воскресенье, 11 мая 2014 г.

НЕ КАЖДОМУ ДАНО. Часть 5

 Продолжение. Начало


…- Что вы хотите? – спросил Илья Ильич раздраженно.

- Прочитал вашу статью и настаиваю на встрече.

- Только настаиваете? – Илья усмехнулся.

- Да, настаиваю. Решительно настаиваю!

- Ответ неверный. Просите! И тогда, может быть, я соглашусь.

- Илья, не придирайтесь к словам. Разумеется, я прошу, но очень настойчиво.

- Просите смиренно.

- Да, черт с вами! Прошу смиренно.

- Это другое дело. Приезжайте!

- Прямо сейчас?

- Можете и сейчас, я все равно уже не смогу работать сегодня.



Коган приехал спустя час. Илья заметил его из окна. Он семенил по тротуару в обнимку с красным хозяйственным пакетом, из которого торчали горлышки бутылок.

- Хитрюга! – подумал Илья, - боится критиковать меня в трезвом виде.

Однако он ошибся, Коган и не думал его критиковать.  Напротив, он начал с того, что объявил себя единомышленником Кричевского, заявив, что сам, без подсказки чувствовал, что добро и зло постоянно морочат людям головы, неизменно превращаясь одно в другое.

- Холокост – страшное зло, - сказал он, - но мы превращаем его в добро для евреев. Нас теперь нельзя и пальцем тронуть. Малейший намек на антисемитизм, и начинается страшный крик. Причем громче всех кричат как раз не евреи.

- Вы требовали встречи, чтобы сказать мне это?

- Нет, конечно! Я усмотрел в вашей статье намек на что-то темное и страшное.

Илья удивленно вскинул бровь.

- Что вы имеете в виду?

- Год 3760-й до Р.Х. Вы говорите, что это год явления шумерам Адама и Евы, и что именно от этого события шумеры, да и евреи, ведут летоисчисление. Это год сотворения Мира.

- Нового мира, - поправил Кричевский. Я так считаю потому, что это единственное разумное объяснение того, почему ортодоксы настаивают именно на этой дате как дате сотворения Мира. Религиозные фанаты число запомнили, но забыли, что оно означает. Отсюда и происходит их тупое нежелание признать, что мир, в котором они живут, значительно старше. Возраст нашей планеты примерно 4,5 миллиарда лет.

- Это правдоподобное объяснение, но я не об этом. Скажите, откуда взялись Адам и Ева?

- А мозги у него работают, - подумал Кричевский. Он не знал, что ответить, и принялся разливать вино по бокалам, чтобы выиграть время.

- Илья, почему вы молчите?

- По двум причинам.

- Каким причинам?

- Первая – разумный ответ не может быть лаконичным.

- И все же.

- Ну, хорошо. Существуют религии теистические и нетеистические. Со вторыми все более или менее просто. Например, Конфуция никто никогда не считал богом. Это реальный человек, биография которого более или менее известна. То же можно сказать и об основателе Буддизма. А вот с теистическими религиями все сложнее. Не считая Бога, там полно таинственных персонажей. Иисус Христос один из них. Непонятно, откуда он взялся. Или вы верите в непорочное зачатие?.. То же и с Адамом и Евой. Возможно, они просто персонажи мифа, некие символы и ничего более. Все зависит от того, как к ним относиться.

- Я верю в то, что они реально существовали.

- Это ваше право.

- Но если так, то не мешало бы знать их биографию.

- Кое-что мы знаем. Например, эта пара родила трех сыновей: Авеля, Каина и Сима. И неизвестно сколько дочерей.

- Нет, я хочу знать, откуда они пришли к шумерам.

- Спросите об этом у вашего Бога, это он их создал.

- Илья, у вас на этот счет нет гипотезы?

- Вениамин, что вас беспокоит?

- Один странный факт.

- Какой?

- Авраам, от которого евреи берут свое начало – прямой потомок Адама. Так сказано в Торе. Следовательно, Адам реальный человек. Почему же в таком случае евреи ведут свой род от Авраама, а не от Адама?

Илья расхохотался.

- Пойдите в синагогу и спросите об этом у раввина. Он расскажет вам о завете, который Бог заключил с Авраамом.

- Но первый завет Бог заключил с Адамом.

- Это не так.

- Как это не так?

- Вы плоховато знаете Тору, Вениамин. Первый завет Бог заключил с Адамом Кадмоном, а не с Адамом – мужем Евы. Помните: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.

И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…»

Позже примерно тоже самое он сказал Ною: «И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю».

- Так почему же тогда евреи не считают, что происходят от Ноя?

- Клянусь, я не понимаю, чего вы от меня хотите. Разве вы не знаете, что евреи считают себя богоизбранным народом? В свете этого факта никакие заветы так не важны, как завет с Авраамом. Сначала Тора говорит: «В этот день заключил Господь завет с Авраамом, сказав: потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата….». Заметьте, здесь речь идет об огромном пространстве, которое должно принадлежать евреям. Чуть позже Бог говорит Аврааму: «Я - вот завет Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов…» Что такое быть отцом множества народов, как, по-вашему?

И, наконец, Бог прямо заявляет о том, что делает Авраама и его потомков своими избранниками: «…и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя…»

Какие после этого у евреев могут быть вопросы, от кого им вести свой род? При этом Адам и Ева Бога ослушались и были наказаны - изгнаны из рая.

Коган отреагировал немедленно, сказав:

- Да, наказаны! Что это за наказание такое, если Адам прожил после этого чуть не тысячу лет.

Илья понял, что сказал лишнее, разговор приблизился к опасной черте.

- А кстати, Илья, что вы думаете о возрасте Адама и его потомков?

- Ничего не думаю.

- Снова посылаете меня за ответом к самому Богу?

- Действительно, следовало бы послать… И не к Богу.

- Ну, бросьте, Илья, поделитесь гипотезой. Я прочитал на эту тему столько всего, что впору составить коллекцию бреда собачьего.



Телефонный звонок прервал их разговор. Кричевский снял трубку и вышел из комнаты. Звонила Марго.

- Илья, нам надо встретиться, - сказала она, и Кричевский почувствовал, что она встревожена.

- Хорошо, приезжай.



IV

Маргарита и в самом деле была встревожена не на шутку. Утром Пугачева сообщила ей, что ОВЧ недоволен статьей Кричевского и, кроме того, в курсе его отношений с арабами.

- Откуда вы это знаете?

- Неважно. У меня свои шпионы.

- И что это значит? - спросила Марго.

- А то, что при желании он может сильно навредить Илье.

- Что же делать?

- Смотаться на время. Писать для арабов он может где угодно, хоть в той же Швейцарии.

Марго побледнела.

- Что, за себя испугалась? Ты можешь уволиться в любой момент. Я не буду тебя держать. В деньгах вы не нуждаетесь. Так что вольному воля.

- А его защита?

- Защита подождет. И вот еще что. Если надумаете уезжать, скажи мне заранее, я попрошу Илью помочь мне в одном важном деле.

Вся эта история показалась Кричевскому блефом чистой воды. Он не сделал ничего предосудительного. Ну да, написал полемическую статью, это так. Но не повод же это для ярости и преследования.

- Тут что-то не так, - сказал он, выслушав Маргариту. - Вполне возможно, что статья не понравилась этому ОВЧ. Возможно и то, что Софа об этом узнала по своим каналам. А может, и сам ОВЧ ей попенял. В конце концов, он считает меня человеком Пугачевой. Но это не причина бежать и скрываться. Чушь несусветная! Ты говоришь, что в случае отъезда она хочет о чем-то меня просить?

- Да.

- Отлично! Надо сказать, что мы уезжаем от греха подальше.

- Только сказать или сказать и уехать?

- Может быть, и уехать на недельку.

- Зачем? Если все так, как ты говоришь, и ты в этом уверен…

- Зачем? Вот я и хочу понять, зачем Софа меня пугает. Позвони ей, договорись о встрече.



Софья Дмитриевна не сказала Илье ничего нового. ОВЧ недоволен, он человек мстительный, и это очень опасно.

- Что он может сделать? - спросил Илья.

- Скорее всего, натравит на вас черносотенцев. А им ножичком чиркнуть ничего не стоит. Или подцепит вас на связи с арабами. Обвинения в содействии террористам тоже ничего хорошего не сулит.

Кричевский сделал вид, что задумался.

- Так вы советуете уехать.

- Да, хотя бы на время.

- А Марго?

- Что Марго? Берите ее с собой.

- Нет, она не захочет бросить работу.

- Послушайте, Илья Ильич, если вы действительно уедете, то к вам и Марго у меня будет большая просьба.

Кричевский мысленно хмыкнул.

- Что мы можем сделать для вас? - спросил он, понимая, что Пугачевой некуда деваться и она вынуждена открыть истинную причину страшилки.

- Видите ли, мне изрядно поднадоела вся эта кутерьма, и я тоже хочу, наконец, пожить спокойно. У меня есть друг в Италии. Один из иерархов католической церкви, и я рассчитывала, что он поможет мне обустроиться. Но наш общий знакомый, вы знаете, о ком я говорю, принуждает меня провести кампанию против католиков. Отказаться я не могу, не позволяют обстоятельства. Но сами понимаете, что после этого рассчитывать на помощь в Италии мне уже не придется.

- И вы хотите…

- Да, хочу, чтобы вы помогли мне перебраться на Запад. Разумеется, я оплачу ваши услуги.

- Я могу подумать?

Софа кивнула в знак согласия, но было видно, что она нервничает.



Вечером Илья рассказал все Марго. Он был доволен, его маневр с Пугачевой удался.

- И что ты намерен делать? – спросила Маргарита.

- Пугачева познакомила меня с этим ОВЧ. Вот я и думаю, не нанести ли ему визит.

- Ты хочешь признаться, что работаешь на арабов.

- Нет, у меня есть отличный предлог для визита. Я почти закончил программу участия церкви в общественной жизни. И, кроме того, добавил предложения по возрождению сельского хозяйства.

- Сельского хозяйства?

- Монастырям по факту принадлежали огромные владения. Их отобрали большевики, и теперь пришло время эти земли вернуть. Что с ними делать? Вот я и предлагаю, чтобы РПЦ разместила на этих землях фермерские хозяйства и взялась их патронировать. Тем самым церковь закроет их от произвола чиновников. Не знаю, как там нанотехнологии, но при наших просторах сельское хозяйство – это то самое звено, за которое можно вытянуть всю экономику. За ним ведь стоит дорожное строительство, машиностроение, химия и прочее и прочее.

Вот на этот мотив я и спою песенку о том, что не хочу быть его врагом. А арабы… Ну что арабы… Они финансируют мои философские штудии.

- Зачем они это делают? Вот в чем вопрос. Если ты скажешь, что исключительно из научного интереса, тебе никто не поверит.

- Я знаю, зачем, и открыто могу сказать об этом. Они ищут исторический «компромат» на евреев. Нечто вроде протоколов сионских мудрецов только на новый лад.

- И ты скажешь, что готов помочь в этом?

- Нет! Я занимаюсь текстами Торы и факторами древней истории. Кто и как может исказить смысл моих писаний, мне не известно, и ответственности за это я не несу. Мы уже говорили об этом, кажется, ни один раз.

- И какова, по-твоему, будет реакция?

- Думаю, благосклонная.

- А Софа?

- Что Софа? Мы можем помочь ей, никуда не выезжая.

- Отец?

- Да. Я поговорю с ним в ближайшее время.



V

Узнав от секретаря, что Кричевский просит аудиенции, ОВЧ в буквальном смысле почесал затылок. С этим жестом простолюдина он боролся всю жизнь, но совладать так и не сумел. При малейшем затруднении скребли затылки его прадеды, деды и отец. Генетика! Против нее что можно сделать.

Оторвав руку от затылка, ОВЧ посопел и, наконец, сказал секретарю, чтобы он назначил встречу на четверг, ровно в полдень.



Встреча состоялась, как и было запланировано. ОВЧ встретил Илью за письменным столом и вежливо, но сухо предложил ему обосноваться в кресле за журнальным столиком, сопроводив предложение повелительным жестом руки. Это был нехороший признак. Оказавшись на предложенном месте, Илья должен был бы смотреть на иерарха снизу вверх.

- Неприемлемо, - подумал он и шагнул к столу, открывая папку со своими опусами. – Вот, - сказал он, кладя перед ОВЧ довольно пухлую пачку листков писчей бумаги. – Это то, что я обещал, и даже несколько больше. Я мог бы оставить это у секретаря, но счел целесообразным, если позволите, предварить текст устным вступлением.

- Позволю, отчего не позволить. Да вы присаживайтесь.

ОВЧ повторил повелительный жест, указывая в сторону кресел у журнального столика, но Илья и в этот раз не подчинился и сел в довольно высокое кресло у приставного стола.

- Так удобнее, - сказал он и улыбнулся. – Вы, конечно, в курсе деятельности и успехов «НИКИ». Мне приятно констатировать, что эта структура успешно развивается, принося РПЦ немалые доходы. Я особенно рад начинаниям «НИКИ» в области производства продуктов питания. Чего стоит ее деятельность только в Рязанской области. Подумайте, ведь завод "Ерахтурские сыры" был буквально разорен. Никто и помыслить не мог о том, что он снова начнет работать. А он не только заработал, но и начал приносить неплохую прибыль. Безусловно, в этом деле заслуги Отдела внешних церковных сношений во главе с митрополитом Кириллом переоценить невозможно.

- К чему вы это? - ОВЧ снова почесал в затылке.

- К тому, что грядут большие перемены. Близится время возврата церкви некогда конфискованных земель. Начнется новая фаза развития РПЦ. И вот тут нельзя промахнуться. Монастыри сами по себе с такими угодьями не совладают, тут необходимо принять единственно верное управленческое решение. И тогда РПЦ кратно преумножит свое влияние на политику государства.

Вот об этом я пишу во второй части свой заметок и хочу просить вас обратить особое внимание на мои предложения. Собственно, это и есть единственная причина моей просьбы об аудиенции.

- Это все?

- Почти.

- Что еще?

- Я хотел бы выразить признательность за возможность высказаться по столь важным вопросам и заверить вас в моем искреннем уважении и к вам лично, и к РПЦ.

«Признательность он выражает, - пробормотал про себя ОВЧ, - а сам связался с арабами и пишет всякие гадости». Он не сдержался.

– Православная церковь веками радеет о преумножении добра на земле, а вы это отрицаете, противоречите нам. Подвиги православных мучеников к нулю сводите. Что ж толку после этого признательность выражать.

- Вы о моей статье?

- Именно о ней. Неразличение добра и зла не просто тяжкий грех. Это преступление.

- Что ж, давайте различать. Только что из этого каждый раз выходит? Согласитесь, что различать у нас не очень получается.

- У кого не получается, о ком вы говорите?

- О людях говорю. У нас, у людей, не получается различать добро и зло. Впрочем, моя точка зрения церковь никак не затрагивает. Мои интересы лежат в области древней истории, в той ее части, которую Карл Ясперс называл относительной доисторией.

- Верю вам, но камешек-то залетел в наш огород.

- Если прочтете мою следующую статью, убедитесь, что я не посягаю на устои.

- О чем будете писать?

- О шумерах. Именно тогда людям показалось, что они способны различать добро и зло.

- Из этого вышло что-то нехорошее?

- Добро и зло создали человеческую личность, а личности несовместимы с общиной. Они ее разрушили и создали первую в истории цивилизацию. Скажите, причем здесь православие и РПЦ?

- Шумеры и православие? Добро и зло – мост, соединяющий поколения. Не так ли? Господь - воплощение добра. Вот вам и связка.

- Может быть, вы согласитесь на гармонию? Признаем ее воплощением добра, а Господа высшим воплощением гармонии.

ОВЧ почесал в затылке.

- В чем разница?

- Я напишу об этом с вашего позволения, - Илья поднялся, - не смею больше отнимать у вас время.

- Пишите, но помните: мир лучше войны.



- Ни слова об арабах, - подумал Илья, выходя из кабинета ОВЧ, - или он о них не знает, или держит этот камень за пазухой.



- А мальчонка-то умненький. И дураком его точно не назовешь. Как завернул: Господь воплощенная гармония! Господь – гармония - добро. А зло-то куда подевалось? Так его же нет, Господь не создал, откуда ж ему взяться. Что-то в этом есть. Ну, пусть его пишет, поглядим, почитаем.

Так думал ОВЧ, почесывая в затылке после ухода Кричевского.



VI

- И что? – спросила Марго, когда они встретились вечером. - Что этот ОВЧ?

- Обижается на меня за последнюю статью. Но, кажется, не сильно. Уверен, что обида пройдет, как только прочтет то, что я ему принес. Эти планы - серьезный козырь в его игре.

- Посмотрим, - Марго неуверенно улыбнулась.

- Ты боишься? Давай уедем и будем жить спокойно? Ты знаешь, как я этого хочу.

- Что я буду там делать?

- Будешь воспитывать наших детей. Разве этого мало?

- А твоя диссертация? Надо довести дело до конца. Если защита сорвется, твоя мама мне не простит.

- Хорошо. Может, ты и права, надо исполнять собственные решения, тем более что торопиться незачем. Не так страшен черт, как его малюет Пугачева.



«Для меня сейчас не так важны даты и события, как логика происходящего в древнем Шумере», - писал Кричевский в следующей статье.

А логика здесь чрезвычайно проста, и потому ее трудно оспорить. Впрочем, попробуйте!

Как шумеры оказались в ловушке добра и зла, доподлинно не известно. Возможно, и в самом деле им явились Адам и Ева и заразили этим вирусом. Но возможно и то, что сии дети Господа - всего лишь символ того, что произошло. А добро и зло шумеры познали просто потому, что пришло время для этого знания. Заметьте, что для использования огня, лука и других великих достижений людям не потребовались ни пришельцы, ни мессии. Вот так и с добром и злом. Возможно, шумеры сами до этого додумались. Ошиблись? Да. Но добросовестно ошиблись и вполне самостоятельно.

Как бы там ни было, но добро и зло прочно обосновались в их древних мозгах. Это факт № 1. Его ближайшее последствие: деление всего и вся на добро и зло. Шумеры делали это точно так же, как и мы делаем до сих пор. Факт № 2: традиционные общинные ценности – истинность и постоянство, справедливость и равенство - обрели своих антиподов. Богов никак нельзя было обвинять в неистинности и непостоянстве, в несправедливости и насаждении неравенства. Стало быть, антиподы традиционных ценностей исходили не от богов, а от людей. Прямо, как у нас в 20-м и даже 21-м веке. И это факт № 3.

Если с богами бороться нельзя, то с людьми вполне можно. Это факт № 4. Факт № 5: в борьбе побеждает сильнейший. Победивший в борьбе, скажем, за справедливость – уже личность. Факт № 6: равенство исчезло, ибо сильный не равен слабому.

В качестве благородной приправы добавлю к этому логическому салату любовь, сострадание и ответственность, издревле свойственные человеческим особям. Что получилось? Отвечаю: «Вызов», брошенный антиподами традиционных ценностей (проще говоря, злом) тем, кто был силен и обладал внутренним мужеством.

Факт № 7: личность обладает целью и стремится к самовыражению.

Цель – защита себя и любимых от постоянных угроз, в том числе от угрозы голода. И еще благополучие, которое недостижимо без аккумулирования ресурсов.

Средства: во-первых, новации с целью повышения производительности труда. Шумеры в этом весьма преуспели. Во-вторых, захват ресурсов военным путем.

Факт № 8: Преуспевшие личности строят города и создают армии для защиты накопленных ресурсов и нападения на соседей.



Шумеры никогда не жили в изоляции. Они были окружены другими народами. И если у шумеров нарастающая агрессия все же сдерживалась медленно изживаемыми общинными традициями, то у соседних народов сдерживающее влияние общины было значительно слабее. Это обстоятельство привело к тому, что знание добра и зла, проникнув к соседям шумеров, и там пробудило энергию личности. Но энергия эта в отличие от шумеров начала расходоваться в основном не на технический прогресс, а на агрессию, что и привело к многочисленным войнам с соседними народами.

Жизнь, таким образом, показала, что для выживания было совершенно недостаточно направлять энергию, появившуюся вместе с осознанием относительных категорий добра и зла только на науку, технику, технологии. Для успешного противостояния возросшей агрессивности соседей требовалось направить собственную агрессивность и вовне, на этих самых соседей. Однако Община в угоду уже пошатнувшимся, но все еще очень привлекательным традиционным общинным ценностям практически заблокировала именно это направление выхода энергии, и тем сыграла в истории шумеров роковую роль. Соседи шумеров, очевидно, не были так медлительны в этом вопросе, и вскоре их агрессивность превзошла агрессивность шумеров.

А вот и подтверждение этой мысли: В.В. Емельянов пишет:

«Шумеры погибли от страха перед неравенством, не подобием людей и вещей, от признания предопределения единственной движущей силой бытия, от нежелания считаться с правом индивидуума на отдельную от коллектива жизнь.

И далее:

«В условиях, когда история объективно требовала агрессии вовне, признания ценности индивидуума, сильного мужского начала, позволяющего странствовать, не оглядываясь на покинутую родную землю, и приносить богатство себе, а не земле – шумерский идеал стабильного внутреннего роста, общинного родства, соответствия жизни календарю едва ли мог найти множество сторонников даже внутри самого шумерского общества. А когда идеал расходится с течением жизни – одно из двух: или носитель идеала меняет его, или жизнь списывает такого в аутсайдеры. Именно это и произошло с шумерами».



Соседи шумеров, семиты, оказались значительно менее консервативны и, не успев усвоить научные и технические достижения шумеров, увидели в агрессии наилучший способ борьбы за добро для самих себя. Очень скоро, благодаря распространению действия личной агрессивности вовне, они и поглотили шумеров – этих создателей первой в мире цивилизации.

Опровергайте!



Первым на публикацию откликнулся Коган. После порции вежливых похвал он, наконец, задал тот вопрос, ради которого и звонил.

- Так откуда же шумеры узнали о добре и зле? - спросил он дрожащим голосом, видимо заранее страшась отповеди Кричевского.

Но Илья и не подумал возмущаться.

- Не знаю, - сказал он вполне мирным тоном. – Какая вам разница?

- Я чувствую, что здесь прячется тайна.

- Да, прячется. И не просто тайна, а кровавая тайна. По сравнению с ней тайны мадридского двора - просто детские секреты.

- Не смейтесь, Илья. Я серьезно.

- И я серьезно. Забудьте об этом.

Илья положил трубку.

- Черт бы драл этого Когана.

- Это Вениамин? – спросила Марго, высовывая нос из-под одеяла. - Почему так поздно?

- Ему не дают покоя тайны, он из-за них спать не может.

- Какие тайны?

- Библейские.

- А-а-а, - протянула Марго сонным голосом и снова скрылась под одеялом.



VII

Роман, поверенный таинственного арабского шейха, объявился на следующее утро. Он позвонил и назначил встречу все в том же загородном доме. Закончив разговор, Кричевский поморщился. Холодность, звучавшая в интонациях Романа, не обещала ничего хорошего, и он тут же решил не пятиться даже и на вершок. Достал из ящика стола кредитную карту и подумал, что вернет ее Роману, если тот начнет оказывать на него давление.



- Илья Ильич, я хотел  бы задать вам всего один вопрос.

- По поводу моей статьи?

- Да.

- Я слушаю.

- Мы договаривались о том, что вы будете публиковать ваши размышления на библейские темы. Причем тут шумеры? Я уж не говорю о том, что об  Адаме и Еве вы пишете так, как будто они никогда не существовали. А между тем это один из самых интересных вопросов. Мой хозяин разочарован, считает эту публикацию нарушением договора и просит вас вернуться к Библии.

Илья выслушал эту тираду, не проронив ни слова, и продолжал молчать даже когда Роман дал понять, что вопрос задан и он ждет ответа. Пауза тянулась бесконечно, и Роман начал проявлять нетерпение.

- Что вы молчите? - спросил он раздраженным тоном.

- Обдумываю ответ.

- Что тут обдумывать? Вы просто должны вернуться к Библии. Вот и весь ответ.

- Не совсем так. Ответ будет несколько иным. В свое время я спрашивал, какие темы интересуют вашего хозяина. Вы… – Роман хотел было что-то сказать, но Кричевский остановил его. – Не перебивайте меня, имейте терпение. Так вот, тогда вы сказали, что никаких предпочтений нет, и этим предоставили мне полную свободу в выборе тем для обсуждения. Так?

- Не так. Мы договорились о свободе в выборе тем только в рамках библейских текстов.

Кричевский пропустил эту реплику мимо ушей.

- Теперь оказывается, что я вовсе не свободен в выборе предмета размышлений. Считаю, что с вашей стороны это неприемлемое и злостное нарушение договора.

- Не мы нарушили договор, а вы, отклонившись от главной темы. Шумеры никакого отношения к Библии не имеют.

- Извините, Роман, но так говорить может только полный профан. Тора во многом основывается на шумерской мифологии. Это факт, признанный сегодня даже самыми ортодоксальными христианскими богословами и экзегетами. Таким образом, ваши упреки ни на чем не основаны и давление на меня неуместно. В связи с этим, - Илья положил на стол кредитную карту, - я разрываю наш договор в одностороннем порядке.

Он решительно поднялся.

– Следите за моими публикациями. Возможно, вы поймете, как шумеры связаны с Торой.



Илья и до дома не успел доехать, когда раздался звонок, и он остановился, чтобы достать телефон. Звонила Пугачева. В ее голосе звучали панические нотки.

- Что вы наделали, Илья? Роман в бешенстве! Такого они не прощают. Будьте внимательны и осторожны. Это очень серьезные люди.

- Я всегда осторожен, - рявкнул Кричевский и прекратил разговор.

Но не успел он завести двигатель, как телефон зазвонил снова.

- Илья! – услышал он голос Пугачевой. - Не кладите трубку, надо встретиться и обсудить ситуацию. Знаете китайское кафе «Джонка» в Художественном театре на Тверском бульваре? Жду вас там через час.



Илья запарковался посреди бульвара, перешел на противоположную сторону и вошел в кафе. Софа и Маргарита уже ждали его. Он присел на свободный стул, взглянул на Пугачеву и спросил равнодушно:

- Что, собственно, вы хотите обсуждать?

- Ситуацию, которая сложилась в связи с вашей выходкой.

- Какая ситуация? Я вернул этому арабу все деньги до копейки. Какие ко мне могут быть претензии?

- Вы нарушили планы весьма серьезного человека.

- Что за планы такие? Он представился через своего поверенного кем-то вроде коллекционера или любителя древних загадок.

- Илья, вы всерьез думаете, что такие деньги платят только за удовлетворение праздного любопытства?

- Возможно, что у шейха есть какие-то планы, но мне о них ничего не известно, и их исполнение не являлось частью нашего договора.

- Никакого договора не было, была только устная договоренность, - Пугачева поморщилась и отхлебнула кофе из маленькой чашечки. Руки ее заметно дрожали.

- Для меня это одно и то же. Тем более что я предусмотрительно записывал все наши разговоры на диктофон. Этот Роман и слова не сказал о каких-то планах.

- Послушайте, Илья, сказал он или не сказал, не имеет никакого значения. Вы должны изменить решение. Взять деньги и продолжить работу. Иначе у вас начнутся серьезные неприятности, - Пугачева взглянула на Марго.

– Просьбу Романа не отвлекаться от Библии никак нельзя назвать давлением. Но если вы будете упорствовать, на вас действительно будут давить, да так, что мало никому не покажется.

- Софья Дмитриевна, вы напрасно меня пугаете. Они и пальцем тронуть меня не посмеют.

- Ошибаетесь, Илья.

- Все! Передайте Роману, что если они будут вести себя скромно и тихо, то, очень может быть, рано или поздно тайна раскроется сама собой. Если же попытаются меня шантажировать и угрожать, не получат ничего. Пойдем, Марго. Мне больше нечего сказать госпоже Пугачевой.

- Я боюсь, - сказала Марго, когда они вышли на улицу, - мне кажется, что они могут меня похитить, чтобы заставить тебя работать.

- Уверен, этого не будет. Арабы слишком умны и знают, что мысль не извлекается раскаленными щипцами. Опасность придет с другой стороны.

- Что ты имеешь в виду?

- Православных фанатиков и Моссад. Но на их счет в ближайшие месяцы можно не волноваться. До настоящей бомбы я доберусь еще не скоро.



VIII

Разрыв с Романом и охлаждение отношений с Пугачевой немедленно поставили Кричевского перед проблемой публикации. Оплачивать эти услуги он не мог, а подмазываться к редакторам и вступать с ними в нудные переговоры он не умел.

Решение пришло само собой. Он вспомнил об Интернете и засел за конструирование собственного сайта. Провозившись с неделю, он, наконец, увидел свою страничку в Google и испытал от этого истинное удовлетворение.

- Это дом моих мыслей, - сказал он себе и торжествующе стукнул кулаком по столу.

Большинство отзывов на предыдущие статьи и полемические тексты он получал по E-mail, и потому оповестить своих читателей о новом сайте не составило труда. Так он и сделал, анонсировав следующую публикацию все на ту же тему.



«Добро превращается в зло. Это очевидно, - размышлял Кричевский, - но ведь надо же показать, как это происходит. Воистину благими намерениями устлана дорога в ад. Так говорят, но кто в это верит? Этим я и займусь».



«То, что агрессивность, направленная вовне, не противоречит устремлениям человека к добру, не вызывает сомнения. В подтверждение этого тезиса можно провести мысленный эксперимент и попытаться найти в истории такую войну или революцию, которая изначально ее авторами не планировалась бы как устремление к добру. Войны и революции совершаются из-за неудовлетворенности существующим миропорядком в виду явной его несправедливости или попросту из-за недостаточности ресурсов, необходимых для выживания и процветания «своих». Личные амбиции полководцев и тиранов здесь вторичны. Они всегда стремятся достичь величия либо как те, кто приносят своему народу материальные блага – золото, земли, рабов, либо как великие искатели правды и справедливости. И золото, и земли, и рабы, а равно и правда и справедливость, - все это рассматривается, как воплощение добра для тех, кто к ним устремлен с благими целями. Всегда и везде, во всех войнах и революциях добро в своих разнообразных проявлениях выступает как цель.

А зло? Как ни странно, но в его ведении находятся средства достижения добра. Те, кто прибегает к этим средствам во имя преумножения добра, всегда оправдываются благородством цели.

Таков был первый царь Аккада Саргон I, захвативший Шумер и создавший государство, простиравшееся от Персидского залива до Средиземного моря. Саргон - одна из первых великих исторических личностей. Расцвет его правления относится к середине 3-го тысячелетия до новой эры. Что двигало этим человеком, что заставляло его воевать? Конечно, забота о своем семитском царстве - Аккаде. Постоянная борьба между Шумером, упрямо культивировавшим общинные ценности и направившим вектор своего развития в русло технологического развития, и Аккадом, избравшим для накопления ресурсов в основном военный захват, привело в конце концов к победе семитов. Но этим деятельность Саргона не закончилась, он завоевал также южную Вавилонию и юго-восточную Персию. О том, сколько людей погибло в этих войнах, история умалчивает. Однако известно, что во времена Саргона Аккадское царство процветало, что было прямым следствием военных походов этого политика и полководца. В литературных источниках нет прямых упоминаний об исходном благородстве намерений Саргона, но мы знаем, что все его завоевания так или иначе были направлены на достижение величия семитского царства.

После Саргона I взгляд останавливается на Хаммурапи, который был царем Вавилона примерно с 1793 года по 1750 год до Р.Х. Хаммурапи известен как искусный политик и полководец, при котором Вавилон чрезвычайно возвысился. Его правление, как и правление многих его предшественников и тех, кто следовал за ним, началось с восстановления попранной справедливости. Он простил жителям Вавилона долги и недоимки. После этого, вполне мирного деяния он следующие несколько лет посвятил строительству Вавилона, не забывая при этом готовиться к войне. Как только эти приготовления были закончены, Хаммурапи напал на Ларсу, захватил города Иссин и Урук и вплотную подошел к столице Ларсы. Однако ему пришлось отступить. Видимо, вся эта военная кампания была для Хаммурапи не совсем удачной, т.к. он вскоре заключил мир со своим противником Рим-Сином. Но уже через четыре года он разорил город Мальгиум. Однако это был лишь эпизод, настоящие военные действия против соседей Хаммурапи начинает лишь около 1764 года, т.е. через тридцать лет после того, как стал правителем Вавилона. Для начала он наголову разгромил армии царей Эшнунны, Малгиума, Элама и царицы Навара. После этого он разгромил Элам и тем заложил основу царства Шумера и Аккада, объединив под господством Вавилона всю Нижнюю Месопотамию. Вслед за этим он проигнорировал мирный договор с Рим-Сином, который благодаря дипломатическим способностям сумел заключить во время своей неудачной кампании против Ларсы. Покорив Ларсу, Хаммурапи унаследовал от Рим-Сина титул «Отца амореев» и тут же занялся в Ларсе богоугодными делами, восстановив зиккурат и храм Шамаша Э-баббар. Кровавая борьба за торжество добра для Вавилона и самого себя велась Хаммурапи до его смерти. В итоге при нем Вавилон стал величайшим городом того времени. Однако Хаммурапи не только воевал, он боролся за добро и вполне мирными путями. В частности, развивал торговлю и собственноручно составил первый письменный свод законов, известный в наше время как законы Хаммурапи.

Нет лучшего подтверждения мысли о том, что все эти кровопролитные и чрезвычайно жестокие войны велись Хаммурапи исключительно во имя добра, чем текст, которым открываются законы Хаммурапи. Вот этот текст:



Я – Хаммурапи, пастырь, названный Эллилем, скопивший богатство и изобилие, сделавший все для Ниппура, связи небес и земли, заботливый попечитель Экура, могучий царь, восстановивший Эриду на своем месте, очистивший ритуалы Эабзу.

Сокрушитель четырех стран света, возвеличивший имя Вавилона, удовлетворивший сердце Мардука, своего владыки, который дни свои служил Эсагиле; семя царственности, которое создал Син, обогативший город Ур, смиренный богомолец, принесший изобилие в Экишнугаль.

Благоразумный царь, послушный Шамашу, могучий, укрепивший фундамент Сиппара, одевший зеленью часовню Айи, поднявший храм Эбарру, подобно небесному чертогу.

Герой, помиловавший Ларсу, обновивший Эбаббар для Шамаша, своего помощника.

Владыка, даровавший жизнь Уруку, проведший обильную воду его населению, высоко поднявший главу Эанны, скопивший богатство для Анума и Иштар.

Защита страны, собравший рассеянное население Иссина, заставивший течь богатство в храм Эгалмах.

Дракон среди царей, любимый брат Забабы, прочно основавший поселение города Киш, окруживший сиянием храм Эметеур-саг, упорядочивший великие ритуалы богини Иштар, пекущийся о храме Хурсагкаламмы.

Западня для врагов, которому Эрра, друг его, дал достигнуть своих желаний, возвеличивший город Куту, увеличивший все мыслимое для Меслама.

Ярый буйвол, бодающий врагов, любимец Туту, радующий Борсиппу, попечитель, не перестающий заботиться об Эзиде.

Бог царей, знающий мудрость, расширивший ниву Дильбата, наполнивший житницы для могучего бога Ураша.

Владыка, достойный жезла и короны, которого сделала совершенным мудрая богиня Мама, укрепивший границы города Кеша, сделавший обильными чистые жертвоприношения для богини Нинту.

Усердный, совершенный, определивший пастбища и водопой для Лагаша и Гирсу, приносящий великие хлебные жертвы в храм Энинна. Одолевший врагов, любимец богини Высокой, исполнивший оракульские предсказания города Халлаба, радующий сердце Иштар.

Светлый государь, обеты которого знает бог Адад, успокоивший сердце Адада, могучего, в Бит-Каркаре, установивший все нужное в храме Эугалгале, царь, давший жизнь Адабу, заботящийся о храме Эмах.

Герой царей, не имеющий равных в бою, который даровал жизнь городу Машканшабрим, напоивший богатством храм Эмеслам.

Мудрый вождь, достигший исполнения устремлений, защитивший людей города Мальгиума от нужды, прочно основавший их жилища в изобилии; тот, что богу Эа и богине Дамгальнунне, возвеличившим его царственность, навечно установил чистые жертвоприношения.

Первейший из царей, покоривший селения по Евфрату силою Дагана, своего создателя, тот, который пощадил население Мэра и Туттуля.

Заботливый князь, просветливший лик богини Иштар, установивший чистые жертвоприношения богу Ниназу, сохранивший своих людей во время бедствия, благополучно установивший их основание внутри Вавилона.

Пастырь людей, деяния которого нравятся богине Иштар, установивший статую богини Иштар в храме Эулмаш посреди широкоуличного Аккада, давший сиять истине, справедливо руководящий народами, возвративший в город Ашшур его добрую ламассу. Усмиритель мятежа, царь, который дал воссиять имени Иштар в Ниневии, в храме Эмишмиш.

Я – заботливый, покорный великим богам потомок Сумулаэля, могучий наследник Синмубаллита, вечное семя царственности, могучий царь, солнце Вавилона, давший свет стране Шумера и Аккада, царь, вынудивший к послушанию четыре страны света, любимец богини Иштар.

Когда Мардук направил меня, чтобы справедливо руководить людьми и дать стране счастье, тогда я вложил в уста страны истину и справедливость и ублаготворил плоть людей.



Этот текст не оставляет сомнений в том, какие цели преследовал Хаммурапи, ведя многочисленные и жестокие войны с соседями. Смущать здесь может только то, что речь все-таки идет о законах и, следовательно, можно подумать, что справедливость, как одно из воплощений добра, достигалась Хаммурапи не только кровью. Но приведу хотя бы первые восемь параграфов свода законов Хаммурапи, чтобы убедиться, что и в этом случае торжество добра неминуемо достигалось через жестокость и кровь.



(§1) Если человек клятвенно обвинил человека, бросив на него обвинение в убийстве, но не доказал его, то обвинитель его должен быть убит.

(§2) Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя.

(§3) Если человек выступил в суде для свидетельства о преступлении и слово, которое он сказал, не доказал, а это дело – дело о жизни, то человек этот должен быть убит.

(§ 4) Если же он выступил для свидетельства по поводу зерна или серебра, то он должен нести наказание этого дела.

(§ 5) Если судья разобрал дело, вынес решение и изготовил документ с печатью, а затем решение свое изменил, то этого судью следует изобличить в изменении решения, которое он постановил, и исковую сумму, имевшуюся в этом деле, он должен уплатить в двенадцатикратном размере; кроме того, в собрании его должны согнать с его судейского кресла, и он не должен возвращаться и заседать вместе с судьями в суде.

(§6) Если человек украл имущество бога или дворца, то этот человек должен быть убит; а также тот, который принял из его рук краденое, должен быть убит.

(§7) Если человек купил из рук сына человека или раба человека либо серебро, либо золото, либо раба, либо рабыню, либо вола, либо овцу, либо осла, либо же что бы то ни было без свидетелей или договора или же принял на хранение, то этот человек – вор, он должен быть убит.

(§8) Если человек украл либо вола, либо овцу, либо осла, либо свинью, либо же лодку, то, если это принадлежит богу или дворцу, он должен заплатить в тридцатикратном размере, а если это принадлежит мушкенуму, он должен возместить в десятикратном размере. Если вор не имеет чем платить, он должен быть убит.



Нечего и говорить, что остальные параграфы этого свода, а их более 270-ти, ничуть не менее жестоки, хотя не всегда и не за все преступления требуют смерти.

Вслед за Хаммурапи обращает на себя внимание царь Вавилона Навуходоносор I. В XIII веке до Р.Х. в Вавилоне начинается период экономического и политического упадка. А это значит, что у соседей появляется шанс умножить добро для самих себя, захватив земли Вавилона, рабов, сокровища и тем самым умножить могущество и благосостояние собственного народа. И верно, ослаблением Вавилона тут же воспользовались Ассирия и Элам. В середине XII века до Р.Х. Вавилон оказался под игом Элама, а вавилонская цивилизация была уничтожена. Сегодня, с точки зрения Вавилона, мы назвали бы эту войну захватнической и неправедной. Так, безусловно, думали в то время униженные жители Вавилона. Добро для Элама было, конечно же, злом и несправедливостью для Вавилона. И вот Навуходоносор I разгромил эламитов в битве при городе Дер. В след за этим он вторгся в Элам и буквально стер это государство с лица земли. Во всяком случае, на протяжении последующих трехсот лет об Эламе нет ни одного упоминания в документах того времени. Навуходоносор I стал носить титул Царя Вавилонии, царя Шумера и Аккада, царя четырех стран света и еще долго после этого считался народным героем Вавилона. Справедливость, а стало быть, и добро с точки зрения Вавилона восторжествовали, но какую цену заплатили за это мирные жители Вавилона и Элама? Впрочем, в битвах за добро никто и никогда не считает трупы.

Не менее масштабным героем выглядит в истории и Навуходоносор II (605—562 гг. до Р. Х.). Именно он прямо заявил о том, что является главной целью тех войн, которые этот вавилонский царь вел непрерывно. Перестраивая знаменитые ворота Иштар, он составил надпись, которая гласит:



Я - Навуходоносор, царь вавилонский, благочестивый принц, правящий по воле и благоволению Мардука (верховного Бога вавилонян), высший правитель Города, любимый Небом (сыном Мардука, верховным Богом соседнего города Ворсиппа), хитроумный и неутомимый... всегда пекущийся о благополучии Вавилона, мудрый первородный сын Набополасара, царя вавилонского...



Ради благополучия Вавилона, т.е. не иначе как во имя торжества добра в 605 году до Р.Х. он разграбил Месопотамию и вернулся домой с богатой добычей и массой рабов. В 604 году до Р.Х. Навуходоносор II штурмом взял палестинский город Аскалон, разграбил его и разрушил. Большинство жителей были убиты. Оставшиеся в живых угнаны в плен и стали рабами. В следующем, 603 году Навуходоносор II выступил против Иудеи. Но Иоаким, царь Иудеи, покорился ему без боя и обещал добровольно платить дань, что в немалой степени способствовало росту материального благополучия, а значит, и добра для жителей Вавилона.

В 602 году до Р.Х. Навуходоносор II окончательно завоевал Месопотамию, а уже на следующий год подошел со своей армией к границе Египта. Однако тут он потерпел неудачу, что послужило поводом к неподчинению уже покоренных народов. В частности, Иудея прекратила платить дань, что, конечно же, было с точки зрения жителей Вавилона актом зла, т.к. подрывало их материальное благополучие. Позволить злу торжествовать Навуходоносор II не мог и, начиная с 599 года, его отряды целый год грабили Иудею. В эту кампанию Навуходоносор вторгся в Иерусалим. Царь Иоаким и на этот раз не оказал сопротивления. Более того, он явился к Навуходоносору с дарами, но покаяние не имело успеха. За вероломный отказ платить дань Вавилону он был схвачен и убит. А как же иначе, ведь приверженность злу должна быть наказана смертью. После этого на иудейский престол Навуходоносор II посадил Иехонию, сына убитого Иоакима. Однако и Иехония проявил непокорность Вавилону и был привержен злу, чем и попрал справедливость. Пришлось Навуходоносору снова подойти к стенам Иерусалима. Иехония, как и его отец, сдал город без боя, но также был наказан, правда, не смертью, а пленом. Вместе с ним в плен и в рабство попало около десяти тысяч иудеев, город в наказание за приверженность злу был разграблен, а сокровища царского дворца и храма Яхве вывезены в Вавилон. Нетрудно догадаться, что все эти и многие другие завоевания позволили Навуходоносору II превратить Вавилонию в богатейшее и могущественное государство.

Найдется ли читатель, который посмеет причислить к злу достижения культуры? Разумеется, всякий скажет, что истинные достижения культуры есть явное воплощение добра. Так вот, именно во время правления Навуходоносора II в Вавилонии наблюдался небывалый расцвет культуры. К его правлению относится и завершение строительства зиккурата Этеменанки. Его высота была доведена до 90 метров. И многие другие шедевры архитектуры. Вообще после падения Ассирии в VII веке до Р.Х. Вавилон вновь становится могущественным государством. Впрочем, его расцвет на этот раз продолжался недолго. В 538 г. до Р.Х. Вавилон был завоеван Киром и присоединен к Иранскому государству.

Нужны ли дальнейшие доказательства?  Очевидно, что и Кир Великий и Александр Македонский - все они вели кровопролитные войны исключительно из благородных побуждений и во имя преумножения добра для себя и для тех, за кого они чувствовали ответственность и кому сострадали. Таковы и все великие римские полководцы, такие как Гай Юлий Цезарь, Октавиан, Август, Константин Великий и т.д. – все они без исключения боролись, прежде всего, за величие Рима.

Что изменилось с тех пор? Разве Ленин не мечтал о всеобщем равенстве и процветании и разве не во имя этой мечты он уничтожил миллионы ни в чем не повинных людей? А Сталин, не он ли искренне полагал, что великая цель построения справедливейшего в мире коммунистического общества не только оправдывает, но и решительно требует физического устранения всех тех, кто хотя бы только подозревается в несогласии с великой идеей коммунизма.

Кто как ни Адольф Гитлер собственноручно написал в своей основополагающей книге «Майн Кампф»: «В этот период (речь идет о годах, когда Гитлер жил в Вене) у меня раскрылись глаза на две опасности, которые я раньше едва знал по имени и всего значения которых для судеб немецкого народа я конечно не понимал. Я говорю о марксизме и еврействе».

Что же удивляться после этих слов тому, что этот человек в борьбе с опасностями, угрожающими, по его мнению, судьбам немецкого народа, залил кровью коммунистов и евреев всю Европу? Для нас здесь нет ничего необычного. Снова речь идет о благополучии своего народа, для блага которого понадобилось только в Европе уничтожить пять миллионов евреев. Борьба же с марксизмом, как известно, привела к гибели более 20 миллионов только граждан СССР, погибших на фронтах войны с фашистской Германией. Все же жертвы политики Гитлера, направленной на благо немецкого народа, не поддаются учету».



IX

Разместив этот пост на своем сайте, Илья ждал откликов, дождался их. Первой возмутилась Марго. Позвонила и разразилась настоящей отповедью.

- Не ожидала от тебя такого, - голос Маргариты звенел от возмущения, - ты сошел с ума. Как можно говорить о Гитлере как о борце за добро. Илья, это отвратительно!

И она бросила трубку. Илья Ильич пожал плечами и пошел на кухню. Достал миску с фаршем и принялся готовить ужин.

- Эдак я потеряю женщину, которую люблю, - подумал он и налил водки в хрустальный стаканчик.



Следующим утром он проснулся рано, позавтракал и поехал в Думу. Он не стал звонить Марго, хотел, чтобы она выслушала его аргументы, а по телефону много не скажешь. Минут сорок он прослонялся у дверей Думы и, наконец, увидел Марго. Она шла по Георгиевскому переулку от Тверской, и он помахал ей рукой.

- Ты, что не мог позвонить?

- Я очень хотел тебя увидеть и боялся, что ты снова бросишь трубку. Давай посидим где-нибудь и спокойно поговорим.

- Не сейчас, у меня полно работы.

- Хорошо, вечером. Приедешь ко мне?

- Нет.

- Но почему? Неужели из идеологических разногласий?

- Ты считаешь это чепухой?

- Нет. Но ты ссоришься со мной просто потому, что не понимаешь. Позволь объяснить, в чем тут дело.

- А если я не приму объяснений?

- Я попробую еще раз.

- Хорошо, я приеду. Но совершенно не представляю, чем можно оправдать заявление о том, что все эти людоеды стремились к добру. Оправдывать из злодеяния – это само по себе преступление.

- Марго, ты судишь меня, не понимая, о чем я говорю. Так нельзя. Сначала попробуй разобраться, а уж потом выноси приговор.

- Хорошо, я приеду.

Марго повернулась и скрылась за дверями Думы.



Вечером Илья встретил Маргариту с покаянным видом. Усадил за стол, накормил и только после этого решил, что уже пора сказать главное. Он раскрыл, было, рот, но Марго с места в карьер потребовала, чтобы он незамедлительно отказался от подобных публикаций.

- Ставить на одну доску Ленина, Сталина и Гитлера, писать о них через запятую… Ты не понимаешь, насколько это опасно, тебя убьют в какой-нибудь подворотне, и этим все кончится.

- Марго, для меня гораздо важнее другое. Мне кажется, что ты думаешь, как и те, кто готов меня убить за сравнение Сталина и Гитлера. Твое единомыслие с ними – вот это для меня страшнее всякой пули. А между тем, и Гитлер и Сталин и Ленин с ними - все они преступники. Это их роднит. Тут и спорить не с чем. И, кроме того, в моих писаниях эти сравнения всего лишь иллюстрация к теме.

- А, тема! Добро и зло… Чего ты добиваешься? Неужто того, чтобы люди отреклись от добра и зла?

- Хотелось бы.

- Ты сумасшедший!

- Маргарита, прекрати! – он осекся. - Прости, давай не будем ссориться.

- Хорошо. Что ты хочешь мне сказать?

- Ты замечала, что мы живем в парадоксальном мире?

- Что ты имеешь в виду?

- Примерно за сотню лет до рождения Христа Корнелий Непот…

- Кто это?

- Римский историк. Он пустил в обиход знаменитую фразу: «Если хочешь мира, готовься к войне». Так впервые проявился один из самых опасных парадоксов.

- Это не парадокс, а великая мудрость.

- Ты была бы права, но только в том случае, если признать, что война – это явление объективное и от нашей воли не зависящее. Как дождь, например.

- Война – это следствие человеческой агрессивности, присущей человеку от природы.

- Да, следствие агрессивности, но только не агрессивности как таковой, а злокачественной агрессивности. Однако является ли именно злокачественная агрессивность природным свойством человека? Если нет, то, готовясь к войне, мы защищаемся не от объективной угрозы, которую не в силах предотвратить, как, на пример, дождь, а от самих себя. Ни парадокс ли это? Да – и очень опасный парадокс.

А вот тебе еще один парадокс. Неважно, как мы появились на этой планете. Нас сотворил Господь – это возможно. Но возможно и то, что мы плод эволюции. В любом случае Природа была, есть и остается нашим домом и нашей кормилицей. Так почему же мы разрушаем ее?

- Причем здесь все это и твои нападки на добро и зло?

- Оглянись - и ты увидишь множество подобных странностей. Мы привыкли к ним и не хотим видеть в них парадоксальные результаты нашего развития. Я называю их парадоксальными потому, что неожиданные и нежелательные результаты внешне правильных рассуждений и действий как раз и называются парадоксами.

- А ты не думаешь, что это всего лишь промежуточные результаты? Наше развитие не закончено.

- Болезни роста?

- Да. Позже они исчезнут сами собой.

- Может быть. Но многие из них смертельно опасны для всего человечества. Одна угроза исходит от ядерного оружия. Оно создано нами для сохранения мира, но способно уничтожить всю планету. Помнишь, как это у Чехова: "Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно выстрелит".

И как быть с истощением природы и связанными с этим войнами за ресурсы? А ведь эти войны уже начались. Возможно, они еще не перешли в горячую фазу, но на политической сцене напряжение нарастает. Клаузевиц сказал в свое время, что война есть продолжение политики иными средствами. Многозначительный афоризм, не так ли?

Глобальный экологический кризис – это еще один опасный парадокс, от которого уже не отмахнуться. Он уже выражается в весьма опасных явлениях. Дефицит пресной воды, страшные засухи и разрушительные наводнения, сокращение площадей плодородных земель и прочее, и прочее все в том же духе. Словом, человечеству есть от чего погибнуть.

- Ну, хорошо. Пусть так, но причем здесь добро и зло?

- Ошибка. Парадоксы - следствие ошибки, которую мы некогда совершили. Я ее обнаружил.

- Неправильное понимание сути добра и зла?

- Да. Я вытащил эту ошибку на свет божий и теперь знаю, в чем дело.

Маргарита смягчилась. Страх и раздражение погасли, и во взгляде ее читалась нежность.

- Ну, хорошо, пиши об этом. Только не буди лихо, иначе нам придется очень тяжко.

- Обещаю! Постараюсь обходиться древними персонажами… Не уезжай сегодня. Очень тебя прошу.

- Не уеду, завтра я целый день свободна. Софа едет в Серпухов, там у нее какая-то встреча.



Докладывая хозяину о том, что Кричевский отказался с ними сотрудничать, Рахман ибн Махкам ожидал вспышки гнева, но ее не последовало. Он смотрел на своего хозяина и думал, что арабы никогда не изменятся. Так и будут до скончания веков носить белые дишдаши, гутру и игаль - просто веревку, которой некогда на ночь привязывали верблюдов, а днем повязывали на голову, чтобы не потерять. Теперь они разбогатели, ездят на «мерседесах» и «роллс ройсах», но длинная белая рубашка, платок и веревка на голове так и остались.

«Это и делает нас сильными, - думал он, дожидаясь реакции хозяина на плохую новость. – Христиане не хранят традиций и потому лишаются корней, и слабеют год от года. Ислам завоюет мир, и арабы, а не евреи и христиане будут властвовать на Земле».

- Он опять обошел вопрос о происхождении добра и зла. Это плохо.

Рахман вздрогнул. Голос хозяина вывел его из задумчивости.

- Пришло время надавить на него? Прикажите, и я сделаю его жизнь невыносимой.

- Нет, этим мы ничего не добьемся. Возвращайтесь в Россию, найдите Абделькарима и скажите, что я прошу его вступить в дискуссию с Кричевским. Теперь, когда он публикует статьи в Интернете, это легко сделать. Пусть подталкивает его к вопросу о происхождении добра и зла и попутно к происхождению евреев.

- А деньги… Что делать с ними?

- Оставьте в резерве. Если почувствуете слабину, вернете ему. А нет, в нужный момент они пригодятся.



Рахман ибн Махкам вышел от хозяина под палящее солнце Абу Даби в хорошем расположении духа. Разноса не последовало, он сохранил свое положение, а значит, и те немалые деньги, которые регулярно получал от хозяина.

Небоскребы самых невероятных форм вернули его к мысли о традициях. Подумать только, что чуть больше двухсот лет назад на острове ничего не было, а теперь… Чего стоит хотя бы Мечеть шейха Зайда – поистине жемчужина мировой  архитектуры. Только это здание делает для величия ислама больше, чем все имамы вместе взятые. Ему вспомнился Собор Парижской Богоматери и Исаакиевский собор в Петербурге, и он подумал, что когда-то и христиане понимали значение архитектуры для сохранения традиций и возвеличивания своей религии. А евреи… Допустили разрушение главного храма – символа нации и с тех пор как  цыгане мыкаются по свету. Бездомное племя, которое отовсюду гонят.

Хозяин принял гениальное решение. Кричевский работает не ради денег. Его влечет собственный интерес и еще тайное желание спасти Мир. Глупец, он не понимает, что именно это и есть его слабое место.

Так думал Рахман, спускаясь в зеркальной прохладе роскошного лифта в подземный паркинг.

Позвонив Абделькариму из номера отеля, Рахман забронировал место на рейс Абу Даби – Москва, заказал такси и отправился в аэропорт.

Тот, кого Рахман называл Абделькаримом, был муфассиром. Так арабы называют признанных толкователей и комментаторов Корана. Выслушав гостя, он не колебался ни минуты. Приказы не обсуждают, их выполняют. Сразу после ухода Рахмана муфассир вошел в Интернет и принялся за работу. Для начала следовало перечитать все, что до этого момента опубликовал Кричевский. Затем предстояло смотреть и анализировать записи телевизионных ток-шоу, которые оставил ему доверенный хозяина, и только после этого можно было подумать, какую ловушку соорудить для самоуверенного мальчишки. К рассвету этот истинный знаток арабской, и не только арабской, философии, великий мудрец и столь же великий почитатель восточной хитрости разработал настоящую стратегию заманивания Кричевского в болото дискуссии.

«Наш доморощенный философ, - рассуждал почтенный муфассир, - страдает от непонимания окружающими. Новый Христос – вот его тайный идеал. Вряд ли он и сам это сознает. Огонь, вода и медные трубы. Так говорят русские, и они правы. Огонь - это боль и страдания. Не такое уж страшное испытание, многие преодолевают его с достоинством. Вода – большие деньги и власть. Эти топят большинство попавших в их мутные воды. Но все же отдельные персонажи преодолевают и это испытание. А вот сладкозвучный глас медных труб славы не переносит никто, ибо их звуки разлагают душу и сердце. Безумец, зачем он к этому стремится?»



Правоверный, где бы он ни был, и без компаса всегда знает, в какой стороне Мекка. Абделькарим встал, выпрямился, повернулся лицом к окну, обращенному на восток, и произнес положенный азан:

"Аллаху акбар Аллаху акбар

Аллаху акбар Аллаху акбар

Ашхаду анля иляха илляллaх

……………………………….

Аллаху акбар

Ля иляха илляллах".

Взгляд его сделался отрешенным, и в сердце своем нашел он истовое желание совершить утренний намаз ради Аллаха. Он стоял и смотрел в окно. Именно в это мгновение, в 5.14 утра 22 августа, в Москве начался восход солнца.

Выполнив ритуал, Абделькарим произнес слова заключительной благодарности «Ас-Саляму ‘аляйкум» и огляделся так, словно за время намаза забыл, где находится. Он будто заново родился, таким бодрым стал его взгляд.

- Приступим, - сказал он вслух, и снова сел за компьютер.





ГЛАВА IV

I

Этот день стал для Ильи Кричевского одним из самых удачных за последнее время. Утром его разбудил телефонный звонок.

- Илья Ильич! – зазвучал в трубке знакомый голос его научного руководителя, - хочу с утра порадовать вас. Вчера был на приватной вечеринке у своего друга и встретил там ректора нашей альма-матер. Разговор зашел о положении в аспирантуре. Ректор жаловался на то, что аспиранты вынуждены подрабатывать на стороне. В наше время винить их за это нельзя. Но беда в том, что почти никто не успевает защищаться в срок. Я похвастался вашими успехами и заверил, что г-н Кричевский нас точно не подведет. Порадовал старика. И знаете, что он мне сказал?

- Нет, - пробормотал Илья с замиранием сердца.

- Он сказал, что если у вас и вправду так хорошо и вы справитесь с замечаниями оппонентов, то защита может состояться уже в конце октября. Я позвонил Барановой и Аксельроду и поинтересовался их мнением. Они сказали, что работу прочли и замечаний совсем немного. Аксельрод даже сказал, что больше месяца на устранения замечаний вам не потребуется. На первом же заседании кафедры мы это обсудим, и если вы как следует поработаете, то вполне можете успеть к октябрьскому Совету. Официальных оппонентов я подберу лично. Кое с кем у меня уже есть предварительная договоренность. Вот так!

- Спасибо, - пробормотал Илья и услышал в трубке короткие гудки.

Эта радостная новость заставила его вскочить с постели. Он решил, было, немедленно взяться за диссертацию, но подумал, что ему не известны замечания, которые сделали коллеги, и, стало быть, торопиться бессмысленно. Потоптавшись в растерянности некоторое время, Илья отправился на кухню, ибо хорошие новости пробуждают аппетит. Кто ж этого не знает?

Плотный завтрак и кружка крепкого чая окончательно привели его в чувство.

- Пока есть время, надо продвигать сайт, - решил он и включил ноутбук.

На сайте его ждала еще одна приятная новость. Это был довольно пространный пост, автор которого подписался ником «Рон». Этот человек был первым, кто не ругал Илью на чем свет стоит за его мерзкие и чрезвычайно вредные фантазии. Рассудительность этого отклика обрадовало Илью.

- Кажется, появился человек, с которым можно разговаривать нормально, а не отбрехиваться, - подумал Илья.

Рон, в целом соглашаясь с Ильей, все же мягко упрекал его за поверхностное отношение к таким сложным философским понятиям, как добро и зло. Он писал, что не имеет значения, сложны ли добро и зло сами по себе или их сложность таится исключительно в сознании людей. В конце концов, реальный мир никому неизвестен. Он таков, каким его воспринимает человек. Человеческое же восприятие несовершенно, опосредовано чувствами и потому не может быть объективным. Но если даже эти философские категории субъективны, то все равно они необычайно глубоко проникли в наше сознание. Отсюда вывод: примерами политиков и полководцев, проливших реки крови во имя торжества добра, как они его понимали, веру в объективное существование добра и зла не искоренить. Тут надо бы пропустить через сито всю человеческую историю, дабы показать, что стремление к добру неизменно оборачивается злом.

- Этот Рон прав, - подумал Илья, - Навуходоносорами и Наполеонами тут не отделаться. В самом деле, почему надо думать, что кровь и страдания во всех подобных случаях есть результат действия закона превращения добра во зло. Не проще ли и кровь, и страдания объяснить порочностью всех этих полководцев и политиков. Не могли, что ли, Гитлер или Сталин радеть о благе своих народов другими, мирными способами? Вот вопрос, на который ответить совсем непросто. Может быть, во всех бедах виноваты только личные качества этих негодяев, а вовсе не добро и зло?

Однако Илья был убежден, что закон превращения добра существует и действует. Перечитав пост Рона еще раз, он принялся писать ответ и просидел за ним до самого вечера.



«Уважаемый Рон! Вы, кажется, согласны с тем, война и знания [IU1]– вот два основных инструмента преумножения добра не только в эпоху шумеров, но и в наши дни. Общая цель роднит эти два вида человеческой деятельности. Хотя это и вызывает удивление, но факт остается фактом. Бурное развитие науки в шумеро-вавилонской цивилизации происходило на фоне нескончаемого кровопролития. Кстати, это многократно повторялось на протяжении человеческой истории. Война – мать многих великих изобретений и научных открытий.

Погоня за добром усиливает злокачественную агрессивность человека, а наука делает эту агрессивность невероятно эффективной. Так человечество докатилось до оружия массового уничтожения. Заметьте, этому процессу не могли противостоять многочисленные боги Шумера и Вавилона. Да и наш единый и единственный Бог тоже противостоять этому не хочет… Или не может? Более того, боги тех времен вслед за людьми как бы вступают во вражду между собой. Это, впрочем, не значит, что общепризнанные боги шумеров, такие, как Энлиль - владыка воздуха, Энки - владыка подземных вод и мирового океана и т. д., теряют своих почитателей. И все же наблюдается массовое появление местных пантеонов и их противостояние.

Вот весьма характерный пример «войны богов». Лагаш при царе Эаннатуме в непрерывных войнах подчиняет себе Ур, Урук, Ларсу Эриду и Умму. В честь этого события на памятнике, известном под названием "Стела коршунов", была сделана надпись о том, что покоренные жители Уммы поклялись впредь не нападать на Лагаш и платить богам Лагаша дань зерном.

Обратите внимание: платить не царю, не людям-завоевателям, а именно богам Лагаша.

 Спустя некоторое время в борьбе за справедливость теперь уже правитель Уммы Лугаль-заггиси захватил Лагаш, разорил город и отомстил ненавистным богам Лагаша, разграбив и уничтожив их храмы. Об этом событии свидетельствует памятник письменности того времени: "Люди Уммы, опустошив Лагаш, совершили грех против бога Лагаша - Нингирсу».

Разумеется, эти «войны богов» происходили не в действительности, они велись в сознании людей. И боролись они вместе с людьми за изменчивое добро, которое в каждом городе понималось по-своему. Проще говоря, это было добро для самих себя. Эта борьба продолжалось веками и тысячелетиями.

Приведенный пример междоусобных войн между Лагашем и Уммой относится к середине IV тысячелетия. Перенесемся теперь вперед примерно на две тысячи лет. В это время Вавилон ведет изнурительную и кровопролитную войну с Ассирией. Нравы ассирийцев и их религиозные взгляды хорошо известны историкам из многочисленных памятников письменности, найденных при раскопках Вавилона и Ниневии. В частности, памятники письменности из библиотеки Ашшурбанапала свидетельствуют, что ассирийцы все свои победы посвящали богу Ашуру. Побежденные при этом с ужасом наблюдали, как бог этот принимает кровавые приношения и неизменно благоволит ассирийцам. Достаточно привести лишь одно описание того, как под покровительством Ашура ассирийцы обращались с покоренными народами. Вот как об этом говорится в популярной книге Велларда:

«Я разграбил их город, сжег его огнем, превратил его в груду развалин и пустыню». Похоже, что данная фраза (в отличие от большинства официальных заявлений) описывает реальное положение дел, ибо целью военных походов было не просто покорить врага, а уничтожить его полностью. Поэтому строения врага разрушали, мужчин убивали, а женщин насиловали и, по утверждению надписи Салманасара III (1840 г. до н.э.) затем сжигали вместе с детьми; фруктовые деревья выкорчевывали; скот уводили; плодородную почву засыпали вредными веществами, такими, как селитра».[1]

И, конечно же, жители Вавилона были не менее жестоки, когда им случалось одержать победу над своими врагами.



Характерно, что к этому времени благостные боги шумерской общины изменились до неузнаваемости. Богиня Тиамат, например, превратилась из чуть ли ни главной богини в пантеоне древних шумеров в воплощенное зло преисподней. Итак, кровавая борьба за торжество добра продолжалась, и боги народов, борющихся каждый за свое добро, принимали в этом самое деятельное участие.

Невозможно было ни начать войну, ни продолжать ее, не испросив на то позволения у богов. Победа же торжественно праздновалась, и боги на этих праздниках принимали кровавые жертвоприношения. Добро и зло смешались окончательно, и уже невозможно было отличить одно от другого.

Возникает естественный вопрос: как можно было веками терпеть постоянное разорение, кровопролитие, чудовищную жестокость? Историки скажут нам: таково было устройство мира. Цари безраздельно властвовали над своими народами, и восстать против этой власти означало неминуемую гибель. Такой ответ возможен, но это поверхностный ответ. И в те времена случались восстания и дворцовые перевороты. Однако и с приходом нового властителя, по сути, ничего не менялось.

За что же проливались реки крови, что же это за добро? Конечно же, сокровище – богатство. Ведь только богатый человек может реализовать на практике свое стремление помочь, тем, кто ему дорог. Только богатый может накормить человека, умирающего с голода. Если у сострадающего нет ничего, то нечего ему и разделить с тем, кто нуждается в помощи и милосердии. Это представляется столь очевидным, что не вызывает удивления и то, что многочисленные исторические документы неизменно свидетельствуют о благих намерениях всех великих завоевателей. «Цель оправдывает средства» - вот общая формула, объясняющая и оправдывающая все великие завоевания и кровопролития. Но формула эта выглядит триумфальной только для победителя, для побежденного она есть символ вопиющей несправедливости и страдания. Выходило, таким образом, что боги соглашались с двойственностью этой формулы. Следуя ей, неизменно получалось, что добро победителей оборачивалось злом для побежденных.

Карл Ясперс назвал цивилизацию шумеров «относительной доисторией», желая этим подчеркнуть, что почти ничего из этого периода не перешло в «осевое время», которое, по его мысли, и стало колыбелью нашей цивилизации. Шумер и Вавилон были забыты и открыты наново только в ХХ веке. Я с ним не согласен. От шумеров нам досталась неизбывная тяга к добру, безудержное стремление бороться за него любыми средствами. Хотите поспорить? Давайте! Я утверждаю, что и в «осевое время» борьба за добро велась не только не менее кровавыми, но и гораздо более изощренными способами».



Не успело сообщение, адресованное Рону, уйти, как зазвонил телефон.

- Я соскучилась, - услышал Илья голос Марго.

- Приезжай! У меня приятная новость.

- Какая?

- Только при встрече.

- Уже еду, - сказала Марго, и в трубке раздались короткие гудки.

Илья крутнулся на одной ноге и направился, было, к кухне, чтобы состряпать вкусненького к приезду Марго, но еще один телефонный звонок остановил его.

- Слушаю, - сказал Илья радостным басом, и трубка тут же отозвалась голосом Когана.

- Илья! Это Вениамин. Спешу выразить вам восхищение.

- Чего ради?

- Я о вашем сайте.

- И что?

- Мне нравятся ваши писания.

- Я не для этого?

- Что не для этого?

- Пишу не для того, чтобы вам нравилось. Это мои мысли, и только.

- Вы не в духе?

- Напротив, у меня прекрасное настроение.

- Я только что закончил читать ваш пост, он появился на сайте всего полчаса назад.

- Что вас смущает?

- Ничего не смущает. Я хотел с вами поговорить о человеке, который все это пережил.

«Авраам, - подумал Илья, - он хочет поговорить со мной об Аврааме».

- О человеке тех времен?

- Да.

- Среди ваших знакомых затесался какой-нибудь ассирийский или, может быть, вавилонский военачальник?

- Илья, ну что вы, в самом деле… Вы же догадались, о ком речь.

- Понятия не имею. У вас богатейшая фантазия, и предугадать ее извивы мне не по силам.

- Не ерничайте, Илья. Я хочу поговорить с вами об Аврааме.

- Вениамин, хотите, я признаюсь в страшном грехе? Я не знаю об Аврааме ничего, кроме того, что написано в торе, ну еще и в «Иудейских древностях».

- Ну, пожалуйста, Илья, уделите мне час времени. Очень прошу.

- Хорошо, черт с вами. Приезжайте завтра с утра пораньше.

- Часиков в шесть? - В трубке послышался ехидный смешок.

- Вы, Веня, мстительный человек. Но сегодня я добр как никогда. Приезжайте в шесть и ни минутой позже. Все.

- Илья, Илья, погодите. Я пошутил.

- Пошутили?! За такие шутки на правеж надо ставить. Но сегодня я, так и быть, вас прощаю. Мое утро начинается за час до полудня.

- Это во сколько же?

Илья бросил трубку и рассмеялся.

Едва Илья сделал шаг в направлении кухни, как раздался звонок в дверь.

«Неужели?.. Это было бы очень кстати», - подумал он и пошел открывать. И в самом деле, пришел тот, кого он ждал. За дверью оказался странный молодой человек, почти ребенок в неимоверно широких и длинных штанах. Пожалуй, они были бы великоваты даже Илье. Огромная рубаха на худеньких плечиках явно противоречила по-мальчишески торчащим скулам. В ушах наушники, проводок от которых тянулся куда-то за ворот, где в огромном пространстве могло уместиться все что угодно. В руке юнец держал огромный тубус, оклеенный пестрыми картинками.

- Постер заказывали? – пробурчал он неожиданно низким баритоном?

Илья посторонился, едва сдерживая смех.

- Проходите, надо посмотреть, что вы там сотворили.

Мальчик, как солдат ружье, вскинул тубус «на плечо», шагнул в прихожую и остановился.

- Дальше, дальше проходите, - сказал Илья, осекаясь на каждом слове. Он едва сдерживал улыбку. Мальчик, продолжая держать тубус все так же по-солдатски, пересек прихожую и остановился на пороге комнаты.

- Дальше проходите, разворачивайте постер на столе, - скомандовал Илья, обращаясь к козырьку бейсболки, натянутой задом наперед.

Профессиональный фотоаппарат и дорогущая оптика сделали свое дело, постер был великолепен. Илья расплатился и проводил странного мальчика до двери.

Недели две назад Илье не спалось. Провертевшись с боку на бок часа полтора, он встал, включил компьютер и принялся просматривать свой фото архив. Кликнув на иконке очередной фотографии, он замер. На фото был изображен цветущий яблоневый сад, деревянный стол, усыпанный белыми лепестками, початая бутылка вина и бокалы рубинового стекла. Он сделал эту фотографию утром того дня, когда предложил Марго руку и сердце.

- Пустые хлопоты, суета… Я начал терять память, забывать о драгоценных мгновениях. Во имя чего? Во имя всякой чепухи.

Тогда-то он и заказал по Интернету этот постер. Илья оглядел комнату. Стенка над диваном подходила для него как нельзя лучше.

- Марго, - подумал он, - я люблю ее и никому и ничему не позволю разделить нас.



- Илюша, я дура, - сказала Марго, запив изрядным глотком чинзано кусок ароматного мяса.

- Что ты говоришь! Это настоящее откровение!

- Не насмехайся, я сама не понимала, что со мной происходит. Перечила тебе, ругала, чего-то боялась. И все время нечто противно цеплялось внутри. Что-то вроде заусенца на ногте. Знаешь, вроде бы ничего особенного, но раздражает до того, что хочется его выгрызать зубами.

- А маникюрный набор?  У всякой, особенно красивой женщины в сумочке должны быть маникюрные принадлежности.

- Я не о ногтях, я о том, что внутри.

- Внутри? Но там ногти не растут.

- Продолжаешь издеваться над несчастной.

- Нет, просто не могу въехать в твои образы.

- Я и сама не понимала, что это такое.

- Но теперь уже понимаешь?

- Теперь да.

- Так скажи без обиняков, что разозлилась потому, что я отказался от арабских денег. Не стал их отрабатывать честным трудом своих честных мозгов.

- Откуда ты это знаешь?

- То есть как откуда? Я люблю тебя и, следовательно, внимателен к тебе. Мое влюбленное сердце регистрирует все, что с тобой происходит, и отправляет сигналы в мозг. А мозг любит свое сердце и заботится о нем. Думает и находит возможности облегчить его участь. Я понятно изъясняюсь?

- Илья, я серьезно.

- И я серьезно. Скажу больше, заусенец был один, но с тремя коготками.

- С тремя коготками?

- Да, именно так. Заусенец – это то, что я вернул деньги арабам. Теперь о его коготках. Первый коготок. Я сделал это, не посоветовавшись с тобой. Скажу сразу, что и впредь не собираюсь советоваться, кода дело касается моей свободы и мужского достоинства. Ну, и еще в некоторых особо значимых для меня ситуациях. Второй коготок - в том, что, вернув деньги, я поставил под вопрос развитие наших отношений. Деньги моего отца для тебя неприемлемы, а без денег мы не сможем жить так, как нам хочется. К тому же этот поступок вроде бы поссорил меня с Пугачевой и, стало быть, лишил и этого заработка. И это третий коготок все того же заусенца. Так?

- Ты пренебрег моими интересами и даже не посоветовался.

- Отлично! Вот прекрасный пример метаморфоз, которые происходят с добром.

- Причем здесь это?

- Ну, как причем? Любовь – это воплощенное добро. А деньги? Деньги вроде бы призваны сделать любовь безмятежной. Призваны, но никогда не выполняют этой функции.

Деньги! Если бы ты знала их истинную сущность, то устрашилась бы даже ставить эти слова рядом. Деньги лишь прикидываются охранителями любви, на самом деле они настоящие убийцы.

- И ты знаешь эту тайную сущность?

- Да.

- И это знание оберегает любовь?

- Это знание спасает мою любовь.

- А кто-нибудь еще знает?

- Политэкономы не имеют об этом никакого понятия. Может быть, кроме меня, знают несколько мудрецов, но они молчат.

- Почему?

- Это страшная тайна.

- Расскажи!

- Расскажу, но сначала хочу перейти в горизонтальное положение, хочу, чтобы ты легла рядом и положила голову мне на грудь.

- Илюша…

- Знаю, любовных утех сегодня не будет. Утром у тебя началась менструация.

Марго посмотрела на него с почти мистическим ужасом.

- Откуда…

- Не забывай, мое любящее сердце наблюдает за тобой.

II

- Начинай, просвети меня, научи сохранять любовь, - говорила Марго, стоя перед зеркалом и сооружая на голове огромный тюрбан из банного полотенца.

Вот так, без макияжа, в огромном мужском халате и с чудовищным тюрбаном на голове она была похожа на беззащитную девочку-подростка.

- Начинаю, - провозгласил Илья, выбирая дидактический тон.

- Умоляю, только не читай мне лекцию. Я не твоя студентка, я самостоятельная женщина.

- Непохожа.

- На кого непохожа?

- На самостоятельную женщину.

- Не дерзи, будешь наказан. И говори нормальным человеческим языком.

- Ладно, я постараюсь. Так вот, деньги изобрели очень давно. Но цивилизация шумеров возникла много раньше. Так что они пару тысяч лет обходились без денег.

- И что означает этот глубокомысленный факт?

- А то, что с тех пор, как в сознание шумеров проникли добро и зло, так сразу и началась всеобщая погоня за добром. И шла эта погоня двумя путями. Просто умные люди что-нибудь изобретали, например, оросительные системы и через это получали больше добра для себя и своих любимых. Смелые и решительные люди нападали на соседей, грабили, брали их в рабство и через это тоже умножали свое добро.

- Илья, ты говоришь о добре так, будто это только сокровища и ничего более. Но это, прости, примитивно.

- Ничуть не бывало. Философы прежде всего понимают его онтологически. Это и есть предмет векового спора. Как, каким образом добро и зло пронизывает нашу реальность, как и кем они укорены в реальности. На мой взгляд, никто и никак не создавал ни добра, ни зла в нашем понимании. И говорить об этом я не собираюсь. Добро и зло на онтологическом уровне человеческому анализу не подлежат. Это тем более так, если приписывать авторство самому Богу. Бог - воплощение абсолюта и как таковой человеческим разумом непознаваем. В такое добро можно верить или не верить, но обсуждать с рациональной точки зрения невозможно. И потому забудем его.

Другое понимание добра возникает интуитивно. А интуиция - категория темная и рациональному осмыслению пока тоже не подлежит. Вполне возможно, что интуитивным различением добра и зла мы обязаны действию архетипов Юнга. Но возможно и то, что корни этих интуиций лежат еще глубже. На том уровне нашей психики, которым занимается трансперсональная психология. Ну, знаешь, наверное, – Станислав Гроф с компанией и последователями. И, наконец, то, что называется конвенциальным уровнем существования добра и зла. Конвенция – это всего лишь договор о том, что считать добром. Этот договор и есть этика. Поняла что-нибудь?

- Все поняла. Но причем здесь деньги?

- Не все сразу. Я хочу, чтобы ты стала моей единомышленницей и не пожалею ни сил, ни времени, чтобы этого добиться. То добро, о котором ты говоришь, не материальное добро, – любовь, сострадание, сочувствие и иже с ними, есть категории этики. И, кроме того, это еще и чувства, или, если хочешь, эмоции. Очень сильные, очень красивые и благородные, но всего лишь эмоции. Они и остаются таковыми до тех пор, пока не воплощаются в жизнь. Мало любить, надо еще уметь проявлять любовь. Мало благородно мыслить, надо еще совершать благородные поступки.

- Ты хочешь сказать, что построить оросительную систему и ограбить соседей – это вещи одного порядка?

- Ты правильно поняла.

- Илья, это кощунство! - Марго отвернулась от зеркала и возмущенно уставилась на него. Ее прекрасные широко распахнутые глаза протестовали. – По-твоему, жизнь и смерть тоже ничем не отличаются друг от друга?

- Так оно и есть. Сама подумай, могла бы существовать жизнь, если бы не было смерти? Как тут ни крути, выходит, что смерть – это условие существования жизни. Так же как разрушение есть условие созидания. Одно не возможно без другого. Только это вещи, так сказать, разных уровней. Жизнь и смерть – это божий промысел, а созидание и разрушение – промысел человеческий. Что же промышляет человек, разрушая и созидая? Добро, конечно! Что же еще?

Но вернемся к нашей теме. От шумеров до ливийцев, придумавших деньги, дистанция огромного размера. Все это бесконечное время добро существовало почти исключительно в крупных партиях. Оно, как бы это сказать, по мелочи не разменивалось. Чтобы творить добро, т.е. переводить благородные эмоции в благородные дела, нужно было быть либо могучим и отважным воином, либо великим изобретателем. Тут все дело в экономике. Представь себе, что некий полководец решил вторгнуться на сопредельную территорию всего лишь, чтобы отнять у соседей жалкую краюшку хлеба. Или он отправился воевать соседей в надежде захватить много золота и рабов. И в том и в другом случае война - это огромные затраты энергии и средств. А результаты, сама понимаешь, разные. Так же и с изобретателями и учеными. Один изобретатель бьется над какой-нибудь никому не нужной чепухой, вроде аэростата, движимого орлами или стервятниками. Кстати, это не шутка. Такой аэростат был запатентован в 1887 году. А другие изобретают копье или порох, колесо или лук. Чувствуешь разницу? А если чувствуешь, то, конечно, понимаешь, что добро шло только к тем, кто смел, решителен и умен. Но таких людей во все времена - меньшинство. А как же большинство, которое этими качествами не обладало? Вот им в те времена добро как раз в руки и не давалось. Тут все дело в том, что эти простые люди – крестьяне и ремесленники – производили примерно столько же, сколько и потребляли. Продовольствие долго храниться не могло. А если б и могло, то большие запасы потребовали бы помещения для его хранения. А где его взять? По этой же причине и ремесленники не могли создавать большие запасы. Вот и выходило, что простые люди, будь они хоть тысячу раз бережливы, не имели никакой надежды разбогатеть. Иначе говоря, все они были обречены на вечную и беспросветную нищету. А это значит, что добро обходило их стороной.

- Что, и тогда трудом праведным не наживали палат каменных?

- Да, но только не потому, что труд праведный всегда низко оплачивался. Просто добро в те времена не разменивалось на мелочевку.

- А любовь и деньги тут причем? Ты хочешь сказать, что в те времена истинная любовь была доступна только бедным крестьянам и ремесленникам?

- Ни в коем случае. Я хочу сказать, что деньги обладают одним очень важным, может быть, даже самым важным свойством.

- Это, каким же, уж не возможностью ли накопления?

- Да. Но только накопление - это производная функция от этого свойства. Без него никакое накопление было бы невозможно.

- Говори, что ты имеешь в виду. Я знаю все основные функции денег наперечет. Их всего-то: мера стоимости, средство обращения, средство платежа, средство накопления. Я ничего не забыла?

- Забыла. Деньги – это еще и средство формирования сокровищ. Ну, о том, что есть еще мировые деньги, я говорить не буду. Так вот, все эти хорошо известные функции неисполнимы без этого свойства.

- Илья, не тяни.

- Деньги способны квантовать добро.

- Что?

- Да, именно так. Деньги могут делить добро на кванты, на самые маленькие части добра. Американский квант добра – это один цент, российский – одна копейка.

- Американский квант, пожалуй, куда как жирнее нашего.

- Вот я и говорю, что это самое важное свойство денег, без него они никогда бы не стали ни мерой стоимости, ни средством обращения и платежа. И, конечно, никогда бы не стали всеобщим средством накопления.

- Пусть так, но никак не пойму, причем здесь любовь?

- Что непонятного? Деньги квантуют добро! С их появлением даже нищие смерды получают возможность накапливать добро. Всеобщая возможность постепенного накопления открывает перед человеком беспредельные перспективы. Он вдруг ощущает возможность властвовать в этом мире. И рядом с этим меркнут все другие чувства и эмоции.

Дай мне, пожалуйста, том Маркса. Третий слева.

Марго подала ему толстую книгу в ледериновом переплете.

- Вот, - сказал Илья, - полистав ее. – Послушай, что он пишет.

«Сколь велика сила денег, столь велика и моя сила. Свойства денег суть мои — их владельца — свойства и сущностные силы. Поэтому то, что я есть и что я в состоянии сделать, определяется отнюдь не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами. Пусть я — по своей индивидуальности — хромой, но деньги добывают мне 24 ноги; значит я не хромой. Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит в почете и их владелец. Деньги являются высшим благом — значит, хорош и их владелец. Деньги, кроме того, избавляют меня от труда быть нечестным, — поэтому заранее считается, что я честен. Я скудоумен, но деньги — это реальный ум всех вещей, — как же может быть скудоумен их владелец? К тому же он может купить себе людей блестящего ума, а тот, кто имеет власть над людьми блестящего ума, разве не умнее их? И разве я, который с помощью денег способен получить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми человеческими способностями? Итак, разве мои деньги не превращают всякую мою немощь в ее прямую противоположность»?

Теперь поняла, в чем дело? А если б ты знала, что творилось в Греции времен Платона… Я обожаю этот марксовый текст. Он одно из наилучших подтверждений непосредственной связи денег с добром и злом, как мы их понимаем. Заметила, что Маркс говорит о добре не только как о скарбе, богатстве и физических свойствах человека. Маркс говорит здесь и об уме, честности и вообще обо всем, «чего жаждет человеческое сердце», т. е. и о том, что принято относить не к материальным, а к духовным ценностям. Его представление денег как наиболее полное воплощение добра делает понятным и то, почему люди повсеместно так их вожделеют.

На самом деле их интересуют не сами деньги, а то добро для самих себя, которое становится доступным посредством денег.

Ну, все на сегодня, - Илья отбросил одеяло и подвинулся к стенке. - Ложись быстрее! Я изнемогаю оттого, что тебя нет рядом.

Марго улыбнулась, села на край постели.

- Уже ложусь, - сказала она, снимая с головы банное полотенце, прикинувшееся восточным тюрбаном.

III

Утром, проводив Марго на работу, Илья нырнул в еще теплую постель с намерением поспать часик – другой. Но не удалось. Звонок в дверь заставил его посмотреть на часы.

- Боже, - подумал он, - это Коган, чтоб ему пусто было. Однако же он встал, накинул халат и отправился открывать. За дверью действительно обнаружился Коган в обнимку с пластиковым пакетом, из которого торчало горлышко бутылки и марокканские апельсины.

- Уж полдень близится…

- А выпивки все нет, - продолжил Илья.

- Как нет? Вот она. Французское красное сухое. Я пришел к вам покаяться, попросить прощенья, предупредить и попрощаться.

- Никогда такого не слышал, настоящий гимн букве «П». И не многовато ли вы навешали этого «П» на одну бутылку сухого, - сказал Илья, пропуская Когана в квартиру.

- Будет мало, сбегаю за подкреплением.

- Проходите, Вениамин. Отправляйтесь на кухню и организуйте завтрак. А я пока умоюсь и переоденусь в партикулярное платье. Иначе что станут о нас говорить? Два мужика, выпивающие с утра, и один из них в халате.

- Кто станет говорить?

- Княгиня Марья Алексевна!

Коган рассмеялся.

- Уже иду. Все сделаю, будьте покойны, - бросил он через плечо и скрылся за кухонной дверью.



- С чего начнете, - спросил Илья, выдавливая лимон на изрядный кусок семги, - с покаяния?

- Нет, с заявления.

- Не годится.

- Почему?

- «Заявление» начинается с буквы «з». Придумайте синоним на букву «П». Не надо нарушать традиции.

- Хорошо, начну с презентации.

- Ё-мое! Что всех так тянет на иностранщину. Недавно видел на Ленинском проспекте заведение под названием «Котлета Хаус». Так что не согласен, начните лучше с представления.

- Быть по сему.

- Что будете представлять?

- Собственное открытие. Только, боюсь, что меня опередили.

- Во как! Это что, история о новом Черепанове?

- Вы о чем?

- Ну, как же! Во всех учебниках раньше говорили, что паровоз изобрели наши парни, отец и сын Черепановы. Правда теперь, наконец, добрались до истины и пишут, что они и в самом деле построили первый паровоз, но первый не в мире, а только в России.

- А кто был первым?

- Вениамин, вы же физик.

- А вы историк.

- Ну, ладно. Первый в мире паровоз построил англичанин Ричард Тревитик. Это случилось в самом начале XIX века.

- Спасибо.

- Пожалуйста. Так что вы открыли?

- Я нашел разумное, и даже научное объяснение аномального долголетия Адама и его ближайших потомков.

Вилка с нанизанным на нее куском семги замерла в воздухе, так и не добравшись до уже открытого рта.

- Что, ошарашил? – спросил Коган.

Илья, наконец, закрыл рот и опустил семгу на тарелку. Вениамин услужливо поднес ему бокал вина.

- Выпейте, нам предстоит длинный разговор.

Коган достал и кармана два вчетверо сложенных листа бумаги, не торопясь, расправил их и положил перед Кричевским. С одного взгляда Илья понял, в чем здесь дело. Посреди первого же листа жирно, фломастером была выведена хорошо знакомая формула. Не говоря ни слова, Илья поднялся и вышел. Минуту–другую простоял он посреди кабинета, озираясь невидящим взглядом. Наконец, будто очнувшись, протянул руку, снял с полки пухлую голубую папку с белыми тесемками и вернулся на кухню.

- Вот, - сказал он, - это вам. Тут есть что почитать.

- Довольно архаичная вещь, - сказал Коган и вознамерился, было, дернуть за тесемки, но Кричевский жестом остановил его.

- Погодите, чуть позже. Сначала скажите, в чем вы собирались покаяться?

- Я не был с вами так же откровенен, как некогда вы со мной. Не сказал заранее, что собрал все ваши намеки и полунамеки и вплотную занялся тайной происхождения Адама.

- Какие намеки?

- Как же? Вот один из них: это вы сказали, что непонятно почему Тора начинается с сотворения Земли, если Господь - творец Вселенной. Значит, рай был не на этой планете. Я призадумался, и вот результат.

Коган указал на листки, все еще лежащие на столе.

- За что я должен вас простить?

- Я догадывался, что вы знаете, в чем тут дело, и решил шантажировать вас своими результатами. Шантаж удался.

- Да, - сказал Илья, - шантаж удался. – О чем вы собираетесь меня предупредить?

- Вас? Ах, да. Хочу предупредить вас о том, что это очень опасное знание. А своих, там, в Израиле, хочу предупредить о том, чтобы они готовились к массированной информационной атаке. А попрощаться хочу потому, что завтра улетаю в Израиль.

- Верните папку, вместо нее я дам вам флэшку. Там та же информация, что и здесь. Негоже пугать израильских друзей канцелярскими ужасами.

- Спасибо!

Коган внезапно побледнел, выпрямился на стуле, откинул голову назад и глубоко вдохнул.

- Что с вами? – с тревогой спросил Илья.

- Ничего страшного, сейчас пройдет. - И действительно, через мгновение кожа на лице снова приобрела нормальный оттенок. – У меня иногда прихватывает сердце.

- Вам надо обследоваться.

- В Израиле. Там хорошие врачи.



Коган поднялся из-за стола, когда августовское солнце уже заглянуло в окно кухни – верный признак того, что день пошел на убыль. На улице удушливая московская жара вперемежку со смрадом выхлопных газов и раскаленного асфальта ударила в лицо, подхватила и понесла. Он и не заметил, как оказался в автобусе. Слава Богу, салон был наполовину пуст. Вениамин выбрал место на теневой стороне. Автобус тронулся, и легкий ветерок из открытого окна принес некоторое облегчение. Но, едва отойдя от остановки, автобус уперся в безнадежную пробку.

- Пойти, что ли, пешком, - подумал Коган, но остался сидеть на месте, только подвинулся ближе к окну, прислонился виском к стеклу и закрыл глаза.

На предпоследней остановке маршрута двое рослых молодых людей поднялись со своих мест и прошли ближе к выходу. Автобус едва тащился, и оба парня снова присели на свободные места – один впереди, другой позади Когана. Тот, что сел впереди, внезапно обернулся и хлопнул Когана по плечу и даже будто бы дружески тряхнул его. В это же мгновение автобус остановился и оба парня сошли на тротуар.

- Получилось? – спросил тот, что был чуть пониже.

- А то! – ответил его приятель, - Мастерство не пропьешь.

Парни шли спокойно, не торопясь, вглубь еще сохранившегося на окраине массива хрущевских пятиэтажек. И только поравнявшись с мусорным контейнером, один из них сделал шаг в сторону и бросил в контейнер одноразовый шприц.

На конечной остановке водитель, посмотрев в зеркало заднего вида, обнаружил спавшего пассажира, чертыхнулся, взял микрофон и незлобно сказал: «Просыпайтесь, гражданин. Приехали».

- Как можно пить в такую жару, - подумал водитель и пошел в салон будить пьяного соню. Однако разбудить Вениамина Когана не было уже никакой возможности.



Милиция приехала первой. Вслед за ней подтянулась и машина «Скорой помощи». При осмотре не обнаружили ничего особенного - паспорт гражданина РФ, записная книжка, сто долларов и три банкноты по пятьсот рублей. Только на шее у трупа висела на шнурке какая-то странная штука.

- Что это? – спросил мент у своего молоденького напарника.

- Флэшка.

- Чего?

- Компьютерная память.

- Ценная штука?

- Тебе без надобности, ты с компьютером не дружишь.

- Взять что ли?

- На кой черт?

- У меня сын в этом здорово разбирается.

- Хочешь, бери, мне плевать.

Мент снял флэшку с шеи Когана и сунул ее в карман.

IV

Очень влиятельный человек узнал о смерти Когана утром следующего дня. Вызвал начальника охраны и грозно спросил: «В курсе»? Охранник кивнул.

-Кто?

- Никто, сам умер.

- Откуда это известно?

- Я ездил в морг, разговаривал с патологоанатомом. И сам еще тело осмотрел. Обширный инфаркт.

- Плохо, он был мне еще нужен.

Охранник развел руками.

- Очень плохо, - пробормотал ОВЧ и сделал жест рукой, указывая начальнику охраны на дверь.

Почесав в затылке, Очень влиятельный человек снял трубку телефона и набрал номер Пугачевой. Новость ее ошарашила, несколько секунд она не знала, как реагировать, но, в конце концов, пробормотала что-то в том роде, что ей очень жаль и что теперь придется искать другого человека на место Когана.

- Да уж придется, - сказал ОВЧ и повесил трубку.

К обеду печальная новость дошла и до Кричевского.

- Боже мой! Как же это?! – воскликнул пораженный Илья Ильич. - Ведь мы вчера целый день были вместе. Он ушел около шести.

- Вот так, - сказала Марго, едва сдерживая слезы. - Он умер меньше чем через час. Обширный инфаркт. Кажется, он был одиноким человеком. Непонятно даже, кто будет его хоронить. Софа позвонила в его институт, но там никто не проявил к этому интереса. Сказали, что институт совсем развалился, директор месяц назад отбыл в отпуск за границу. Председателя профкома не видели уже полгода, зарплату не платят, и дальше все в том же духе.

- Ясно! – сказал Кричевский, приходя в себя. - Скажи, Софа может сделать так, чтобы Вениамина… Я имею в виду, чтобы его тело отдали нам?

- Легко.

- Значит, мы его и похороним. Позвони, попроси ее этим заняться.

- Она все равно поручит это мне. Так что мы хоть сейчас можем ехать в милицию и в морг, потом вызовем ритуального агента… Есть только одна маленькая сложность. Возможно, у Вениамина есть на кладбище семейный участок. Было бы правильно похоронить его там.

- А как это узнать?

- В морге остались его вещи. Должен быть паспорт и ключи от квартиры. Там и надо искать эти документы.

Ну, так что, едем? – спросил Илья Ильич, вставая?



Илья Ильич стоял в ритуальном зале морга и смотрел на неподвижного Вениамина Когана. Мгновенная смерть почти не изменила его лица. Если бы не обострившиеся скулы и неприятная бледность, особенно заметная на фоне черной рубашки, которую они с Марго сочли уместной для погребения, можно было подумать, что он спит.

«Зря мы выбрали эту рубашку. Она никуда не годится, - подумал отрешенно Кричевский. - И эта золотая пуговка – она ужасна… Хватит, хватит! Я не могу больше смотреть на это. Куда делся этот мужик, который всем тут распоряжается?..
[1] Дж. Веллард «Вавилон», изд. «Центрполиграф», Москва, 2004, стр. 176, 177.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
21 июля 2011 г.

Комментариев нет :

Отправить комментарий