четверг, 15 мая 2014 г.

ПРОКЛЯТЬЕ ШАХИДСКОГО СЧАСТЬЯ



Информация о том, что покушение на президента Ингушетии совершила женщина-смертница, а также призыв президента Кадырова амнистировать чеченских женщин (и детей), совершивших преступления во время контртеррористической операции, вызвали в прессе новую волну интереса к феномену шахидок. К сожалению, при этом слишком часто высказываются соображения и мнения людьми, не сведущими в вопросе. Речь все-таки – о терроризме и противостоянии ему. Вести же войну с явлением, не зная толком его природу, корни, - значит, точно обречь себя на поражение. Корни эти – не только в политике, экономике, общественных отношениях, религии. Они в большой мере в психологии. У террористической войны в России – очень даже женское лицо. Один из знатоков этой специфики - военный психолог, член секции экологии духа Всемирной экологической академии Леонид КИТАЕВ-СМЫК. Он автор книги о психологии чеченской войны. С известным ученым беседует психолог Майя КУЛИКОВА.
Договорившись о встрече с Леонидом Александровичем, я ждала его в скверике за кинотеатром, наблюдая безмятежно снующих москвичей. Я же, будучи под впечатлением от только что случив­шегося взрыва в Ингушетии, пыталась представить себе внутренний мир терро­ристки, превратившей себя в адскую машинку. По скудным сведениям, почерпнутым в прессе, я воссоздавала в себе этот мир - несчастной жертвы обстоятельств, навсе­гда потерявшей в жизни четкие ориенти­ры, перспективы, родственников и мирное небо над родиной. И что тут, казалось бы, еще остается...
Но тут пришел Китаев-Смык, и выясни­лось, что все не так просто.



- Эти женщины, террорист­ки, которым западная пресса уже нацепи­ла название «черные вдовы», - явление уникальное, - сказал Леонид Александро­вич. - Во-первых, потому, что по горским установлениям са­моубийство всегда считалось и сейчас считается очень большим грехом. Самоу­бийца недостоин хорошей памяти, и не только он сам, а и вся его семья, - и на многие десятилетия. Ты обязан быть победителем. А самоубийца - это не побе­дитель. Слово «шахид» - ближневосточное, арабское. Оно перево­дится как «свидетель» и означает привер­женность высокой задаче, то есть джиха­ду.

- Террористы ведь и ведут джихад.

- Джихад - это не обязательно «священ­ная война», это - священное усилие. На­пример, строительство дома на высокой горе - джихад. Или написание трактата на сложнейшую тему - тоже. Это может быть, конечно, и военное усилие в борьбе с иноверцами или же в своей религии.

Но вот что нужно знать: все мусульма­не Северного Кавказа, в том числе чечен­цы и ингуши, принадлежат к суфийским орденам. А суфизм в правоверном исла­ме считается величайшей ересью. Эта сторона дела замалчивается в западной прессе. Да и у нас мало кто в этом толком разбирается. Или вот еще: все видели в газетах фотографии женщин с закрытым лицом - якобы чеченских террористок. Но ведь это именно для чеченцев явление совершенно чуждое. Горская женщина никогда не закрывает лицо. Иначе она не увидит тропу, камень, склон... Как спуститься к реке, поймать козу, подоить корову?..

- Вернемся к главному: на женщи­ну-самоубийцу на Северном Кавказе смотрят косо?

- Да. Здесь есть еще один момент: женщины, вступившие на путь войны, в Чечне называются «джеро», что обозначает - вдова (даже если она и не вдова). Быть «джеро» предосудительно. Потому что женщина должна заниматься женским делом, а не воевать. Если она вступила в мужской коллектив, пусть даже мстя за родственников, будучи последней в роду, она уже не благопристойная женщина. Все террористки, снайперши называются «джеро». Они - культурно чуждое для Северного Кавказа явление.

Шахидки в России - изобретение со­временных ваххабитских политтехнологов. Почему они выбрали женщин? Пото­му что тем, по крайней мере до последне­го времени, легче было проникнуть куда угодно - из-за российского менталитета, уважения к женщине, которой всегда стараются помочь. Их реже, чем мужчин, останавливала милиция...

Сегодня в той же в Чечне тысячи людей, которые стали изго­ями в своем обществе. Они для него низкие люди, и живут очень трудно: им не помогут, не предоставят работу, не дадут пищи... Это, во-первых, люди, у кото­рых в семье произошло что-то позорное, например, ко­го-то изнасиловали. Или, например, была «зачистка» или ваххабитский налет на чеченский дом, бывший в нем мужчина спрятался или убежал, а кто-то оказался убит. И все, эта семья, а не только один человек, стано­вятся в чеченском обществе изгоями. Таких изгоев, как свидетельствует профессор Джебраил Гакаев, сегодня в Чечне десятки тысяч. Эти люди тоже могут быть ре­зервом и для боевых отрядов, и для формирования шахидов и шахидок.

- В общем, не гордые воины ислама, а низкосорт­ные бедняги, готовые на все...

- Но это только предпосылка. Отправная точка в дру­гом. Все психологи, которые работали в Чечне, и я в их числе, и чеченские психиатры свидетельствуют, что 90-98 процентов чеченцев находятся в особом состоянии, которое я предложил называть «чеченской депрессией». Из чего складывается это психическое состояние? Во-первых, это последствие отчаяния от многолетней безысходности. Им много раз обещали счастливый исход и сепаратисты, и российские власти, и боевики - а становилось все хуже. Второе - это чувство горя, ведь в каждой семье - несколько уби­тых, а еще хуже - есть ненайденные, непохороненные, то есть неуспо­коенные души. По убеждениям чеченцев, душа непохо­роненного мучается неприкаянно, и это для всей семьи очень плохо. А третье - тоска. Не абстрактная «душев­ная боль», а физическая боль во всем теле, как после тяжелой работы с непривычки, только во много раз большая. И сам дом становится источником боли - там что-то украдено, кто-то убит... Я проводил многократ­ные экспериментальные исследования этого состояния, и свидетельствую со всей достоверностью - оно есть. Если человек выходит за пределы дома, у него земля го­рит под ногами, причем не образно, а на самом деле - жжет ноги. Небо давит сверху. Это чувство знают прак­тически все чеченцы. Вырваться из этого чувства, уйти от психологической боли хотят очень многие. И когда им предлагают месть как выход из этого состояния, это ка­жется спасением.

Я недоумеваю, когда в связи с этим читаю в прессе слово «зомби». Их внутреннее состояние не имеет ниче­го общего с зомбированием. Состояние шахидок - пред­смертный транс. Оно характеризуется в первую очередь чувством приятнейшего экстаза, необычайной радости жизни. Если рассуждать с психоаналитической точки зрения, то их человеческое «Я» освобождается от всяко­го давления. Все традиции, социальные нормы уже ма­лозначимы. И человек вдруг раскрывается, как цветок, пусть и некрасивый, но это он - какой уж есть. Он пони­мает, что будущего нет, и поэтому он никому ничего не должен. Не нужно искать задачу для самореализации - она уже есть, это мщение. Когда она идет по улице, еще за день, за два до теракта, ей это приятно, потому что это она сама лично идет, а не та, кого всю жизнь роди­тели, семья, общественное мнение загоняли в нормы горских обычаев.

В романе Достоевского «Идиот» есть рассказ приговоренного к смерти, описаны последние его минуты, се­кунды, какие они были яркие, радостные. И для террористки-смертницы все вокруг становится необычайно ярким. Краски, детали предметов - все выпукло, прият­но и красиво. Чем ближе смерть, тем ярче мир. И ника­кой там «чеченской депрессии». Остановить смертницу уже невозможно. Ей даже нельзя сказать, как обычному че­ловеку: что ты делаешь, сохрани свою жизнь.

Зачем ей она?

 

Четвертое - свойственное и чеченским, и всем другим шахидам, - упоение властью. Вот ходят вокруг беспечные люди, а они - во власти человека, обреченного на смерть и готового взорвать себя и их. И она, шахидка, может даже с неким радостным пониманием великодушно давать им еще какие-то ми­нуты и часы.

А еще - упоение местью, которая вот-вот свершится. И, наконец, вера в блаженство успокоения в райских ку­щах Аллаха.

- Вас послушать - им никакие наркотики не нужны для «кайфа».

- Человек в предсмертном трансе может не нуждать­ся в наркотиках, стимуляторах, он и так эйфоризирован. Наркотики на Северном Кавказе сейчас не являются элементом культуры, опять же из-за гор. Наркотики в го­рах - это гибель. Однако во время суфийских ритуалов с древнейших времен, еще до Пророка Мухаммеда, применяли сложнейшие смеси трав и минералов для созда­ния измененного сознания. При подготовке шахидов ис­пользовались вещества, концентрирующие внимание на внушенном задании. Еще есть суфийские тренинги, один из них мы многократно видели по телевизору, осо­бенно в первую чеченскую войну, когда чеченцы кружи­лись с выкриками. Это такая своеобразная молитва су­фийского ордена кадыритов, которых много на Кавказе, в Боснии и Герцеговине. Известно, что подобные техни­ки использовались во французском иностранном легионе и немецких зондеркомандах.

- По-моему, это обычный гипноз.

- Когда говорят «гипноз», тем более «обычный», то кастрируют действительность. Речь идет о сложном измененном состоянии сознания. Происходит трансформация личности, человек становится другим. Если кто-то сейчас захочет этими практиками заняться, то я бы очень не рекомендовал это делать, потому что вы не найдете у нас учителей, кроме самозванцев. На Северный же Кавказ все это приходит с Ближнего Востока, где суфийская традиция жива и не прерывалась никогда.

…Знаете, как готовят шахидок? В маленькой квартирке в Грозном или в неприметном домике в ингушском селе размещают женщин, потерявших родных, жертв «чеченской депрессии». С ними работают квалифицированные психологи, которые выясняют, чего тем не хватало в детстве. Если они были обделены вниманием матери, к ним в качест­ве наставника приставляют женщину - пожилую, власт­ную, якобы добрую. Тем, которым не хватает сексуаль­ной реализации, дают в наставники мужчину, который одновременно является их сожителем и учителем. Этот наставник сопровождает их на протяжении всего време­ни обучения, да и во время совершения теракта нахо­дится поблизости. Женщины идут на смерть еще и потому, чтобы ему доставить удовольствие.

- Мне кажется, вы как-то все идеализируете... Несчастная, загнанная в угол женщина - какая там радость и обостренность интеллекта? Вспомните историю шахидки Заремы Мужахоевой, которая, как сумасшедшая, бродила два часа по центру Москвы, пытаясь найти нужное место, пуга­ясь охранников, и в конце концов вообще психанула, закричав про бомбу...

- Отчасти вы правы. Однако если мы в понимании этого явления будем ориентироваться только на то, что вы сказали, правоохранительные органы всегда будут бессильны перед ним. Та девушка - это «брак», «недоработка» тех, кто готовил ее, как и неправильно снаряженная бомба в ее рюкзаке.

- А можно ли убедить террористов не совершать теракт?

- К счастью, да. Нужно признать, что у нас произошла некая палестинизация конфликта, к чему приложили руку и федералы, и иностранные инструкторы боевиков. Но кавказская молодежь, которая пополняет ряды террористов, - не все религиозные фанатики. Их детство, отро­чество пришлись на времена СССР. Они еще ощущают культурную связь с Россией, с ними можно и нужно разговаривать. Не случайно Зарема Мужахоева так и не со­вершила ни одного теракта. Сначала два часа просидела в автобусе и так и не привела в действие взрыватель. Потом с сумкой взрывчатки гуляла по Москве и, нако­нец, сдалась властям. Да и затем активно сотрудничала со спецслужбами, выдала им тайники со взрывчаткой, помогла задержать боевиков, предотвратила другие те­ракты.

Уму непостижимо, почему ей вынесли такой жестокий приговор. Да с нее надо было пылинки сдувать, чтобы другие шахидки поняли, что у них есть шанс на нормальную жизнь, и не торопились на тот свет. Непродуманные же действия власти лишний раз убедили их в том, что сотрудничать с российскими спецслужбами нельзя, рас­считывать на гражданское общество в лице суда при­сяжных не приходится, и им остается одно - нас убивать.

Определить шахидку в толпе чрезвычайно трудно, по­тому что ее реакции обостряются до предела. Интеллект шахида направлен на одно: совершить действие, не про­махнуться. Меня часто спрашивают: как выглядит терро­рист? А как? Он выглядит так, что его ни за что не узна­ешь.

- Ну вот представьте: вы со своих гор спускаетесь бороться с врагами, и вдруг видите, что жи­вут люди, которые чеченцев не убивают, ходят себе на работу или в кафе... Почему тогда у них, таких ум­ных и обостренных, не наступает прозрение? Может, их просто зло берет, что здесь - жизнь, а там – как говорится, эхо войны, убили родных... Я понять хочу.

- Нет, это не злоба! У нее в этот момент радость бы­тия в каждой секунде... Она воплощает задание, кото­рое позволяет ей идти к смерти. К желанной смерти. При чем здесь другие люди? Она воспринимает их как суще­ств, которыми она владеет. Она уже вовсе не думает о том, кто прав, кто виноват.

- Это же мания... Интеллект-то тут при чем?

- Естественно, предсмертный транс - это мания. Но что такое мания, если отбросить моральные ярлыки? Это устремленность во что-то одно с игнорированием всего, что этому мешает.

- Ограниченность, то есть.

- Концентрированность. Великий писатель или уче­ный - это маньяк. Даже глупый человек в маниакальном состоянии так концентрирует остатки своего ума, что делает подчас необычайно умные вещи. А если он умный и маниакальный, то становится гением.

- Почему тогда общавшиеся с сексуальными мань­яками следователи и журналисты отмечали у них об­щую ограниченность и эмоциональную тупость?

- Я десятилетия изучал маньяков, а заодно и тех, кто с ними встречается. Так вот, скажу я вам: многие, кто с ни­ми встречался, просто смотрели на них как в зеркало, ви­дя свою собственную тупость. И ничего так и не поняли.

- То есть что: эти девушки с рюкзаками, набитыми взрывчаткой, - это не жертвы обстоятельств, а тита­ны мысли? И руководят ими не усталость и злоба, а интеллект и жажда неземных удовольствий предсмертного транса?

- Если вы хотите понять явление для того, чтобы его преодолеть, изжить, то не морочьте себе голову слова­ми о банальной злобе или ненависти. Эти человечес­кие эмоции остались в ее прошлой жизни. Она ведь уже вырвалась из ужаса, из отчаяния в ликование. Ко­нечно, человека, введенного в предсмертный транс, я бы сравнил с больным раком, только на психическом уровне. Нормальный человек в таком трансе не может находиться, с точки зрения медицины, он ненормаль­ный. Но... он находится в состоянии, близком к поня­тию счастья.

- «Не дай нам бог такого счастья». Это в народе не про шахидок, говорят?..

Комментариев нет :

Отправить комментарий