В швейцарских кантонах Швиц и Цуг 15 ноября торжественным шествием и приветственным словом отпраздновали очередную годовщину победы конфедератов в битве при Моргартене (1315 г.). Тогда швейцарское ополчение «лесных кантонов» Швиц, Ури и Унтервальден нанесло поражение войскам Леопольда Габсбурга, герцога Австрийского. Габсбурги были вынуждены признать автономию Швейцарского союза.
Во время пребывания в Швейцарии в мои руки попала книга, посвящённая её истории. Увесистый фолиант (920 страниц убористого текста), написанный сотрудником российского посольства, я прочёл на одном дыхании, будто остросюжетный детектив. Книга приоткрыла мне внутреннюю логику всемирного цивилизационного процесса и дала мощный импульс к пониманию на примере Швейцарии плодотворного синтеза традиционности и социальных новаций как необходимого условия включения конкретной страны в многоликую экономическую и политическую мозаику современного многоукладного, многополярного и остро конкурентного мира.
Речь идет, прежде всего, о феномене общины, которую как теоретическую альтернативу капитализму последние 150 лет упорно искали (и находили) на периферии и задворках западной цивилизации, а она неожиданно обнаружила себя в самом сердце Европы, в одной из самых экономически и социально благополучных стран «первого мира». В конституции Конфедерации 2000 года закреплена исторически сложившаяся трёхступенчатая модель швейцарского федеративного государства, состоящая из общин (низший уровень), кантонов (23 кантона и 3 из которых поделены на полукантоны, то есть всего фактически 26 кантонов) и федерации. Конституция специальными статьями закрепляет традиционную автономию общин, право кантонов на участие в международных переговорах, а также «обязательного народного референдума» по всем вопросам, связанным с изменением действующей конституции, а также с вступлением Швейцарии в какие-либо международные (наднациональные) организации.
В духе тянущейся из глубины веков неписанной традиции «политического конкорданса» (достижения полного консенсуса и единогласия при принятии государственных решений) и «магической формулы» формирования Федерального совета – правительства страны, Конституция закрепила право «народной инициативы», согласно которому все ключевые решения выносятся «на рассмотрение народа и кантонов». В силу этого каждый швейцарец глубоко убеждён, что бюрократы из “Бундесберна” могли бы уже завтра исчезнуть с лица земли. И ничего бы не изменилось, ведь всё, что касается каждого, решается не в Берне, а на местах, в общинах и кантонах, а потому его относительно мало интересуют «бури в облачной сфере политики» (К.Маркс). Кстати, сторонники сохранения общинных структур власти, судопроизводства, во многом деревенской экономики (защита её от внешних влияний закреплена в конституции) называются в Швейцарии, как некогда в России, народниками.
Вместе с тем, были случаи, когда «народная вольница» создавала трудности в принятии, казалось бы, однозначно назревших решений. Например, самая первая независимая республика Западной Европы только в 1971 году 66 процентами голосов против 34 предоставила избирательное право женщинам, да и то ряд кантонов этому воспротивились и ввели его позже, да и то лишь под давление Лозаннского суда.
Интересен и тот факт, что противоречия и трения, а также столкновения интересов и мнений между немецкоговорящими и франкоязычными швейцарцами, отчётливо проявляющиеся во время федеральных референдумов, сочетаются с упорным нежеланием тех и других войти в состав Германии или Франции. Ведь там они заведомо не получат нынешнего социального комфорта и выверенных веками локальных механизмов защиты конкретных жизненных интересов со стороны родственников и соседей.
В научной литературе встречаются два основных подхода к толкованию термина «община». Акцент делается на признаке самоуправления либо на форме поземельных отношений. Многие исследователи возражают против рассмотрения общины исключительно через призму земельных отношений. Они справедливо полагают, что оседлая сельская община играет роль в социальном развитии конкретных обществ и этносов не только как регулятор отношений земельной собственности, но и как властное образование. Такой подход позволяет говорить не о разложении общины на переломных этапах истории, например, при переходе к классовому обществу, а об её метаморфозах.
Чаще всего сами швейцарцы, когда заходит речь об их стране, говорят «Sonderfall» - «особый случай». Что же такого особого? Швейцарию принято называть конфедерацией. Дословно Scweizerishe Eidgenossenschaft означает «Швейцарское товарищество по присяге». Жители германоязычных кантонов и сегодня называют себя «товарищами по присяге». Это страна без столицы (Берн является лишь «федеральным городом» - местом пребывания федерального совета и парламента), без президента (его весьма скромные полномочия выполняют по очереди семь членов правительства, любой из которых в официальных визитах за рубеж представляет страну в качестве высшего должностного лица). Правительство принимает решения только на основе консенсуса. Все основные вопросы решаются не парламентом или правительством, а на проводящихся четыре раза в год кантональных референдумах. Страна, не имеющая природных ресурсов, но возглавляющая список самых развитых стран «первого мира», к тому же многонациональная и многоконфессиональная, почти 200 лет не знает этнических и религиозных конфликтов.
Ещё сто лет тому назад спустившиеся с гор швейцарские крестьяне ездили в Россию – стоять на дверях отелей, откуда и пошло слово «швейцар». Они оставались нищими до самого начала ХХ века, когда в стране начали бурно развиваться три основных отрасли, приносящие им главный доход, – банковское дело (сегодня на швейцарские банки приходится 35-40 процентов мирового управления собственностью и имуществом частных и юридических лиц), туризм и медицина.
Сегодня их потомки стали самыми богатыми людьми мира, не ломая при этом через колено плавно текущего уклада своей во многом традиционной неторопливой и размеренной жизни, не утратив при этом кулаческой расчетливости, крестьянской хитрости и горской изворотливости. При этом хозяйство местного крестьянина внешне мало изменилось за 500 лет: коровы с колокольчиками, чтобы не потерялись, и кошки тоже с колокольчиками, чтобы не могли безнаказанно съесть птичку. Собаки местной породы возят тележки с прославленным швейцарским молоком.
Машина у зажиточного хозяина чаще всего не новая – прижимистость тоже в числе черт швейцарского характера. Швейцарцы до сих пор чувствуют себя «одиночками», «европейскими робинзонами», оказавшимися на тихом островке посреди бушующей Европы» среди «великих соседей» - Германии (в 1940 году швейцарская армия готовилась к отражению возможной агрессии со стороны Гитлера), Франции и Италии.
Ещё одна особенность страны - кантональные флаги на каждом доме. Покрывшие себя в средние века воинской славой швейцарцы уже пятьсот лет не воюют, но при этом обладают мощной для такой маленькой страны армией милиционного типа. Швейцарская армия была создана раньше швейцарского государства и сама послужила главной консолидирующей силой в процессе превращения союза «лесных кантонов» в единое государство. Швейцария занимает первое место в Европе не только по количеству огнестрельного оружия на душу населения, но и по количеству военных оркестров.
Мобилизационные возможности страны огромны: более 5% населения. Каждый швейцарец хранит дома свое оружие и униформу. Занимая первое место в Европе по количеству «стволов» на душу населения, одновременно находится на последнем месте по числу убийств и других преступлений с применением оружия. Нейтральная страна имеет пять разведывательных служб. Швейцария не входит в большинство международных организаций, но штаб-квартиры многих из них находятся именно там.
Чем же объяснить удивительный феномен швейцарского экономического и социального чуда, ведь в стране нет ни богатых минеральных ресурсов, ни гигантов индустрии, ни эффективного контроля за путями движения дефицитных товаров и услуг? Получить ответ на этот вопрос можно, проследив историю уникального цивилизационного уклада этого общинного, по своей сути, «товарищества по присяге» в контексте истории швейцарского общества и политики, в процессе становления «системы швейцарского политического конкорданса».
Если важнейший государственный документ средневековой Англии – «Великая хартия вольностей» - посвящен урегулированию отношений между верховным сеньором, королем, и его вассалами, баронами, то аналогичный по важности документ в истории Швейцарии, «Союзная грамота» 1291 года, провозгласил «союз на вечные времена» трёх лесных кантонов (Ури, Унтервальдена и Швица) для борьбы против угрозы своей независимости со стороны Габсбургов, регулирует отношения между общинами. В ней содержится упоминание о верности общин своему господину, но далее говорится об отсутствии обязанности уплаты податей «в отсутствие законного господина». Не стоит забывать, что в то время эти кантоны юридически входили в состав Священной Римской империи в качестве имперских земель, т.е. подчиняющихся непосредственно императору. «Лесные кантоны», выбрав удобное время, заявили об отказе платить налоги в пользу феодального сеньора – императора.
«Союзная грамота» включала также пункты, касающиеся совместного ведения боевых действий в случае вступления в войну любого из кантонов; запрета подчиняться юрисдикции «чужих судей» и принцип назначении судей общинами. Учитывая, что земля по большей части принадлежала общинам с вкраплениями рыцарских замков и монастырей, а леса и луга – исключительно общинам, мало что остается от классических феодальных отношений, когда сеньор обладал монополией на военную силу, собственностью на землю и правом суда, а крестьянская община была обязана платить феодальные подати. Иными словами, феодализм в Швейцарии носил формально юридический характер.
Большое внимание в «Союзной грамоте» уделяется порядку наказания за те или иные преступления, характерному скорее для «варварских правд», чем для документов европейского феодального права. Это лишний раз подтверждает тезис об общинной, а не феодальной основе швейцарской государственности. И в языковом плане Швейцария остаётся страной общин. Об этом свидетельствует так называемая диглоссия, в шутку называемая лингвистической шизофренией: жители 19 немецкоязычных кантонов говорят на 24 диалектах. И это не мешает им чувствовать себя соотечественниками.
Швейцарская антифеодальная «тихая революция» – единственная в Европе была мирной. «Товарищи по присяге» просто перестали платить подати и налоги феодалам и монастырям, а когда земли, не приносящие дохода, обесценились, общины выкупили их у рыцарей и монастырей. Часть дворянства отправилась в свои австрийские поместья, немногие оставшиеся вынуждены были превращаться в зажиточных крестьян, становиться наемниками или наниматься в качестве чиновников в города и общины. Бюрократия победила аристократию. Общинный строй оказался сильнее феодального. При этом революция в Швейцарии являлась, по сути, не буржуазной, как в Нидерландах, Англии или Франции, но общинной революцией. Швейцарцы спрямили виток спирали, возвратившей другие страны Европы к демократии. Переход к буржуазным отношениям произошел позже, но также бескровно.
Анализ бесчисленного множества примеров из законодательных установлений и реальных жизненных стереотипов поведения позволяет говорить скорее о существующей в Швейцарии до сих пор общинной свободе обязанностей, нежели о свободе как совокупности прав человека, ибо вторые во многом ещё не оторвались от первых и находятся в относительной гармонии друг с другом. К ним относится, в частности, обязанность раз в квартал голосовать на кантональных референдумах. На них решаются абсолютно все вопросы – входить ли в члены ООН, строить ли новую школу, сносить ли старый коровник.
Другим примером является обязанность всего мужского населения страны раз в год отслужить определенное время в армии, а попытка сократить срок службы была дружно провалена на референдуме. В Швейцарии не было феодальной знати в классическом понимании, рабов или крепостных; воинами были все члены общины. Власть строилась не на принципах автотаритаризма, а скорее на принципах военной демократии. Свободное крестьянство, объединенное в общины, в полной мере сохранило за собой военные функции. Наёмничество, войны с соседями, набеги на монастыри, отчуждение чужого прибавочного продукта вытекали из логики присваивавшего, «разбойничьего» хозяйства». Швейцарцы в этом смысле ничем не отличались не только от других горских народов, но и от народов, поныне считающихся «образцом» цивилизации.
Общинный дух и приверженность к «народным свободам» сохранялись в Швейцарии всегда. Даже в условиях французской оккупации в 1798 году, когда в просуществовавшей пять лет Гельветической Республике была принята конституция, написанная в Париже, избирательные права граждан определялись не имущественным, а общинным цензом. Им служило не имущественное положение, как во Франции, а проживание в общине не менее пяти лет. Причем избирателями были не столько отдельные члены общины, сколько сами общины, объединявшиеся в «первичные собрания» (Urversammlung), которые принимали решение относительно конституции и ежегодно определяли состав избирательных корпораций (Wahlkoerperschaft), которые, в свою очередь, избирали депутатов парламента и назначали судей. Таким образом, и представительская демократия у швейцарцев сохраняет черты архаичной полупрямой демократии.
Во всей Европе зарождающееся буржуазное производство концентрировалось в городах, а в Швейцарии шел процесс переноса производства из города в деревню. В Швейцарии нет супермаркетов, их роль выполняют два торговых кооператива, созданных для того, чтобы общины могли продавать свою продукцию без посредников. Они постепенно вытеснили другие магазины и торговые сети. КООП был передан владельцами акционерам. Государственное (в швейцарском случае – общинное) влияние на экономику проявляется довольно отчётливо. Самое главное, что, сохраняя общинную психологию, швейцарцы открыты миру инноваций.
В итоге швейцарцы создали уникальный цивилизационный уклад, базирующийся на общинных, а не государственных ценностях. Миновав феодализм в его классическом виде, Швейцария без буржуазных и социалистических революций вошла в ХХI век как одна самых из развитых в экономическом и социальном отношении стран мира. При этом архаичная община плавно превратилась в социальный и психологический фундамент «идеальной» формы общества будущего. Тем самым Швейцария за счет «архаического» устройства своей государственности и менталитета обгоняет остальную Европу на пути в будущее. В этом контексте основную роль играют именно общинное устройство основы швейцарской государственности и общинное «соборное» сознание швейцарцев, упорно отстаивающее свою самоценность перед лицом тотального наступления сознания «договорного». Швейцарский опыт позволяет дополнить и даже конкретизировать некоторые прогнозы, существенно расширяя спектр теоретического моделирования путей современного человечества к гармоничному обществу будущего.
15 ноября 2010 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий