вторник, 13 мая 2014 г.

ОБИДЫ И РАДОСТИ МИХАИЛА ШЕМЯКИНА



Эдуард Русаков родился в Красноярске в 1942 году. Окончил Красноярский медицинский институт (1966) и Литературный институт (1979). Работал врачом-психиатром (1966-81), редактором на Красноярской студии документальных фильмов (1981), руководителем литературной студии при Красноярском Дворце культуры (1982-91), корреспондентом газет «Евразия», «Вечерний Красноярск» (1991-98). Обозреватель газеты «Красноярский рабочий» (с 1998), заместитель главного редактора журнала «День и ночь».
Печатается как прозаик с 1966. Автор нескольких книг прозы. Произведения переводились на азербайджанский, болгарский, венгерский, казахский, немецкий, словенский, финский, французский, японский языки.

В одном телеинтервью писательница Галина Щербакова, уже в весьма зрелые годы, сказала так:

- Я вспоминаю провинцию очень хорошо и, более того, я должна сказать, что до сих пор себя воспринимаю как человека в глубокой провинции. … Ощущение очень родного у меня осталось от провинции до сих пор. … Не надо представлять, что провинция – рай небесный. Нет, в ней свой мрак. Но мне сейчас те годы вспоминаются очень светло.

Вот и мне вспоминаются так же. Мы прошли с ней через провинцию вместе: уральскую, донскую, волжскую. Я не собираюсь ностальгировать по прежним годам, вспоминать ее, провинции, мрак и свет. Хочу сказать одно, имеющее отношение к нынешней публикации. Наша провинция пролегала через редакции тамошних газет. Опять же у меня нет намерения смаковать «вкус» редакционной среды (но это был как раз «свет»). Эта среда порождала очень важное: стремление написать «лучше, чем Папа Хэм», страсть прорваться на страницу с правдой, помочь человеку имярек. Как были беззаветны (это мое сегодняшнее слово – тогда бы сказали: безответственны, упрямы, настырны) десятки наших друзей-коллег в отстаивании этих простых прав профессии. Как многие из них забрасывали в угол уже стоявшие в верстке, но рассыпанные начальством материалы и… снова начинали писать: в неумирающей надежде на силу журналистского слова.

Я помню, как они славно писали. Могу привести врезавшиеся в память заголовки, поразившие необычностью «зачины» и «примочки».

Впрочем, это уже ностальгирование.

А сказать я хочу простую вещь. В стране нынче, как и 45, и 25, и 15 лет назад, живут такие же газетчики. Впрочем, наверное, не совсем такие. Может, получше, может, похуже. Но каждый день их стараниями и способностями покрываются текстом сотни тысяч больших белых листов. А я хочу, чтобы сливки этих публикаций появлялись в интернет-журнале «Обыватель».  Ну, а мечтаю о том, чтобы «Обыватель» стал своим интернет-домом для работающих в бумажных СМИ журналистов, прибежищем для перепечатки их избранных материалов. А может быть, и местом для бесед, обсуждений.

Судьба таких прожектов зависит от коллег-провинциалов, их готовности поддержать идею присылкой своих сочинений; может быть - и от общественных организаций, объединяющих по какому-нибудь основанию местные редакции, их коллективы.

Вот такое предуведомление захотелось поместить рядом с подборкой сочинений Эдуарда Русакова, «выклеванных» из интернет-портала «Красноярского рабочего».

И, извините, еще одно, последнее, наблюдение. В больших редакциях часто привлекают и холят «прим», «мэтров». Без из явления на полосах газета рискует стать пресной, будничной, без праздников. Мэтры бывают и штатные, и приходящие. Часто здешний народ с особым трепетом воспринимает слова «своих» писателей, живущих тут, дышащих одним с ним воздухом.

Так вот, попав на портал «Красноярского рабочего» и увидев там фамилию Русаков, я про себя сказал: ого! Потому что, имея привычку пролистывать (чаще в Интернете) литжурнальчики, я не раз отмечал ее (фамилию) в своей памяти как обозначение мастера… рассказать. А я, грешный, всего больше ценю в писательстве то, о чем Джек Лондон говорил: «пусть он (читатель) потом попробует сказать мне, что от моей книги легко оторваться».

Короче, вот тут-то и возникло сильное желание познакомить читателей «Обывателя» с работами Эдуарда Русакова

Александр ЩЕРБАКОВ,

главный редактор «Обывателя»

Самое главное то, что писателю в газете делать нечего - не его это. Его царское дело сидеть и сочинять всякие высокохудожественные произведения. Журналистика так далека от литературы, что даже не родственна ей. Даже психиатрия к литературе ближе. Но тем ни менее нормально, что многие писатели работают журналистами по разным причинам. Если у них есть склонность к публицистике, то почему нет? Как у Александра Кабакова, к примеру…

…Все-таки художественное творчество явление сугубо эстетического плана, а журналистика — прикладное писание, на злобу дня. Это - свежие и по возможности правдивые новости. Это замечательная профессия, но другая совершенно. Да и как я ее могу хаять, когда она меня уже столько лет кормит? Тем более, я пишу о том, что мне близко. Меня не заставляют писать про экономику, про политику, я в этом ничего и не понимаю. Хотя и разобрался бы, если бы было нужно.

(Из интервью)

Вниманию коллег-журналистов. Вот почта для присылки материалов: obivatel44@gmail.com, obivatel@nextmail.ru. Естественно, сюда же можно присылать письма для «Обывателя». А можно и воспользоваться страницей Гостевая http://obivatel.com/guestbook.dhtml.

Жизнь и творчество этого художника - театр одного актёра. Продуман и постоянен его внешний образ - шрамы на лице, неснимаемая кепка и сапоги. Таким он известен всему миру, таким предстал и перед красноярцами. В музейном центре на Стрелке открылась выставка "Мистический театр Михаила Шемякина", на которой представлено его творчество во всём жанровом разнообразии. Большая часть работ ранее нигде не экспонировалась.



СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

Шемякин и Сибирь - это особая тема. Его персональная выставка состоялась в 1967 году в Новосибирске.

- Её устроил тогда в своей галерее замечательный человек, недавно трагически погибший в Америке, Михаил Макаренко, - рассказал художник. - Вот мы и решили отметить этот юбилей новой большой серьёзной выставкой "Возвращение в Сибирь: 40 лет спустя", которая сначала была показана в Париже, а теперь в Красноярске. Здесь можно увидеть скульптуры, живописные серии "Коконы" и "Бутыли", рисунки в стиле "дзен", иллюстрации к песням Высоцкого, театральные эскизы к балету "Щелкунчик", поставленному в Мариинском театре. Из Красноярска выставка отправится в другие города России, в частности в Ханты-Мансийск, с которым я много сотрудничаю. Сейчас я работаю там над созданием кукольного театра - это будет громадное здание, где кроме театра запланировано ещё несколько сценических площадок с новейшими технологиями, для проведения фестивалей и других зрелищных мероприятий. Там же откроется филиал института философии и психологии творчества, такая большая исследовательская лаборатория.

Художник признался, что, хотя он родился в Москве, не очень любит столицу и москвичей за их снобизм, а предпочитает российскую глубинку, которая более духовна и эстетически образованна, и где много интересных художников. Он выразил уверенность, что и красноярцев заинтересуют его идеи, в частности касающиеся строительства кукольного театра и школы искусств.

- Я ведь с детства был связан с кукольным театром, - сказал Шемякин. - Моя мама после войны работала в театре марионеток. Это отразилось и в моих работах, в живописи и в скульптурах. А когда я стал работать с Мариинским театром, в моих балетных постановках артисты были в масках. За восемь лет я уже поставил на сцене Мариинки пять балетов.


ХУДОЖНИК-КОСМОПОЛИТ

Несмотря на постоянные творческие контакты с Россией (спектакли, выставки, памятники в Питере, Москве и Самаре, благотворительные акции), Шемякин не спешит с возвращением на родину.

- Я всегда был русским художником, хотя являюсь гражданином Америки и не собираюсь переезжать в Россию, - говорит он. - Здесь когда-то меня помещали насильно в психбольницу и признавали сумасшедшим, шизофреником... Но я не настолько сумасшедший, чтобы переехать сюда, где по-прежнему господствует и, по-моему, разрослась до невозможных размеров власть бюрократии.

Что ж, он имеет право так говорить. Немало бед и обид претерпел художник на родине. Ещё в юности был исключён из художественной школы при Академии искусств в Ленинграде - за недопустимый интерес к западному искусству и русскому авангарду. Был подвергнут принудительному лечению в психушке, где создал серию гротескных портретов душевнобольных, а позднее написал остросатирическую картину "Советская психиатрия". Вошёл в группу художников-модернистов "Странники", скитался по Грузии и Армении, жил в монастырях. Очень многому научился у таких мастеров, как Брейгель, Босх, Филонов. Совместно с философом и искусствоведом Владимиром Ивановым создал теорию "метафизического синтетизма". В их статье-манифесте есть такие слова: "Искусство - это дорога, по которой красота идёт к Богу". За подобные высказывания в 1971 году художник был выдворен из страны, и вскоре началась его зарубежная слава. Париж, Америка, выставки по всему свету...

Помню, лет тридцать назад мне в руки попал ("Только на один день!") изданный в Париже Михаилом Шемякиным художественный альманах "Аполлон-77", где было много его интереснейших графических работ. Особенно же запомнился цикл гротескных иллюстраций к "Архипелагу ГУЛАГ" Солженицына. "Эта серия написана в качестве маленького мемориала многочисленным моим родным и знакомым, погибшим в эпоху сталинского террора, - пояснял тогда сам художник. - Русский народ в течение многих лет жил с великой трагедией в душе..."



О ВЫСОЦКОМ И МАРИНЕ ВЛАДИ


При всей своей мужественности Шемякин бывает ранимым и обидчивым, как подросток. Так, в недавнем телеинтервью, посвящённом 70-летию Владимира Высоцкого, художник, которого связывала с бардом крепкая дружба, упрекал его вдову Марину Влади чуть ли не в клевете. Мол, в своей книге "Владимир, или Прерванный полёт" она принизила образ Высоцкого и недооценила их творческое сотрудничество.

- Против этой книги выступил не только я, но и дети Высоцкого, и многие люди, хорошо его знавшие, - сказал Шемякин перед открытием выставки. - Книга Марины Влади написана в неприятном высокомерном тоне, Высоцкий представлен не очень образованным, советским человеком, хотя и хорошим, добрым парнем. И постоянно подчёркивается его маленький рост, хотя у меня есть фотографии, где они сняты рядом - Володя с ней был одного роста! Да, он иногда комплексовал по этому поводу и говорил мне: "Эх, Мишуня, Мишуня, нам бы росточка, росточка бы нам!.." Но на меня он производил всегда впечатление мощного, энергичного супермена.



Совсем недавно, в Самаре был открыт большой многофигурный памятник Высоцкому, над которым я работал два года. Его заказал мне бывший губернатор Константин Титов, который когда-то организовал самый большой концерт Володи на стадионе, где собралось больше шести тысяч человек. Володя потом с восторгом рассказывал мне об этом концерте. Так вот, мой памятник являет собой большую фигуру Высоцкого в костюме Гамлета, который опирается на гитару как на шпагу. А сзади - кирпичная стена (как в театре на Таганке), из которой выступает Марина Влади с той самой книжкой в руках, а из книжки выползает маленькая гадюка. Это мой ответ на те пакости, что написаны в её книжке!
Она очень ревновала Володю ко мне, её раздражала наша с ним совместная работа. А ведь нами были созданы семь дисков, где собраны лучшие его песни! Марина написала в книге, что не понимает вообще, что связывало этих двух людей, кроме любви к выпивке и таланта у того и другого... Да, ангелами мы не были, иногда уходили в крутое пике, семь раз вшивали себе "торпеды" (сейчас эта операция запрещена). Но ведь для российского человека в этом нет ничего предосудительного. Марина тоже пила и три раза вместе с нами "зашивалась" в госпитале. Вся её книга пронизана завистью, хотя, конечно, когда Володя умер, она очень переживала. Она много сделала для него, не случайно в одном из последних стихотворений Володя пишет о ней благодарственные слова.

...Так может, не стоило мстить за обиду, нанесённую любимой женщиной друга-поэта, изображая её с книгой, из которой выползает гадюка?



ГРАНИ ТАЛАНТА


Лет пятнадцать назад на выставке Шемякина в Третьяковской галерее мне особенно понравились созданные им ювелирные изделия - изысканные, причудливые, отмеченные только ему свойственной манерой. Казалось бы, зачем большому художнику браться за столь пустяковое, прикладное ремесло? Но рука мастера видна во всём, к чему он прикасается. И художник одинаково талантлив и оригинален во всём - и в живописи, где он нередко добивается сугубо формальных, не всегда внятных для широкой публики целей, и в гротескной графике, и в ярких, красочных, по-карнавальному прихотливых эскизах для театра, и в монументальной скульптуре.


Кстати, с каждой из этих скульптур, которые в последние годы украсили Питер, Москву и Самару, были связаны драматические события. Так, памятник Петру Первому не удалось (как того хотел автор) поставить в Летнем саду - и его установили в Петропавловской крепости. Этот жутковатый монумент с несоразмерно маленькой головой, напоминающий "восковую персону" в Эрмитаже, сочетает в себе элементы старинного лубка и современного авангарда. Не удивительно, что многим питерцам, привыкшим к образу Медного Всадника, подобная трактовка пришлась не по вкусу. Вот и скульптурная группа "Дети - жертвы пороков взрослых", установленная в Москве по заказу самого мэра Лужкова, вызвала многочисленные протесты.
- Юрий Лужков мне даже на бумаге собственноручно написал, какие именно пороки надо показать, - вспоминает Шемякин. - Тема эта актуальнейшая, ведь то, что творится сейчас в России с детьми - это преступление. Но я долго не мог решить, как же изобразить эти пороки в скульптуре, чтобы не было натурализма. Наконец я понял, что памятник должен быть одновременно трагичным и эстетичным, и обратился к старинной символике. Например, один из пороков - невежество - был изображён в виде осла в роскошном костюме с погремушками, проституция и разврат - в виде женщины с головой лягушки. Но для порока, которого не было в старину - наркомании - мне пришлось "изобрести" образ ангела смерти, протягивающего детям ампулу с наркотиком. Другой ангел смерти, с противогазом и куклой Микки Мауса, изображает войну. А посредине этого жуткого хоровода - дети, играющие в жмурки, выбегающие в страшный мир взрослых... И вот нашлись люди, которые очень не хотели, чтобы этот памятник был установлен. Была демонстрация старушек с плакатами: "Шемякин - позор России! Вон со своими уродами!" Один священник в статье утверждал, что "зло нельзя изображать", чем доказал своё невежество. Я-то считаю, что такие памятники надо бы ставить и в других городах…

2008 г.

ВОКРУГ ДА ОКОЛО ЧЕХОВА

У каждого из нас - свой Чехов

Одни считают его меланхоликом и пессимистом, другие (вслед за Корнеем Чуковским) - жизнерадостным и остроумным сангвиником, третьи - хладнокровным сочинителем и аполитичным циником. А он был разным, хотя и цельным, каким и должен быть нормальный, психически здоровый гений.

Культ свободы

"Странно, что люди боятся свободы", - удивлялся Антон Павлович в одном из писем. Сам он, родившийся в купеческой семье, с детства "выдавливал из себя по капле раба" - эту чеховскую метафору мы помним со школы, но воспринимаем ее обычно лишь как его стремление избавиться от переданных по наследству от предков-крепостных рабских манер и привычек. Чехов же с юных лет стремился не только к внешней, материальной самостоятельности, но и к духовной, интеллектуальной свободе. Он бежал от всех видов рабства - семейного и любовного, литературного и гражданского. Этой жаждой свободы пронизано все его творчество и вся его жизнь.

"Дело писателей не обвинять, не преследовать, а вступаться даже за виноватых, - утверждал он в письме к Александру Суворину в дни антисемитской кампании против Дрейфуса. - Скажут: а политика? интересы государства? Но большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, насколько нужно обороняться от нее". "Я хотел бы быть свободным художником и - только", - говорил он.

Равное отвращение вызывали у него и государственная цензура, и либеральная жандармерия в лице "передовой" журналистики. С брезгливой усмешкой смотрел он на газетные склоки и скандалы в литературной среде: "В азиатской стране, где нет свободы печати и свободы совести, где правительство и 9/10 общества смотрят на журналиста как на врага, где живется так тесно и так скверно и мало надежды на лучшие времена, такие забавы, как обливание помоями друг друга, ставят пишущих в смешное и жалкое положение зверьков, которые, попав в клетку, откусывают друг другу хвосты".

Дон Жуан Чехов

Посмотрите на фотографии молодого Чехова - обаятельный, улыбчивый, с лучистыми прищуренными глазами. Он нравился женщинам, сам любил женщин, его "донжуанский список" подлиннее, чем у Пушкина. И хотя Лев Толстой ласково отзывался о нем: "Скромный, как девушка", - Чехов не со всеми был таким скромным, особенно с девушками. Да и с дамами тоже.

С гимназических лет в Таганроге он привык к откровенным и простым отношениям с женщинами, особенно с женщинами легкого поведения. Посещал дома терпимости, в том числе и во время путешествий, о впечатлениях нередко писал весьма откровенно своим братьям и друзьям, не брезгуя подробностями и ненормативной лексикой. Кстати, многие из этих писем были в свое время подвергнуты жестокой цензуре, но не советскими редакторами, а родной сестрой Чехова, Марией Павловной, целомудренной старой девой, зорко стоящей на страже светлого "имиджа" гениального брата.

И только в последние годы английский переводчик и литературовед Дональд Рейфилд после многолетнего изучения чеховского архива показал нам великого писателя без глянца и позолоты. "Завсегдатай борделей", "участник любовной триады с Щепкиной-Куперник и Яворской", игравший, как кошка с мышкой, с Ликой Мизиновой... Таким предстает он со страниц книги Рейфилда "Жизнь Антона Чехова". Впрочем, этот живой и влюбчивый Чехов может шокировать только ханжей и лицемеров, забывших собственную молодость. А Чехову его любовный опыт очень даже помог в создании трогательных и пронизанных глубоким лиризмом произведений. Мало кто из русских писателей писал о любви так ярко, так поэтично и в то же время так трезво, без наивных иллюзий.

И нечего удивляться, что Чехов так поздно женился. Во-первых, не так уж поздно, он и умер-то от проклятой чахотки в 44 года. А во-вторых, он пуще всего берег свою творческую свободу и на брак с Ольгой Книппер решился не только по любви, но и по расчету. "Он сознавал, - пишет Рейфилд, - что дольше пяти-шести лет не проживет, так что той бесконечности, которой он так боялся в женитьбе, не будет..."

Чехов-моралист

Казалось бы, из всех великих русских писателей Чехов был меньше всего учителем, наставником и пророком. Достаточно сравнить его с Гоголем, Толстым или Достоевским... Вот уж были учителя и пророки! И тем не менее все его творчество, вся его жизнь и сам образ Чехова излучают свет высокой нравственной чистоты. И если в художественных текстах он был скрытым моралистом, вкладывавшим свои заветные мысли в уста персонажей, то в письмах позволял себе явные, прямые высказывания, переходящие иногда в наставления и даже поучения.

Особенно замечательным в этом смысле представляется письмо 26-летнего (!) Чехова старшему (!) брату Николаю, талантливому художнику, но безалаберному и крепко пьющему человеку. Приведу большую цитату (с купюрами) из этого письма: "Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям:

1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы...

2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам...

3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.

4) Они чистосердечны и боятся лжи, как огня. Не лгут они даже в пустяках... Они не рисуются... Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают...

5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие...

6) Они не суетны... Истинные таланты всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки...

7) Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой... Они горды своим талантом...

8) Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом... Они стараются возможно укротить половой инстинкт... Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот, не ум, выражающийся в уменье надуть фальшивой беременностью и лгать без устали... Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность, способность быть не "...", а матерью... Пьют они только когда свободны, при случае..."

Вот такой "моральный кодекс" преподал Чехов не только брату, но и себе, и всем нам. Сам он следовал этому кодексу на протяжении всей своей недолгой прекрасной жизни.

Чехов-герой

Аполитичность (и принципиальную беспартийность) Чехова не следует путать с его мнимым равнодушием к общественным вопросам, к народным нуждам и бедам. Он никогда не забывал о своей врачебной профессии, не снимал с двери дома бронзовую табличку "Доктор Чехов" и всегда был готов оказать любому страждущему медицинскую помощь. Как врач помогал он крестьянам в Мелихово, строил школы для крестьянских детей, выезжал в губернии, охваченные голодом, работал участковым врачом во время холеры, активно участвовал во всеобщей переписи населения.

Но особенно эти его качества проявились во время поездки на Сахалин, которая по сути явилась настоящим гражданским подвигом. Ведь тогда, в 1890 году, он уже был болен туберкулезом - и знал об этом! А туберкулез в те годы, когда не имелось специфического лечения, был ведь неизлечим - и он, врач, тоже знал об этом... И тем не менее поехал! Несмотря на то, что многие его отговаривали, разубеждали. Через всю Россию, через Сибирь... и не на поезде (Транссиба тогда еще не было), а на перекладных, в трясучем тарантасе, по грязным непролазным дорогам, в мерзкую дождливую погоду. Коченел под пронизывающим ветром, чуть не утонул во время переправы через Иртыш. Останавливаясь на маленьких станциях и в крупных городах, посылал оттуда Суворину путевые очерки "Из Сибири". Так, из Томска отправил свои язвительные описания местной интеллигенции, которая пьянствует и разлагается, а по поводу прекрасного пола отозвался тоже весьма обидно: "Женщина здесь так же скучна, как сибирская природа: она не колоритна, холодна, не умеет одеваться, не поет, не смеется, не миловидна и, как выразился один старожил в разговоре со мной: "жестка на ощупь"...

Прочитав эти очерки, с гневной отповедью выступил в печати представитель обиженной интеллигенции Владимир Крутовский (тот самый!), обвинивший Чехова в легкомыслии и безответственности. А уже в наши дни в Томске был установлен Чехову памятник-шарж, где писатель представлен в гротескном виде, босым ("глазами пьяного мужика"). Так злопамятные томичи "отомстили" Антону Павловичу.

Мы же, красноярцы, наоборот благодарны Чехову за его знаменитый отзыв о нашем городе, увековеченный на пьедестале совсем другого, пафосного памятника, установленного на берегу Енисея ("Я стоял и думал..." - ну и так далее). Вспоминаем нередко и другие его слова: "Красноярск красивый интеллигентный город; в сравнении с ним Томск свинья в ермолке и моветон... Я согласился бы жить в Красноярске..." Ну как тут нам не возгордиться!

Но главной целью путешествия был Сахалин, этот страшный остров, где Чехов окунулся в подлинный ад, собрал множество жутких свидетельств, составил подробную перепись каторжного населения. Его книга "Остров Сахалин" не менее значительна, чем "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, хотя и написана в сухом сдержанном стиле, почти без эмоций. По сути это научный труд, исследование. И сам Чехов выступил в данном случае как ученый-подвижник, а не просто как путешествующий писатель.

И напоследок

...Вот и кружу, словно мотылек, вокруг Чехова, опасаясь приблизиться и обжечь свои крылышки, а до самого главного так ведь и не дошел. Ну а главное то, что Антон Павлович - гениальный писатель, и об этом, лишь только об этом и надо бы говорить. Если б не был он гениальным писателем, никого бы не интересовали его сексуальные и гражданские подвиги - мало ли у нас таких героев... А вот Чехов - один. Так что лучше на этом остановиться - и перечитать любой из его рассказов. Лучшее лекарство для души - проза Чехова. Или его пьесы, которые своей многозначностью и неразгаданностью как магнит притягивают режиссеров и завораживают зрителей всего мира...

В самые трудные, в самые тягостные минуты так и хочется обратиться к нему: "Спасите наши души, доктор Чехов!.."

2010 г.

МОЙ ПАПА – СТУКАЧ

О романе Петера Эстерхази

Так уж вышло, что сперва я прочитал приложение к роману "Harmonia caelestis" ("Небесная гармония"), сокращённый вариант которого был опубликован года два тому назад в журнале "Иностранная литература". Помню, тогда меня этот текст шокировал - и не тем, что знаменитый граф Эстерхази (отец писателя) был, оказывается, в течение многих лет в кадаровской Венгрии секретным осведомителем службы госбезопасности (мало ли кто был стукачом - из всех сословий), а тем, что писатель осмелился об этом рассказать всему миру... Абзац. А осенью прошлого года, во время второй Красноярской книжной ярмарки, мне довелось познакомиться с самим Петером Эстерхази, который в сопровождении переводчика Вячеслава Середы и представителя издательства "Магветё" (в котором - кстати! - более четверти века назад выходила на венгерском языке моя книжка "Театральный бинокль", ну да речь сейчас не об этом... а ведь не удержался! напомнил! червячок-то тщеславия жив ещё!) - так вот, на КрЯККе графский сын презентовал свою трогательно-скандальную дилогию. Две большущих толстенных книги, выпущенных на русском языке в издательстве "Новое литературное обозрение" - "Небесная гармония" и "Исправленное издание" (приложение к роману "Н. г."). После презентации (или до - уж не помню) Петер Эстерхази пообщался с членами редколлегии и авторским коллективом журнала "День и ночЬ", прогулялся по вечернему Красноярску, на следующий день прокатился по нашим живописным окрестностям, даже на Столбах побывал (спасибо Алёше Бабию, это он его сопроводил), и вроде бы остался доволен поездкой, о чём потом и рассказал в Москве на пресс-конференции. Абзац. На меня он тоже произвёл очень хорошее впечатление. Милый, улыбчивый, в меру общительный, в меру сдержанный (по ситуации) человек, обаятельный и простой (как и положено подлинному аристократу). Но всё время, пока я смотрел на него и его слушал, не выходило из головы одно: "Как он мог - про родного отца?! Зачем? Ради "правды"? Ради успеха и славы?" Абзац. Потом время прошло, всё это подзабылось, а снова вспомнилось нынче, когда взялся я читать эту дилогию уже в правильном порядке - то есть как она и была написана. Прочёл саму "Небесную гармонию" - роман, где через образ отца показана вся многовековая история Венгрии, а потом ещё раз - и "Исправленное издание" (роман-приложение). Читаются обе книги с интересом, написаны ярко, живо, с иронией, с постмодернистской игрой, но и с традиционно-реалистической рефлексией. И всё было бы хорошо, если бы главным героем был вымышленный, а не реальный - родной! - отец автора. Абзац. Никто никогда меня не переубедит, никогда я не соглашусь с тем, что РАДИ ПРАВДЫ можно переступать через ОТЦА. Да и чёрт с ней, с правдой! Пропади она пропадом, эта правда! ЧТИ ОТЦА СВОЕГО - никто ведь не отменял эту заповедь. Чти отца своего - ЛЮБОГО. Каким бы он ни был, твой отец - чти его, помни, люби, жалей, благодари. Как - за что? Да за то, что он дал тебе жизнь, вот за что. Так что этот замечательный роман я считаю БОЛЬШИМ ГРЕХОМ, искупить который никак невозможно. И ведь автор прекрасно же всё это понимает! Он и плачет, и душу на части рвёт. И в тексте на эту тему он очень подробно распространяется... понимал же, что ТАК - НЕЛЬЗЯ. Но ведь не удержался же! Не дал себе по рукам! Выставил наготу отца своего на всеобщее обозрение. А всё потому, что литература - хуже наркотика, хуже казино... это такое болото, такая сладкая трясина, из которой вырваться невозможно. Абзац. ...Впрочем, может быть, я так разгорячился из-за того, что во мне говорит мой сиротский комплекс? Ведь собственного-то отца я никогда не видел, не слышал, не знал - где он там затерялся в Восточной Пруссии? И я рад бы был разузнать о нём хоть какую-нибудь информацию, хоть плохую, хоть хорошую, любую. Узнал бы - и бережно хранил при себе, ни с кем бы не поделился. Полный абзац.

2009 г.

ПОГОВОРИ СО МНОЙ

Новогодний рассказ

Забыв, что он умер, набираю номер его телефона, чтобы поздравить с наступающим Новым годом - и слышу гудки, а потом глуховатый низкий голос, записанный на автоответчике: - Здравствуйте! Вы позвонили на квартиру к Аркадию Белову. Меня сейчас нет дома. Свое сообщение вы можете оставить после третьего гудка... - Аркаша, привет, это я. Вот решил поздравить тебя с Новым годом... Как ты там, дружище? Как ты там без меня? Мне тут без тебя очень худо, Аркаша, я даже не предполагал, что мне будет так худо... Нет, правда, ей-Богу! Всю жизнь я тебе завидовал, а сейчас тебя нет - и мне некому больше завидовать... а зачем тогда жить?! Мне без тебя так скучно! Ты неправильно поступил, очень эгоистично, поспешно... нельзя так было делать! Ты не смел распоряжаться своей жизнью! Жизнь дана нам свыше, и мы не вправе ... не вправе... Нет, постой, погоди, не бросай трубку... Поговори со мной! Не молчи! Мне так много надо тебе сказать... Мы о многом с тобой так и не поговорили... А ведь дружили с детства, со школы, с первого класса... Ты всегда был лидером, заводилой, а я тебе подражал и завидовал... но ведь я и любил тебя! Я всю жизнь так любил тебя, Аркаша! Я читал те же книжки, что и ты, смотрел те же фильмы, влюблялся в тех же девчонок... Помнишь, как ты отбил у меня Нэльку в девятом классе - я тебя тогда ненавидел и восхищался тобой! А помнишь, ты был самым модным парнем на курсе - и я вслед за тобой стал носить ковбойский галстук-шнурок, узкие короткие брюки, желтые и оранжевые носки, узконосые башмаки (стиляжьи "корочки на микропорочке" к тому времени вышли из моды). Ты еще набивал на подошвы своих башмаков подковки - на пятку и на носок. Я-то думал - для понта, чтоб степ отплясывать. А ты мне сказал, что подковки хороши для драки. И вскоре продемонстрировал, когда после танцев в клубе "Автомобилист" к нам пристали какие-то уроды - ты показал им, а заодно и мне, что такое карате и зачем нужны подковки. Я, конечно, тоже включился в драку, но не очень старательно и умело. Хотя рядом с тобой даже я становился храбрым. Кстати, двое из тех, кто на нас тогда напал, так и остались лежать на грязном асфальте... А помнишь, как ты приучил меня к спиртному - и в шестом классе мы уже пили вино, прямо на уроках, сидя за партой и потягивая портвейн через резиновые трубки. А позднее, на уборке картошки, после девятого класса, мы с тобой как-то вечером соревновались - кто больше выпьет водки через соломинку... Я тогда победил, высосал всю поллитру из кружки, но потом мне было ужасно плохо, меня всего выворачивало, а ты окунал меня мордой в бочку с дождевой водой, чтобы я протрезвел... А в мединституте, куда я поступил вслед за тобой, тоже на сельхозработах - мы пили "Тройной" одеколон, запивая томатным соком - ты помнишь? Ничего другого тогда в местном магазине просто не было. Мне всё это не очень-то не нравилось, но я хотел быть как ты, не хуже тебя - и выпивал флакон одеколона из горлышка, как заправский алкаш. А на пятом курсе, на военных лагерных сборах, мы пили лосьон "Утро", там еще на этикетке изображен поющий петух, до сих пор помню - ужасная гадость! Но я пил, я глотал эту отраву, лишь бы не отстать от тебя... Лишь бы не потерять твою дружбу, лишь бы быть таким же как ты, не хуже, чем ты... Но я всегда понимал, что был только шаржем, карикатурой на тебя - такого красивого, дерзкого, вольного, наглого, самоуверенного... А я был всего лишь попугаем, дрессированной обезьяной, смешно и гротескно подражающей своему хозяину. Даже моя жена была поначалу твоей любовницей, и только потом, когда ты ее бросил, я ее подобрал - и живу с ней до сих пор, а ты так и ушел из жизни свободным и одиноким... Аркаша! Зачем ты бросил медицину и занялся бизнесом? Это тебя и сгубило, разве не так? Ведь ты был таким замечательным хирургом, к тебе люди в очередь записывались, слава о тебе по всей России гремела, а ты вдруг решил открыть этот дурацкий салон красоты... так и назвал его - "Красота"! Но красота тебя не спасла, а сгубила... А ведь я тебя предупреждал... хотя и не очень активно, вяло предупреждал, с некоторым подсознательным злорадством: мол, давай, полезай в петлю, потом пожалеешь, да будет поздно... Да, конечно, я виноват, что плохо тебя отговаривал, я даже согласился принять участие в твоем бизнесе, но - лишь косвенное, лишь в качестве хирурга-косметолога, а вкладывать свои собственные деньги я не стал, побоялся... и правильно сделал, что побоялся! Пусть мои несколько тысяч евро не превратились в миллионы, зато я их не потерял. А ты потерял всё! Ты погряз в долгах, потому что грянул глобальный кризис - и никто не стал рваться в наш салон, все богатенькие красотки вдруг стали такими экономными... вернее, их мужья стали прижимистыми и посоветовали своим жёнушкам добиваться красоты дешевой диетой, а не дорогими пластическими операциями... и очень скоро наша "Красота" оказалась никому не нужна, и ты не смог выплатить кредиты, ты стал банкротом, и это тебя подкосило... А ведь я тебя предупреждал! Впрочем, да, согласен - предупреждал я тебя, как уже было сказано, не очень старательно, да и выручить из беды не спешил... но не мог же я отдать тебе свои деньги! Ты просил, умолял меня выручить тебя из долгового капкана... но как я мог?! Ведь я же, в отличие от тебя, человек семейный, не любящий рисковать и не имеющий права на риск, мне надо и о жене подумать, и о детишках... Но как так вышло, что ты ушел - и я теперь не могу ни о ком думать, кроме тебя?! Ни о жене, ни о детях... ни о ком! Аркаша! Мне никто не нужен! Никто! Я только сейчас понял, что ты для меня был не просто главным - ты был для меня единственным человеком на свете! И любил я только тебя, только тебя... Если б можно было всё повернуть вспять - я бы отдал тебе эти несчастные деньги! Зачем они мне? Зачем мне эта паршивая жизнь - без тебя? Ну, чего ты молчишь, скажи хоть слово, Аркаша... ну хоть одно словечко! - Да, я слушаю, говорите, - прозвучал в трубке знакомый глуховатый голос. Ошеломленный, я замолчал, не в силах произнести ни слова. - Говорите же, я вас слушаю! - настойчиво повторил автоответчик. Но я не знал, что ему еще сказать.

2009 г.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ СЕАНС

Недавно я побывал в Красноярском Доме кино (бывший кинотеатр «Октябрь»), где посмотрел сразу два интереснейших фильма: один художественный – знаменитую картину Сергея Параджанова «Тени забытых предков», второй документальный - «Эрос и Танатос» (фамилию режиссёра, извините, забыл), посвящённый жизни и творчеству того же Параджанова.

Просмотр начался с документального фильма, где для меня было много нового и интересного, особенно запомнились считавшиеся пропавшими кадры из фильма Параджанова «Киевские фрески». С удовольствием посмотрел (спустя почти полвека после первого, юношеского просмотра) и «Тени забытых предков», которые в этот раз показались мне ещё более оригинальной и яркой работой мастера. Ничего не скажешь, чистый шедевр. Поэтичный, красивый, трогательный. Фильм-легенда, фильм-песня, фильм-заглядение. Хочется нежно рассматривать, гладить и ласкать взглядом каждый кадр...

Ну а самое замечательное то, что в зале на этом сеансе был один-единственный зритель - и это был я! Милая тётя перед началом сеанса деликатно меня спросила: «Ничего, что вы в зале один?» - «Даже здорово!» - бойко утешил я её, хотя, если честно, ничего хорошего в этом факте не было. Так и просидел весь сеанс один... Даже лучший друг кинематографистов Иосиф Виссарионович Сталин, любивший, как известно, лично просматривать все новые фильмы, даже он всегда приглашал кого-нибудь составить ему компанию...

Вот вам и миллионный город, вот вам и край высокой культуры. Вот вам и «важнейшее из всех искусств» кино. Что ж, искусство, конечно, принадлежит народу. Но сам народ, к сожалению, принадлежит попсе.

2011 г.
4 февраля 2011 г.

Комментариев нет :

Отправить комментарий