Но есть иная точка зрения: все эти слабые персонажи повелись на мощный сознательный перформанс, порожденный неким новым явлением, вдруг расцветшим на грани - искусства и не искусства. Говорят, рождается первый со времен перестройки русский бренд мирового значения. И значит, все эти миллион раз с чувством собственного превосходства повторенные сетования – «Девчонки, конечно, с придурью» - всего лишь свидетельства нашей мыслительной и чувственной ординарности (вообще-то подозрение такое могло шевельнуться еще по прочтении трех «Последних слов» подсудимых).
Примерно на эту тему на «Эхе Москвы» 18 августа состоялась передача под рубрикой «Культурный шок». В ней приняли участие музыкант Андрей Макаревич и режиссер Владимир Мирзоев. Вел программу Лев Гулько.
Я на сайте Slon.ru нашел публикацию Александра Баунова, где он говорит: «Pussy Riot – самые известные на сегодняшний день русские современные художники. И музыканты тоже. Это нам кажется, что всё у нас пропитано духовностью и культурой, чтеньем и письмом, живописью, ваянием и зодчеством. И важнейшим из искусств для нас является – да какое ни возьми, одно важнее другого.
С классической музыкой еще более-менее всё в порядке. Наши исполнители – в ее первых десятках-двадцатках. Композиторов тоже знают – те, кто вообще что-то слышал про современных композиторов. В кино знают живых классиков от Сокурова до Михалкова, а не классики получают призы. С литературой сложнее. Мы читаем Пелевина и Сорокина, а они из наших – больше киевлянина Андрея Куркова и русского француза Андре Макина. А вот в современным искусстве и музыке внучка всё никак не сделает международной карьеры. Напрасно мастера монументальной открытки Шилов и Андрияка и примитивист-гигантоман Глазунов делают вид, что известны за рубежом. Неизвестны. И слава богу. Но и с настоящим искусством у нас не так чтобы хорошо. В феврале 2007 года я ездил на «Сотбис», на первые торги русского современного искусства… …Покупатели на русское современное искусство уже есть, но пока еще свои же, российские. А в просто аукционы современного искусства, мировые, без уточнения «русского», из наших включают одного какого-нибудь концептуалиста Кабакова. С неклассической музыкой похожая история. Прорыв русского рока на Запад не удался. В результате мы обладаем закромами шедевров для внутреннего пользования. В душе лежит сокровище, а ключ нафиг никому не нужен. Какую же русскую группу знают по имени все крупные западные музыканты? Раньше ответа не было, теперь он очевиден: трио Pussy Riot. Про них уже сказали и написали Стинг, Red Hot Chilli Peppers, Faith No More, Питер Гэбриэл, Franz Ferdinand, Pet Shop Boys, Джарвис Кокер, и не успеваю следить за растущим списком. И все западные газеты. И Мадонна ведь скажет, а Мадонну церкви как осудить. И когда их выпустят – все они, пожалуй, споют с Pussy Riot. Пригласят на разогрев. Выведут с собой на сцену. Позовут на фестиваль. Свозят в тур. Запишут совместный диск. А если пусек не выпустят, споют песню в их честь. И не одну. И для нашего начальства – еще неизвестно, что хуже. Мы наблюдаем историческое событие. Рождается первый в истории путинской России, да что там – первый со времен перестройки русский бренд мирового значения в области современного искусства и современной музыки. Нам внутри страны этого не видно, нам этого не понять, нам это, может быть, даже неприятно, но назад пути нет: Pussy Riot – самые известные в мире русские художники и самые знаменитые в мире русские музыканты». Я на этом закончу.
А.МАКАРЕВИЧ: Тяжелое молчание повисло…
Я не согласен с этим автором. Такой небывалый общественный резонанс возник не из-за искусства, которым Pussy Riot, как думают, занимаются. А из-за того, что с ними чудовищно, несправедливо поступили. Я абсолютно не являюсь поклонником их творчества, но если мы будем сажать в тюрьму всех, кто нам не нравится, мы очень далеко уедем. И их слава связна с произошедшим, с привычным идиотизмом наших властей. Я не перестаю удивляться с каким постоянством они делают лужу, а потом сами в нее садятся. И я не думаю, что их ждет долгая творческая жизнь. К современному искусству я отношусь с большой осторожностью. По той причине, что за концепцией, которая предлагается, легко спрятаться бездарности. Во все века было два понятия искусства: как мы его обычно понимаем - и как мастерство, ремесло. Планка мастерства, которая была необходима, держала планку искусства в целом. Когда эта планка была отменена, с одной стороны, это дало колоссальную свободу творчеству, с другой – позволило всем экспериментировать, но это не значит, что у всех получается искусство.
В.МИРЗОЕВ: По-моему, это было заседание на Таганке. Толоконникова сказала, что они идут по стопам Джордано Бруно. Если я спрошу, кто самый известный итальянский ученый, наверное, все подумают про него, потому что он за свои убеждения был сожжен на костре. И потому что он пошел против концепции мира, которая была принята как верная. Он пошел против мировоззрения церкви.
И это сопоставление неслучайно, здесь действительно есть аналогия: этот перформанс попал в болевую точку, которая сейчас не только важна для России, но и попал в главную точку, т.к. основное напряжение в мире связано с традиционализмом и сознанием модерна. Т.е. это перформанс нарушил табу вождей и жрецов в нашей стране. Если бы русский рок позволил себе встать в полный рост и сказать власти и жрецам, что он думает о них, я думаю, что русский рок тоже был бы знаменем во всем мире.
Л.ГУЛЬКО: Т.е. главное в этом культурном бренде – протест.
В.МИРЗОЕВ: Конечно. Это контркультурная акция по эстетике, но главное - содержание. Содержание очень мощное, оно, может, неловко выражено с музыкальной точки зрения, но они и не музыканты.
А.МАКАРЕВИЧ: Мне кажется, мы начали говорить об искусстве. Джордано Бруно никто не называет художником. Он великий человек, но не художник.
В.МИРЗОЕВ: Я думаю, что эта аналогия корректна, т.к. в случае с Джордано Бруно речь идет не о науке, а о мировоззрении.
Л.ГУЛЬКО: Провокация - одна из составляющих культуры.
А.МАКАРЕВИЧ: Да, но наличие провокативности как таковой еще не делает этот предмет предметом искусства.
В.МИРЗОЕВ: Согласен, но существуют времена, когда есть табуированные темы. И в этот момент искусство, которое снимает эти табу или резко им противостоит, оказывается в центре внимания.
А.МАКАРЕВИЧ: Мне казалось, что наша задача была выяснить, что при этом остается искусством, а что нет.
В.МИРЗОЕВ: Группа Pussy Riot - акционисты. В 80-е годы была группа, которая состояла вся из концептуалистов - «Среднерусская возвышенность». Ребята вообще не умели играть никак. Поскольку русский рок стоял в полный рост, они в пародийном ключе исполняли некие рок-композиции.
А.МАКАРЕВИЧ: Да, но лет через 20 Гребенщикова помнить будут, а их вряд ли.
В.МИРЗОЕВ: я не про это, я их припомнил в связи с тем, что концептуальное искусство и искусство музыки – разные искусства. Акционисты пользуются разными инструментами, в т.ч. могут воспользоваться и элементами рок-музыки, но суть не в этом. Не в том, что они демонстрируют свой высокий музыкальный класс. Суть в том, что они бьют в табу и снимают это табу.
А.МАКАРЕВИЧ: Абсолютно с вами согласен. Только да, это род современной активной деятельности, но, понимаете, «Форд» - это автомобиль, а холодильник – это не автомобиль. И мы не можем называть холодильник – актуальным автомобилем.
В.МИРЗОЕВ: Я понимаю. Но космический корабль тоже не автомобиль.
А.МАКАРЕВИЧ: Я понимаю. Это меняет терминологию, т.к. то, что называется искусством, сразу поднимается в цене.
В.МИРЗОЕВ: Если сравнивать то, что делают музыканты, с тем, что делают акционисты, это как сравнивать «Жигули» и космический корабль.
А.МАКАРЕВИЧ: А не надо их сравнивать.
В.МИРЗОЕВ: Так я про это и говорю. Давайте говорить о перформансе как о разновидности искусства.
А.МАКАРЕВИЧ: Я не считаю это разновидностью искусства.
В.МИРЗОЕВ: Вы вольны, однако это так.
Л.ГУЛЬКО: Вернемся к статье Баунова: «Ведь русская культура – возвышенная и одновременно скромная. Богата духовностью. Честная, как Татьяна Ларина. Национальная, как Садко. Европейская, как «Пиковая дама». Пусть это будет Андрей Рублев, хор кубанских казаков, ансамбль песни и пляски, памятник Пушкину, академический симфонический оркестр, «Щелкунчик» без зубов, Чайковский без сексуальной ориентации, березка без древесного гриба, сапожник без сапог, но с томиком Пушкина, пейзаж с церковкой, натюрморт с хризантемами, незнакомка, три богатыря, «Явление Христа народу», «Сирень», «Грачи», «Московский дворик», «Вечный покой». Все, как он считает, неинтересно где-то там, а вот «Pussy Riot»…
В.МИРЗОЕВ: Могу на этот счет припомнить один из пассажей Михаила Бахтина. Он говорит о том, что культура располагается на границах. И авангард всегда располагается между искусством и не искусством, воображаемой реальностью и собственно реальностью. Акционисты принципиально стоят на это границе. Поэтому Андрей отчасти прав – это между искусством и самой реальностью. Художник в этот момент работает как канал связи.
Л.ГУЛЬКО: Или как катализатор.
В.МИРЗОЕВ: Я знаю, что на сцене все происходит тогда, когда есть связь с залом. И часто акционисты оказываются более эффективными не только в части создания своего пиара.
Л.ГУЛЬКО: А, может быть, арест и суд до конца входят в этот перформанс?
А.МАКАРЕВИЧ: Я не хочу цинично выглядеть, но если бы их оштрафовали на 10 тыс. рублей и отпустили бы через 2 часа, вся эта истории я имела бы какой-нибудь резонанс?
В.МИРЗОЕВ: Если бы мы жили в свободной стране, где работают институты гражданского общества, то такой перформанс был бы не нужен. И если бы наша церковь говорила правду вождям о том, что происходит в нашей стране, и т. д.
А.МАКАРЕВИЧ: Я хочу девушек поздравить, потому что они мир взорвали. Они не предполагали такого резонанса, с экранов всех стран они не сходят.
В.МИРЗОЕВ: Драматургия, которую порождает государство в нашем пространстве, очень мощная. Ведь это обернулось для девушек не только славой, но и личной драмой. Потому что оказаться в нашей тюрьме, провести столько времени в СИЗО - настоящее испытание. И те священники, которые просили верующих подписывать заявления, либо плохо себе это представляют, либо настолько жестоки. Сейчас они заговорили о милосердии.
А.МАКАРЕВИЧ: Так вовремя - не успели приговор зачитать…
В.МИРЗОЕВ: Это невероятный цинизм и непоследовательность. Я пытался найти образ, кого девочки мне напоминают в этих своих балаклавах, сделавшие то, что они сделали: соединение жертвенной девы и рыцаря. И Макс Курочкин, драматург, написал на эту тему мощный текст, что кто-то трусит и боится сказать в полный голос, а девушки не побоялись. И я его понимаю, я чувствую так же.
Л.ГУЛЬКО: А с другой стороны, деятели культуры осуждают судебную машину, говоря о поступке девушек. «Я, конечно, сам отношусь к этому не очень, но вот эта ужасная судебная машина…»
В.МИРЗОЕВ: Но ведь судебная машина кем-то управляется. У девушек был конкретный текст, направленный против конкретных людей. Поэтому деятели культуры, выступающие с подобным заявлением, не отдают себе отчет в том, что говорят.
А.МАКАРЕВИЧ: Я думаю, что это не так. Определять для себя рамки – личное дело каждого, и трусость здесь не причем. Я бы не стал устраивать провокацию в храме, при всей нелюбви к сегодняшней верхушке православной церкви есть еще вера как таковая и люди, которые верят в Бога. И вот они тут ни причем оказываются. Это не те, которые кричали, что их оскорбили.
В.МИРЗОЕВ: Сегодня в Интернете я прочитал письмо Светланы Горячевой, прихожанки церкви Косьмы и Дамиана. Она библеист, продвинутый ученый. И то, что она сказала, испытывают многие люди сегодня. Она сказала, что больше не может ходить в храмы, которые имеют отношение к РПЦ, до такой степени оскорблены ее чувства тем, что произошло в Хамовническом суде.
А.МАКАРЕВИЧ: Я бы ответил, что, кроме сегодняшних церковных деятелей, были сподвижники, которые жизни свои отдали за православную веру. И если ее вера ограничивалась присутствием этих людей, то, наверное, не надо ходить.
В.МИРЗОЕВ: Нет, Светлана не говорит, что меняет конфессию.
Л.ГУЛЬКО: А наши слушатели с утра стали говорить: я перехожу туда, я перехожу сюда.
В.МИРЗОЕВ: Еще раз: Светлана не говорит, что меняет конфессию, переходит в католичество, хотя это может произойти, это тоже нормально. Речь идет об отказе иметь какое-либо отношение к этому учреждению.
А.МАКАРЕВИЧ: Я лично знаю потрясающих священников, они работают в глухой провинции, они никакого отношения к этой истории не имели и иметь не могли. И если и к ним относится письмо Горячевой, то я не знаю…
Л.ГУЛЬКО: Храмы одно, а руководство РПЦ – другое.
А.МАКАРЕВИЧ: Они приходят и уходят.
В.МИРЗОЕВ: Все равно есть институт. И те люди, которые требовали наказать, они являются церковными бюрократами. Закрывать глаза на то, что так сработало, мы не можем. Можем задавать вопрос: кому это выгодно? Поскольку на Болотную выходили либерально настроенные молодые люди, то этим процессом церковное начальство и государственное руководство пытаются натравить традиционалистски настроенную часть населения на европейски настроенную: разделяй и властвуй. Т.к. если народ почувствует свое единство и на митинги выйдут и те, и другие, то ситуация будет меняться. Поэтому политический интерес, заказ в этом процессе очевиден.
А.МАКАРЕВИЧ: В 20-е годы было много ярких людей. А сейчас не так. Это не смертельно, все идет волнами. Я не понимаю, почему мы всегда и везде во всем должны быть первыми.
МИРЗОЕВ: Великую культуру создают великие люди. До тех пор, пока нас будут убеждать, в т.ч. и в церкви, что мы должны быть рабами государства, до тех пор наша культура будет провинциальной.
Л.ГУЛЬКО: А возможен диалог двух культур?
В.МИРЗОЕВ: Конечно, да хоть в театре. Какой-нибудь режиссер захочет сделать спектакль по этому процессу. Вот вам и пожалуйста. А еще лучше снимут кино. Но ресурс на кино у нас весь находится в руках определенных людей.
Л.ГУЛЬКО: Значит, снимут в Америке. Или можно снять кино, которое пойдет на альтернативном фестивале.
В.МИРЗОЕВ: Сделать его еще нужно. Кино без денег не сделаешь.
Л.ГУЛЬКО: «В считанные месяцы Pussy Riot из никому неизвестной феминистской панк-группы превратились во всемирно знаменитый коллектив. Не из-за своего творчества, конечно, но в качестве символа борьбы за гражданские свободы. Тем не менее, есть люди, которые проявляют серьезный интерес и к их музыкальному потенциалу. Продюсерский центр SEVER Production готов превратить провокационную группировку в настоящих звезд шоу-бизнеса». И потом все это начнет нивелироваться, люди начнут немножко жиреть, и все это сойдет на нет. Это логическая цепочка?
А.МАКАРЕВИЧ: Абсолютно. Все зависит от них самих. Этот бренд сейчас будет очень хорошо продаваться. И пока это хорошо продается, предложений будет масса, какое-то время это будет приносить деньги. Не знаю, пойдут они на это или нет.
В.МИРЗОЕВ: Трудно строить прогнозы, но, я надеюсь, так оно и будет. Если это произойдет, то будет означать, что ситуация в стране изменилась, их акции никому не интересны. А они, обучившись музыке, являются музыкантами, у которых такая славная биография.
Л.ГУЛЬКО: А если при существующем режиме?
В.МИРЗОЕВ: Это будет другая история. Был суд над Бродским, потом другая история – он оказался в свободной стране свободным человеком, и стал нобелевским лауреатом, свободным человеком. Он просто продолжил свой путь, но в другом пространстве. Я надеюсь, что девушкам не придется оказываться в другом пространстве. Что мы все вместе просто окажемся в другой стране.
Л.ГУЛЬКО: Нам пишут: «А девушки могут, немножко зажирев, начать петь осанну существующему режиму».
А.МАКАРЕВИЧ: Нет, этого не произойдет точно, на них это крайне не похоже.
В.МИРЗОЕВ: Они – героини нашего времени, какая осанна.
А.МАКАРЕВИЧ: Действительно.
Л.ГУЛЬКО: «Насколько нужно самой группировке, учитывая направленность ее деятельности, все, что произошло и произойдет потом?»
А.МАКАРЕВИЧ: Хорошо бы задать этот вопрос непосредственно им. Будем продолжать разговаривать с глухонемой властью.
В.МИРЗОЕВ: Будем продолжать выходить на митинги. Вообще в нашей стране культура только и работает.
24 августа 2012 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий