В научно-исследовательской работе серьезное внимание уделял эпидемиологическим методам и статистическим доказательствам. Был одним из инициаторов создания в Ленинграде специальной лаборатории "Автоматизированные системы в педиатрии". Силами этой лаборатории, руководимой профессором Е.В.Гублером, при участии профессора Э.К.Цыбулькина, разрабатывалась методология распознавания угрожающих состояний. По инициативе И.М.Воронцова были осуществлены многочисленные разработки дифференциально-диагностических и прогностических таблиц вычислительной диагностики.
С 1983 года, совместно с коллективом ОКБ БИМК под руководством В.М.Ахутина и В.В.Шаповалова, разрабатываются и создаются автоматизированные системы для массовых профилактических осмотров детей "АСПОН-Д", широко использовавшиеся в детских поликлиниках России. С 1978 по 1995 год, являясь главным педиатром Управления здравоохранения Ленинграда/Санкт-Петербурга, много сил уделял внедрению автоматизированных систем в практику ЛПУ города.
…Многогранность научной деятельности И.М. Воронцова и его школы была следствием его врачебной страстности, неспособности не откликнуться на запросы практического здравоохранения. Он изучал те проблемы, которые требовали изучения, которые нельзя было не изучать. Среди них необходимо упомянуть: закономерности физического развития детей с выработкой нормативных стандартов, лейкозы детского возраста, проблемы здоровья и пограничных состояний, информационных технологий в педиатрии. Главным направлением своей научной деятельности Игорь Михайлович всегда считал ревматологию детского возраста. Именно эта врачебная страстность, эта профессиональное подвижничество были и будут сущностью его влияния на молодежь и всех нас.
…Игорь Михайлович был истинным ученым-общественником с широким кругозором. Он был талантлив. Настоящие талантливые люди не ограничены только своей областью. Мысль великих врачей, философов, математиков свободна, движется в других сферах, бежит за пределы частных знаний. Игорь Михайлович Воронцов был тем ученым, который часто и страдал, и волновался, но он не отдавал этих великих минут страданий и волнений за миллионы невозмутимых филистерских благополучий.
Сотрудники Санкт-Петербургской государственной педиатрической медицинской академии.
(Дискуссионный Клуб Русского Медицинского Сервера)
Бостон, США
Сегодня мой пациент одет в зеленую майку с громадными буквами «ПИРС». Уже стихли торжества по случаю победы местной баскетбольной команды, но не стих его восторг перед новым кумиром, зарабатывающим миллионы ловким укладыванием резинового мячика в баскетбольную корзину. Ну, что ж, не всем же делать жизнь с товарища Дзержинского, можно и с господина Пирса, тем более что скульптуру первого с петлей на шее уже давно низвергли с постамента возле мрачного здания на Лубянке в Москве, а скульптуру второго собираются установить в зале баскетбольной славы в Спрингфилде, штат Массачусетс. Меняются времена, меняются идолы.
Сетования старшего поколения по таким случаям не всегда оправданы: наши тогдашние герои тоже не всегда жили с «чистыми руками» и «горячили сердцами». Хотя, конечно, это факт: ряд современных кумиров как-то сильно обмельчал. Не уверен я, что способность делать большие деньги успешным участием в гладиаторских поединках, истошными выкрикиваниями нецензурной брани под оглушительный бой барабанов или неуклюжим лицедейством, где выразительность лица заменена демонстрацией анатомических особенностей тела, - отражение богоизбранности индивидуума. Но вообще то - это дело вкуса, образования и воспитания. Одному импонирует Феличе Риварес из войничского «Овода», другому Пирс из бостонского «Селтикса», одному княгиня Волконская или Трубецкая, другому Парис Хилтон. Вид, конечно, разный, но род все-таки один. «Вкус вкусу не указчик, кому арбуз, а кому свиной хрящик».
Но посмотрите, может быть, и вокруг вас есть люди хоть чуточку более достойные, чем Пол Пирс, Пэрис Хилтон и даже, страшно подумать, Розеанна вместе с Опрой Винфри. Они, конечно, за всю жизнь не сделают столько денег, сколько упомянутые герои за час, но, может быть, они созидают нечто гораздо более важное. Человеческую жизнь. Для себя. А иногда и для других.
Никогда я не старался «сотворить себе кумиров». Возможно, потому что давно уяснил, что «стерильные белые халаты» не всегда гармонируют с цветом того, что они покрывают. И не так уж много вокруг меня оказалось людей, помимо родителей, реально повлиявших на мой жизненный путь.
Кроме Учителя.
Наверное, потому, что он никогда не влиял, не советовал, не поучал. А если и учил, так больше всего своей жизнью, которая, к несчастью, оборвалась больше года тому назад.
Отзвучали торжественные надгробные речи, запылились солидные медицинские журналы и пожелтели популярные газеты с заголовками об уходе из жизни Заслуженного Деятеля, Почетного Профессора, Выдающегося Клинициста, Главного Специалиста. «Если бы ему при жизни сказали столько радостных слов, он, наверное, еще бы долго прожил», - заметил на чьих-то похоронах Михаил Светлов.
…В последний раз я видел Учителя довольно давно, во время поездки в Россию. Он жил в новостройке, стандартно типовом блочном девятиэтажном доме, отличающемся от соседних только порастрескавшимся фасадом и сильно покореженными входными дверями в парадную. Он уже был явно болен и ходил по квартире очень осторожно, как бы опасаясь не упасть. Его мозг, однако, как всегда, работал в блистательном интеллектуально-энциклопедическом режиме. Рассказ о работе его института, кафедры, планах, проектах был настолько полон энтузиазма, что даже его внешний вид, явно поблекший от болячек и стрессов, вдруг приобрел баринообразную вальяжность, столь привычную мне с моего раннего детства.
- Может, стоит немного притормозить, - деликатно вставил я, услышав о полете планов, идей, проектов, вряд ли посильных даже всему медицинскому сообществу Большой восьмерки, - почему бы вам не остаться консультантом на кафедре и не продолжать работать дома?
- Да что ты, Борис Михайлович (так он с тайным сарказмом периодически звал меня со студенческой скамьи). - Если я о чем и думаю с ужасом, так это о пенсии, можно ведь и с голода помереть, - грустно заметил Выдающийся Клиницист, заслуживший несколько меньшую благодарность от человечества, чем Пол Пирс, сияющий на майке у моего пациента.
Учитель действительно никогда ловко не владел резиновым мячиком. Он вообще был совершенно не спортивен. Внешне всегда очень импозантно-красивый и вальяжный, он довольно рано стал полнеть. Походка была тяжеловата, да и голос тих и интеллигентно-сдержан. Как-то он сказал мне: «Громкий голос не слышат, к тихому прислушиваются». Это не мешало ему пользоваться бешеным успехом у представительниц прекрасного пола. Своих избранниц он менял с завидной регулярностью. Их он наделял не только узами Гименея, но часто и квартирой, которую обычно оставлял при разводе. Благо, его положение позволяло быстро получить новую.
Мои родители дружили со всеми женами Учителя, находя в каждой из них несомненные достоинства. Даже моя мама, воспитанная в весьма пуританской традиции и, разумеется, имея своих любимиц среди сонма его подруг, всегда была уверена, что его последний выбор - самый правильный и точный.
Я не помню, как Учитель появился в нашем доме. Мне было пять лет, и я хворал таинственной болезнью, которую почему-то не могло диагностировать созвездие профессоров, изучавших меня как в Кунсткамере. Неведомо откуда появившийся в доме 23-летний аспирант медицинского института быстро определил проблему и назначил эффективное лечение. В одночасье он превратился в семье в Звезду, Спасителя и Непререкаемый Авторитет. Родители смотрели на юное дарование с благоговением.
А он действительно был невероятно талантлив. За всю свою профессиональную жизнь я не видел врача, делающего рутинный осмотр больного столь артистично и продуманно. Это была не стандартная процедура клинического обследования. Это был театр одного актера с загадочным вступлением, отточенным до совершенства действом и, наконец, блестящей развязкой - диагнозом, о котором часто никто из зрителей и не помышлял.
…Возникшие отношения быстро переросли в дружбу, несмотря на весьма солидную разницу в возрасте между Учителем и моими родителями. Возможно, в связи с полной несхожестью характеров, мой отец тоже вызывал у него глубокую симпатию. Обладая невероятной работоспособностью, амбициозностью и целеустремленностью, Учитель с нежной снисходительностью смотрел на моего совершенно лишенного карьерных амбиций отца, всегда уверявшего, что только лень - истинный двигатель прогресса, и говорил мне в моем гораздо более зрелом возрасте: «Эх, если бы у меня были мозги твоего отца!»
Он скромничал. А поскольку его блистательный интеллект сочетался с невероятной способностью к работе и желанием преуспеть, результаты не замедлили сказаться. Уже в 37 лет он становится доктором наук и заведующим клинической кафедрой медицинского института – случай, по-моему, небывалый в истории советской медицины. Монографии, бессчетные статьи, блестящие лекции, нескончаемые больные, мантии почетных профессоров Эдинбургского, Упсальского, других университетов.
Все это будет потом, в будущем.
А тогда Учитель нередко принадлежал только мне. Особенно по дням моего рождения. Ребенком я с затаенным дыханием ждал в те дни его появления, поскольку знал, что его подарок всегда будет самым лучшим и интересным. Увы, жизнь разбросала многие мои детские реликвии. Где ваш гигантский парусник, Учитель, всегда стоявший у меня дома на верхней полке стеллажей среди томов каких-то энциклопедий? А игра в футбол, предел вожделения всех моих одноклассников из 6-го «а», где она?..
А когда я приходил в вашу квартиру и по длиннющему коридору следовал в кабинет, где на столе уютно возлежала большая рыжая кошка, вы ставили мне пластинки из своей невероятной фонотеки. Я даже помню вашу любимую - с «Песнью о Земле» Малера.
Он находил время для увлечений, казалось бы, никак не совместимых с медициной. Энтузиазм моего отца по передаче мне своего неповторимого владения электроникой быстро истощился, когда он увидел мою драматическую несостоятельность даже при приближении к любому электронному изделию. Тогда отец направил свой педагогический пыл на Учителя, и вскоре они вместе паяли некие диковинные радиосхемы под всепоглощающую вонь канифоли, олова и каких-то сплавов. Никогда не видел Учителя более счастливым, чем когда он поймал радиосигнал с какой-то антарктической экспедиции, уже будучи опытным коротковолновиком-любителем. А его любовь к книгам, живописи? При всей его безграничной занятости это была его естественная среда, вне которой он не мог существовать.
Нет, он никогда не был ни святым, ни безгрешным. Огромные амбиции и талант в сочетании с необходимостью жить под стальным крылом Софьи Власьевны никогда не были лучшей комбинацией для проявления гражданского мужества и нравственной чистоты. Учитель не был исключением. С годами воспитанная жизнью осторожность и предусмотрительность иногда перерастали в нерешительность, граничащую с малодушием. Присущая внутренняя нравственность могла эрозировать под воздействием жестоких социальных обстоятельств. Учитель никогда не был бойцом, да и не стремился к этому.
Он не жил ради будущих литых монументов, не очень верил ни в горячие сердца, ни в холодные головы и тем более не мыслил себя в качестве образца для подражания.
Но памятник себе он воздвиг. Самый прочный и стойкий. И никакая петля никогда не своротит его монумента, где бы он ни находился. Потому что это памятник из тысяч жизней. Тысяч спасенных ребятишек.
Мой пациент в зеленой майке с громадными буквами «ПИРС» хорошо играет в резиновый мячик. Он хочет уже с юности зарабатывать большие деньги, завоевать признание ревущей толпы и любовь сотен фанатичных болельщиц. Он считает, что выбрал единственно правильный для себя путь. Он приятный малый, и я искренне желаю ему исполнения всех его мечтаний. Он - мой пациент, и я стеснюсь его спросить: «И это - все?..»
Накануне юбилея Учителя я послал ему письмо, где, помимо подобающих случаю поздравлений, кратко признался, как много он значил для меня в моей жизни. Я забыл об этом письме, и только много позднее получил от него ответ, где он, в частности, писал: «Может быть, только через много лет ты по-настоящему поймешь, что для меня значили твои слова. Спасибо тебе от всего сердца, мой мальчик. Я помню каждую минуту, что я провел с твоей семьей. Тебе несказанно повезло иметь таких родителей. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив». Это письмо он написал мне незадолго до своей смерти.
Бывает трудно быть счастливым. Но я стараюсь. Я очень стараюсь. Для себя. И для Вас, мой Учитель, Игорь Михайлович Воронцов.
Комментариев нет :
Отправить комментарий