть нашим партнером?

- Ну, да… Хорошо, я доложу вам о встрече с Коганом.







V

Илья Ильич пригласил Когана к себе. Дома спокойнее, ничего не мешает, никто не отвлекает. Вениамин не возражал, явился во время, без опоздания, извлек из сумки бутылку вина и поставил на стол. Илья улыбнулся, пошел на кухню за тарелками и фруктами. Сели визави и посмотрели друг другу в глаза.

- Лукавый вы человек, Илья. Да что там, давайте выпьем за встречу.

- Не возражаю, но не понимаю, почему я лукавый.

- Совсем недавно вы были на моей стороне. А теперь где?

- Вы об этом? Волею судьбы я стал консультантом по религиозным вопросам. Это моя работа и она неплохо оплачивается, но тех, кто нуждается в моих услугах, выбираю не я. Вениамин, скажите откровенно, вы пришли, чтобы узнать побольше о моих аргументах?

- Нет, на аргументы я не рассчитывал. Но, если откровенно хотел нащупать ваш метод, проникнуть в вашу логику.

- А что вы скажете, если я выложу вам и аргументы и логику, и все то, что использует ваш оппонент?

- Скажу, что это безрассудство. Люди, на которых вы работаете, не прощают предательство. Но это только в том случае, если вы не намерены дать мне ложные аргументы, чтобы ввести в заблуждение.

- Я похож на коварного, лживого мерзавца?

- Нет. Но тогда зачем вы это сказали?

- Сказал потому, что намерен сделать именно так.

- Не надо шутить, Илья, я не заслужил подобного отношения.

Илья улыбнулся.

- Я не шучу. Вы же физик. Представьте себе, что некто решил поспорить о… Ну, скажем, о Законе Ома. Причем заранее заявил, что хочет его опровергнуть. Ваши действия?

- Я откажусь от этого спора.

- Почему?

- Спорить с человеком, заранее зная, что он неправ, нечестно.

- Отвечая так, вы признаетесь, что допускаете существование истин, которые нельзя опровергнуть?

- Да. А вы нет?

- Я нет. Не так давно все были убеждены, что масса и длина тела, неизменны. Но пришел ваш соотечественник Альберт Эйнштейн и опроверг эти истины.

- К чему вы клоните, Илья?

- К тому, что абсолютных истин в человеческом мире не существует. Так что ваш отказ от спора о Законе Ома не имеет под собой почвы.

- Какое отношение Закон Ома имеет к нашей теме?

- Непосредственное. В иудаизме есть свои «Законы Ома», которые на первый взгляд кажутся неопровержимыми. Вот я и хочу показать вам, что на самом деле это не так. Причем опровергают эти вечные истины сами же иудеи.

- Вы говорите об Иисусе из Назарета?

- О нем. Я покажу, что Иисуса создали сами иудеи.

- Это невозможно. Иисус враг иудаизма, он предал веру отцов. Подверг свой народ смертельной опасности.

- Не торопитесь, Вениамин. Скажите лучше, вы знакомы с биографией Бога?

- У нашего Бога нет биографии, он вечен.

- Умоляю, прекратите. Вы же физик-космолог.

- Сейчас я иудей.

- Так станьте снова физиком.

- Я постараюсь, что дальше?

- Библейский Бог весьма изменчив. О нем можно говорить часами. Он то благодушный творец мироздания, то невероятно жестокосерден и коварен. Помните казни египетские, Содом и Гоморру, потоп и прочее и прочее? Но самое интересное – это его пространственные миграции. Во времена Авраама и Моисея он запросто ходит по земле, встречается с людьми, говорит с ними, дает советы. Но мало-помалу начинает отдаляться и через некоторое время уходит так далеко, что увидеть и услышать его уже нельзя, и даже имя его оказывается под запретом. Помните, как он представился уже Моисею?

- Да: «эхие ашер эхие», то есть «Я есмь сущий». Но это вовсе не биография Бога.

- А что это, по-вашему?

- Это трансформация отношения евреев к своему Богу.

- Браво, Вениамин! Вы облегчили мою задачу. Я думал, что  начнете с этим спорить, а вы сняли у меня с языка то, что я хотел сказать. Кто удалил Бога от народа израилева?

- Это сделали раввины.

- Еще раз браво. Известно даже, почему они упорно этого добивались. Позвольте напомнить вам историю о золотом тельце, которого изготовил Аарон в то время, как Моисей общался с Богом и записывал за ним на скрижалях. Эта история говорит о том, что евреи постоянно тяготели к своим языческим богам. Стремление это необходимо было изжить, обратить евреев к Богу единому и всемогущему. Вот поэтому раввины и занялись возвеличиванием этого Бога. Они много преуспели в этом деле и даже слегка переборщили.

- Что значит переборщили?

- Они сделали Бога непостижимым принципиально. И являлся он людям только в индивидуальном мистическом опыте. Однако такой опыт доступен далеко не всем и не всегда. Подобные ощущения вообще уникальны и явно недостаточны для поддержания постоянного интереса к Богу. Его принципиальная непостижимость требовала каких-то других, более надежных, а главное более понятных простым людям свидетельств его существования и всемогущества. Эти свидетельства искали и находили. Наибольшей популярностью в связи с этим пользовалась Шехина. Некий посредник, всегда присутствующий среди людей, где бы они ни были.

Не знаю, может, мое сравнение покажется Вам неуместным, но мне представляется, что Шехина в основном выполняла ту же роль, которую теперь выполняет у христиан лик Христа. Но с учетом того, что, в отличие от Христа, Шехину никогда не изображали. Евреи вообще не терпели никаких идолов. Но так же, как и лик Христа, Шехина всегда напоминала израильтянам о Боге. В ней Бог как бы присутствовал повсеместно.

И все-таки в Шехине Бог был явлен людям недостаточно. Евреи жаждали  более весомых, а главное, явных свидетельств его существования и всемогущества.

Теперь должен сказать несколько слов о той обстановке, которая царила в Израиле во времена римского владычества, где-то около первого века до новой эры и в ее первые годы. Причем речь пойдет не об отношениях евреев и римлян, а о том, что творилось  в толще еврейского народа.

Несмотря на то, что раввины призывали евреев жить сплоченной общиной, никакого единения не наблюдалось. Например, Зелоты, которых римляне называли сикариями, то есть убийцами, боролись с римским владычеством весьма агрессивно. Они убивали не только римлян, но и тех евреев, которых считали предателями.

Враждовали между собой и саддукеи и фарисеи. Но не буду особенно распространяться на эту тему. Вы все это лучше меня знаете. Скажу только, что ваши ученые всерьез считали и считают, что уничтожение второго храма и изгнание израильтян явилось следствием вражды между евреями. Это общеизвестная истина, а байку о Камце и Бар-Камце, иллюстрирующую эту вражду читают маленьким детям, чтобы в жизни им неповадно было враждовать между собой.

С этим-то вы согласны?

Вениамин кивнул.

- Пока у меня нет возражений.

- Тогда поехали дальше. Добавим сюда еще одну важную характеристику сложившейся ситуации. Она в том, что евреи были связаны по рукам и ногам буквально культом всевозможных религиозных норм, правил, законов и ограничений. Это была самая настоящая ритуальная тирания, по сравнению с которой римское владычество кажется нежностью. Под давлением этой тирании религиозные нормы и правила ценились выше человеческой жизни.

Коган жестом остановил Илью и спросил:

- Вы имеете в виду историю из трактата Йома? О том, как два священника бежали наперегонки к жертвеннику и один ударил ножом другого?

- Да.

- Блестящая иллюстрация тогдашних еврейских ценностей. В самом деле, трудно себе представить, что один священник убивает другого ритуальным ножом, чтобы устранить конкурента и получить  возможность самому принести жертву Богу. От этого уже страшно делается. Но когда появляется отец убитого, кровь просто стынет в жилах. Для него важна не смерть сына, а осквернение ритуального ножа. По закону, пока нож находится еще в живом, пусть и агонизирующем теле, он не считается оскверненным и может быть использован для жертвоприношения. Но если нож извлечен уже из мертвого тела, он безнадежно осквернен и для жертвоприношения непригоден. Так вот, отец убитого озабочен не тем, что умирает его сын.  Он хочет скорее извлечь  ритуальный нож из раны, пока его сын еще агонизирует, чтобы все-таки совершить жертвоприношение неоскверненным ножом.

- Да, это великолепная иллюстрация той мысли, которую я пытаюсь высказать. Спасибо за напоминание.

А вообще-то евреи были буквально задавлены религиозными законами. Достаточно сказать, что их было около 600. Точно не помню, сколько. Из них больше половины – всевозможные запрещения. Каждая заповедь в Мишне и Талмуде была разработана до мельчайших деталей, а все они вместе не позволяли ортодоксальному иудею сделать ни одного самостоятельного шага.

Вот такой тогда получился винегрет. Давайте, я кратко перечислю ингредиенты, из которых он состоял. Во-первых, недоступность Бога, его принципиальная непознаваемость и жажда все же обнаружить его следы. Шехина до некоторой степени удовлетворяет эту потребность. Затем внутренняя вражда всех со всеми. Вдобавок к этому странная система ценностей, когда соблюдение ритуалов и религиозных установлений ценится выше человеческой жизни. И, наконец, жесткая регламентация жизни посредством религиозных законов.

Все это, и особенно внутренние распри, достали населения Израиля буквально до кишок.

- Добавьте к этому еще римское владычество, - сказал Вениамин.

- Специально этого не делаю. Хочу подчеркнуть, что ваши же мудрецы считали причиной разрушения второго храма не римлян, а внутреннюю вражду среди евреев. Согласны?

- Хорошо, согласен.

- Так вот, в этой тяжелой обстановке не вызывает удивления тот факт, что евреи ждали избавления, и ждали его давно,  со времен пророчества Исайи, то есть не менее 700 лет. Избавление это должно было явиться в образе мессии, или помазанника Божьего, или по-гречески Христа. Пророчество Исайи у всех было не только в памяти, но и на устах, и все с нетерпением ждали, его исполнения. Помните, как сказано:

«Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил».

- Помню, конечно.

- Ну и отлично. А я продолжу. Нетерпение нарастало с каждым годом, и энергия ожидания порождала множество странствующих проповедников. И не то чтобы все они были самозванцами, но не один из них явно не обладал теми качествами, которые народ ожидал найти в истинном мессии. Одним из таких вполне честных проповедников, ожидавших прихода Христа,  был сверстник Иисуса – Иоанн Креститель, о чем и свидетельствует евангелист Лука.

Илья раскрыл лежащую рядом Библию и прочел:

«Когда же народ был в ожидании, и все помышляли в сердцах своих об Иоанне, не Христос ли он, -

Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идёт Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем».

- А вот теперь, Вениамин, скажите, кто же вызвал к жизни Иисуса Христа из Назарета, не сами ли раввины?

- Согласен с тем, что явление Иисуса из Назарета было спровоцировано той обстановкой, которую вы описали.

- И действиями раввинов в том числе?

- Да. Но именно и только Иисуса. А вот был ли он мессией? В этом я совсем не уверен.

Илья рассмеялся.

- Признаюсь вам честно, Вениамин, я тоже в этом не уверен. Я сомневаюсь даже в том, что был и есть тот, кто его послал, кто дал ему право называть себя мессией. Но это не имеет никакого значения. Важно в данном случае то, что вы человек, так сказать, о двух ипостасях: вы и физик, и иудей. И эти ипостаси еще не слились воедино. А жаль, получилась бы цельность. И тогда бы вы заметили, что наиболее продвинутые ученые перестали говорить о законах природы, которые они, якобы, открыли и открывают. Они начали назвать их законами физики. Почувствуйте разницу.

- Это так, но к нам это какое отношение имеет?

- Поймите, что это признание ученых в том, что мы не способны познать окружающий мир таким, каков он есть в действительности. Мы неизменно имеем дело с его моделью, и неизвестно, насколько она отражает действительность. Проще говоря, мир для нас таков, каким мы его себе представляем. Эти представления мы и называем реальностью.

Это справедливо и для древнего Израиля. Отсюда следует, что Иисус из Назарета был таков, каким его воображали окружающие. И вот тут должен сказать, что многие его считали именно мессией. Как он сумел толпы людей убедить в этом – другой вопрос. Но факт остается фактом: он убедил. И, значит, титул Христа получил путем вполне легитимным.

- Пусть так. Титул мессии он получил легитимным путем. Но что он предлагал для избавления от многочисленных бед? Согласитесь, Илья, он был бы истинным Христом только в том случае, если хотя бы знал, как освободить евреев и от римлян, от внутренних раздоров, и всего остального.

- Так он знал это! И не только знал, но и говорил во всеуслышание.

Что касается римлян, о которых вы постоянно вспоминаете, то освободиться от них силой в то время было нельзя. Империя была слишком сильна. Иисус это понимал и потому к восстанию и войне не призывал. Но он видел и то, что римляне вполне лояльны к иудаизму. Не понимают его сути, подсмеиваются, считают чудачеством – это да. Но особенно евреев не притесняют.

Помните историю со статуями Цезаря, которые Понтий Пилат хотел установить в Иерусалиме? Иудеи взбунтовались, кумиры и идолы были не в и их обычаях, и они пошли к Пилату с жалобой. Пилат им отказал, тогда они легли на землю. Пролежали несколько дней, и Пилат согласился с ними встретиться на рыночной площади. Они явились туда, а там солдаты. Пилат приказал им обнажить мечи, чтобы рубить головы бунтовщикам. В ответ евреи обнажили шеи и закричали, что лучше умереть, чем нарушить закон. Пилат удивился, но статуи из Иерусалима велел вывезти. Многозначительный поступок, не так ли?

- Я знаю эту историю. Представьте, читал Иосифа Флавия.

- Ну, если знаете, тогда и понимаете, что значит «Кесарю кесарево, а Богу богово». Оставьте римлян в покое, проблема не в них, а в нас самих. Вот что Иисус хотел этим сказать. Это и подтвердили ваши мудрецы, когда назвали истинные причины разрушения второго храма.

- Как-то вы, Илья, все в кучку собираете. И мне от этого лучше не становится. Я так понимаю, что на очереди его призывы к примирению.

- Так и есть, - Кричевский процитировал наизусть:

«Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду.

А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: 'рака', подлежит синедриону; а кто скажет: 'безумный', подлежит геенне огненной». Или вот еще…

- Достаточно, я все понял.

- Нет, погодите. Для пущей убедительности:

«Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя,

оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой.

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу;         

истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта.

Ну и, наконец, тирания религиозного закона не осталась без его внимания. Он говорит своим ученикам и последователям:

«….сказал Я вам: берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?

            Тогда они поняли, что Он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского».

Или вот еще все в том же духе:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды.

            Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их.

            Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты.

Ну, хватит что ли?

- Хватит, конечно. Мысль ваша ясна. Но каковы выводы?

- Дойдем и до выводов, но сначала хочу помянуть не доброй памяти Иосифа бар Каиафу. Как вы знаете, этот человек был первосвященником храма и саддукеем. И именно поэтому он должен был разобраться в том, что говорил Иисус, проникнуть в смысл его проповедей. Но он и не подумал этого сделать. Почему?

Популярность Иисуса росла, и в условиях внутренних распрей появление еще одной реальной силы у первосвященника восторга не вызывало. И Каиафа не захотел увидеть в своем новом конкуренте мессию. Скорее всего, он просто не верил в пророков и считал, что избавиться от римлян можно только политическими или военными методами. Да и хотел ли Каиафа от них избавляться? Доподлинно это не известно. Зато известно, что власть он получил от римлян. Первосвященником его сделал прокуратор Валерий Грат, предшественник Пилата, а лишил власти Авл Вителлий. Тот самый, который впоследствии стал императором. Так что есть серьезные основания полагать, что Каиафу мало заботили судьбы еврейского народа, что до некоторой степени и объясняет его нежелание разобраться в том, что говорил Иисус. Как можно дольше сохранить себя у власти – это, пожалуй, и было его истинной целью. С этой точки зрения он поступил предельно рационально – избавился от сильного конкурента руками римлян.

Ну, вот теперь можно и о выводах. Известно, что история не имеет сослагательного наклонения. Бессмысленно спрашивать, что было бы, если бы чего-то не было. Это так. Но мы с вами не на научной конференции и можем позволить себе пофантазировать.

Каиафа направил не только историю евреев, но и мировую историю в то русло, в котором и мы сейчас находимся. Для евреев он предуготовил все те гонения, которые они претерпели за последующие две тысячи лет, включая и холокост.

- А вы не преувеличиваете?

- Думаю, что нет. Если бы  этот Иосиф бар Каиафа действительно радел о судьбе своего народа и дал себе труд разобраться в сути проповедей Иисуса, а, поняв в чем дело, стал его сторонником, история пошла бы совсем в другом направлении, и сейчас…

- …христианство было бы единственной мировой религией, - перебил Илью Коган.

- Нет, даже слово «христианство» отсутствовало бы в нашем лексиконе.

- Вы издеваетесь надо мной?

- Почему? Ни в коем случае. Иисус хотел реформировать иудаизм. Его, как и многих, раздражала жестокость религиозного закона и те неправильные приоритеты, о которых вы сами сказали, напомнив историю с ритуальным ножом. Не Иисус ли говорил, что «Сын Человеческий есть господин и субботы». Он хотел реформировать иудаизм и говорил об этом открыто. Вот, - Илья раскрыл Библию и прочитал: «Тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?

И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься.

     И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

     Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое».

Что касается римского владычества, то он ясно сказал, что намерен отдать кесарю кесарево. Думаю, что «новые мехи с молодым вином» существенно повысили бы привлекательность иудаизма. И все тот же Константин, ненавидевший город Рим, нашел бы поддержку не в христианстве, которое вы, евреи, называете «нацрут» то есть Назарейской ересью и тем признаете, что оно произошло от духа вашего, а в обновленном иудаизме. Вот такой вывод.

Коган в задумчивости сделал глоток из полупустого бокала, взял бутылку, разлил остатки вина и посмотрел на Илью.

- Что же мне делать? В том, что я услышал, нет ни одного вашего слова. Все это известные факты. Вы их только расположили так, что выводы напрашиваются сами собой. Но думаю, что вы и не станете их озвучивать.

- Не стану. Пусть их делают те, кто будет следить за ходом дискуссии. Моя задача подвести к ним.

- Я так и думал. Это устранит единственный спорный момент, и возразить мне будет нечего. Зачем тогда все это? Наверно, я должен отказаться от участия.

- Вениамин, вы не можете это сделать, не потеряв лица и ученого, и иудея. Второе, мне кажется, для вас важнее. И, кроме того, вам что, деньги не нужны?

- Деньги, причем здесь деньги?

- Вам не заплатили в прошлый раз?

- Нет. А деньги нужны, я не получал зарплату уже три месяца.

- Ваши друзья скупердяи. Но ничего, в этот раз вам заплатит Пугачева.

- Откуда вы это знаете?

- Знаю, заплатит обязательно. Правда, не знаю сколько, но точно не мелочь.

- Что значит не мелочь?

- Не меньше тысячи.

- Что, долларов?

- А чего же еще? Конечно, долларов.

Илья уже решил поговорить с Софьей Дмитриевной и в случае неудачи поделиться с Коганом своим гонораром.

- Так что же делать, Илья?

- У вас месяц впереди. Ищите контраргументы, и вы их найдете.

- А они есть?

- Уверен, есть. Все авторы всех идей подслеповаты. Им все кажется, что на всех ветках растут только подтверждения их правоты. Это ошибка. В абсолютном большинстве случаев оппоненты открывают им глаза.  Я не исключение, и тоже подслеповат.

- Вы странный человек, Илья.

- Закончим на этом. Я устал и время уже позднее.

- Ладно, спасибо вам за честность. Действительно, уже поздно, пойду я восвояси.

Рис. Натальи ШУМАК

Продолжение следует.
20 октября 2010 г.

Комментариев нет :

Отправить комментарий