11 июля исполнилось 80 лет Феликсу Кривину – на редкость самобытному писателю, в сочинениях которого удивительно, но самым естественным образом сочетаются юмор и фантастика, ирония и иносказание. Жанры его произведений – от афоризма до повести. Но есть в его арсенале и его собственный, уникальный жанр, не имеющий в литературоведении определения. Сам автор называет эти «штучки» полусказками. С них читающая Россия (точнее, Советский Союз) узнала и полюбила писателя. Их мы и помещаем ныне в «Улыбке». Не потому что утверждаем, что это лучшее у Кривина (у него столько всякого хорошего!), а потому что это классика жанра. Книжка «Карманная школа» вышла в Ужгороде в 1962 году (в Москве тогда же издали его сборник «В стране вещей»). Много ли мы знаем сочинений, родившихся в тот год и до сего дня пользующихся читательской любовью?.. «Карманная школа» - из них.
Я родился в счастливом 1928 году. Если сумма двух левых цифр равна сумме двух правых, год считается счастливым. И в свидетельстве о смерти, выданном мне при рождении, смерть была зачеркнута, а вместо нее вписано, что я родился. Вторично вряд ли так повезет.
Счастливым было и место, где я родился: порт отправления был действительно порт – Мариуполь Донецкой области.
После гибели отца, который не выплыл из Черного моря, мы переехали в Одессу, и я все надеялся, что отец выплывет. Год был несчастливый – 1933-й, из него многие не выплыли, даже на суше.
В следующем счастливом году(1+9+3+7) о моем отце говорили, что он счастливо отделался. Такой это оказался счастливый год.
Война застала меня в придунайском городе Измаиле – третьем порту, после Мариуполя и Одессы. Он тоже оказался портом отправления, но такого, что хуже не придумаешь. Эвакуация – отправление в неизвестность, о котором известно лишь то, что нас там не ждут. Но в конце пути мы смогли остановиться, расположиться, а я даже пошел в школу и окончил 6-й класс.
По возвращении в Измаил в 1945 г. я наконец использовал этот порт по назначению: отправился в плавание на самоходной барже «Эдельвейс» в качестве ученика, а потом моториста Дунайского пароходства.
Третий счастливый год был послевоенный(1+9+4+6).Сойдя на берег, я работал ночным корректором в газете «Придунайская правда». А чуть позже там же литературным работником и еще позже радиожурналистом Измаильского областного радиокомитета. Вечерами ходил в школу, которая так и называлась – вечерняя. В самом начале этого года в газете были впервые напечатаны мои стихи.
Потом я учился в Киевском пединституте (факультет языка и литературы – русский отдел), а по окончании в 1951 г. был направлен учителем в исходный порт Мариуполь, вместе с еще одной студенткой, которая стала моей женой. Она была киевлянка и, конечно, скучала по Киеву, но вернуться туда мы смогли только через три года, отработав положенный срок.
Киев меня не узнал. Он не хотел никуда принимать меня на работу. И в год все той же ни в чем неповинной Лошади я оказался безработным. Но за годом Лошади наступил счастливый 1955 год. Год счастливого Козла отпущения из Киева в Ужгород на издательскую работу. Там проработал редактором Закарпатского областного издательства с 1955 по 1964 г. За это время успел стать членом Союза писателей Украины в 1962 г. Когда имеешь работу, можно оглядеться, посмотреть по сторонам. Я посмотрел и увидел сказочный рай. Но, как бывает в жизни, было много и такого, что сказки было рано писать, и я стал писать полусказки. В Москве вышла книга «В стране вещей», в Ужгороде – «Карманная школа». О следующем счастливом, 1973-м, могу сказать, что я счастливо отделался – после того как пустили под нож книгу «Подражание театру». В этом по тем временам не было ничего страшного. В 1990 г. – лауреат республиканской премии имени В.Г.Короленко – за год до счастливого 1991 г. и такое бывает.
В 1998 г. уехал на ПМЖ в Израиль. Живу в Беер-Шеве, зарабатываю на жизнь пенсией и нечастыми выступлениями перед зрителями. Член союза русскоязычных писателей Израиля.
И вот я оглядываюсь на прожитую жизнь. Хорошая была жизнь, хотя и не всегда пригодная для жизни. Счастливая жизнь – это бочка меда, в которую непременно должна быть добавлена ложка дегтя, для остроты, но случается, что их перепутывают и в бочку дегтя кладут ложку меда.
Но беспокоит меня одно – 1991 г. был последним счастливым годом в прошедшем столетии, а в XXI их будет только три. В ХХ было девять – и то не медовый был век, а если всего три счастливых года – как же тогда жить нашим потомкам?
Хорошо, что не все зависит от суммы цифр и содержимого бочки и ложки. Люди будут жить, общаться, смеяться, а значит, все будет хорошо.
Феликс КРИВИН
Я родился в счастливом 1928 году. Если сумма двух левых цифр равна сумме двух правых, год считается счастливым. И в свидетельстве о смерти, выданном мне при рождении, смерть была зачеркнута, а вместо нее вписано, что я родился. Вторично вряд ли так повезет.
Счастливым было и место, где я родился: порт отправления был действительно порт – Мариуполь Донецкой области.
После гибели отца, который не выплыл из Черного моря, мы переехали в Одессу, и я все надеялся, что отец выплывет. Год был несчастливый – 1933-й, из него многие не выплыли, даже на суше.
В следующем счастливом году(1+9+3+7) о моем отце говорили, что он счастливо отделался. Такой это оказался счастливый год.
Война застала меня в придунайском городе Измаиле – третьем порту, после Мариуполя и Одессы. Он тоже оказался портом отправления, но такого, что хуже не придумаешь. Эвакуация – отправление в неизвестность, о котором известно лишь то, что нас там не ждут. Но в конце пути мы смогли остановиться, расположиться, а я даже пошел в школу и окончил 6-й класс.
По возвращении в Измаил в 1945 г. я наконец использовал этот порт по назначению: отправился в плавание на самоходной барже «Эдельвейс» в качестве ученика, а потом моториста Дунайского пароходства.
Третий счастливый год был послевоенный(1+9+4+6).Сойдя на берег, я работал ночным корректором в газете «Придунайская правда». А чуть позже там же литературным работником и еще позже радиожурналистом Измаильского областного радиокомитета. Вечерами ходил в школу, которая так и называлась – вечерняя. В самом начале этого года в газете были впервые напечатаны мои стихи.
Потом я учился в Киевском пединституте (факультет языка и литературы – русский отдел), а по окончании в 1951 г. был направлен учителем в исходный порт Мариуполь, вместе с еще одной студенткой, которая стала моей женой. Она была киевлянка и, конечно, скучала по Киеву, но вернуться туда мы смогли только через три года, отработав положенный срок.
Киев меня не узнал. Он не хотел никуда принимать меня на работу. И в год все той же ни в чем неповинной Лошади я оказался безработным. Но за годом Лошади наступил счастливый 1955 год. Год счастливого Козла отпущения из Киева в Ужгород на издательскую работу. Там проработал редактором Закарпатского областного издательства с 1955 по 1964 г. За это время успел стать членом Союза писателей Украины в 1962 г. Когда имеешь работу, можно оглядеться, посмотреть по сторонам. Я посмотрел и увидел сказочный рай. Но, как бывает в жизни, было много и такого, что сказки было рано писать, и я стал писать полусказки. В Москве вышла книга «В стране вещей», в Ужгороде – «Карманная школа». О следующем счастливом, 1973-м, могу сказать, что я счастливо отделался – после того как пустили под нож книгу «Подражание театру». В этом по тем временам не было ничего страшного. В 1990 г. – лауреат республиканской премии имени В.Г.Короленко – за год до счастливого 1991 г. и такое бывает.
В 1998 г. уехал на ПМЖ в Израиль. Живу в Беер-Шеве, зарабатываю на жизнь пенсией и нечастыми выступлениями перед зрителями. Член союза русскоязычных писателей Израиля.
И вот я оглядываюсь на прожитую жизнь. Хорошая была жизнь, хотя и не всегда пригодная для жизни. Счастливая жизнь – это бочка меда, в которую непременно должна быть добавлена ложка дегтя, для остроты, но случается, что их перепутывают и в бочку дегтя кладут ложку меда.
Но беспокоит меня одно – 1991 г. был последним счастливым годом в прошедшем столетии, а в XXI их будет только три. В ХХ было девять – и то не медовый был век, а если всего три счастливых года – как же тогда жить нашим потомкам?
Хорошо, что не все зависит от суммы цифр и содержимого бочки и ложки. Люди будут жить, общаться, смеяться, а значит, все будет хорошо.
Феликс КРИВИН
Мягкий Знак давно и безнадежно влюблен в букву Ш. Он ходит за ней, как тень, из слова в слово, — но все напрасно. Буква Ш терпеть не может букв, от которых никогда не добьешься ни звука.
А Мягкий Знак именно таков. Он робок, застенчив, не пытается выделиться в строчке, занять в слове первое место. Он настолько тих и незаметен, что даже в контрольных диктантах нередко забывают о нем.
Другим буквам, которым приходится близко встречаться с Мягким Знаком, нравятся эти его качества. Многие из них даже сами смягчаются от его соседства.
Не смягчается только буква Ш, несмотря на все старания Мягкого Знака. Она по-прежнему тверда и так шипит, что Мягкий Знак буквально теряет самообладание. Но он ничего не может с собой поделать и всякий раз снова становится рядом с буквой Ш — в глаголе второго лица или в существительном третьего склонения.
Когда это кончится — трудно сказать. У Мягкого Знака слишком мягкий характер, и он не в силах противиться строгим законам грамматики, которая одна распоряжается всем, что написано на бумаге, — от маленькой Запятой до самого Твердого Знака.
СЛУЖЕБНЫЕ СЛОВА
Были же сомнения, были же мечты, но были же и надежды, что сомнения развеются, а мечты — осуществятся! Были же...
БЫ, ЛИ, ЖЕ... Три маленькие частицы, в которых все это выразилось с наибольшей силой.
Это не просто служебные слова. Их нельзя смешивать с какими-то КОЕ- или -НИБУДЬ, которые примазываются к членам предложения, держатся за них своей черточкой.
Частицы БЫ, ЛИ, ЖЕ не таковы. Несмотря на свое служебное положение, они вполне самостоятельны и пишутся отдельно от других слов — это нужно всегда твердо помнить!
Каждая из них занята своим делом в предложении, старается подчеркнуть главную мысль, чтобы она всем стала понятной. А в неслужебное время... О, о чем только не говорят служебные слова в неслужебное время! Этого вы никогда не прочтете в их тексте.
- Если бы у меня было не две, а хотя бы три буквы, — говорит частица БЫ, — я бы такое сказала!
Ах, эта частица БЫ, какая она мечтательница! Вечно ей хочется того, чего нет.
- Вряд ли, — возражает ей частица ЛИ, верная своей привычке во всем сомневаться. — Да и нужна ли тебе лишняя буква?
- Это же пустой разговор, — останавливает их частица ЖЕ, привыкшая реально смотреть на вещи. — Тебе же вполне хватает двух букв — больше тебе не положено по правописанию.
Но частицу БЫ трудно остановить.
- Если бы я была Подлежащим, — вдруг заявляет она, — я бы навела порядок в этом тексте.
- Ой ли! — сомневается частица ЛИ. — Тебе ли наводить в тексте порядок?
- Да перестаньте же! — опять прерывает их частица ЖЕ. — У нас же и так порядок. Этот порядок установлен грамматикой.
Так спорят в свободное время эти частицы. Хотя все они — служебные слова, но у каждой свой характер, поэтому ведут они себя в тексте по-разному.
БЫ — мечтает.
ЛИ — сомневается.
ЖЕ — утверждает.
И попробуйте прожить хоть без одной из этих частиц! Не проживете!
Попробуйте ни в чем не сомневаться.
Попробуйте ничего не утверждать.
Попробуйте ни о чем не мечтать.
Сможете прожить?
Не сможете!
ПОЛУГЛАСНЫЙ
…А было это вот как.
Собрались гласные буквы и стали распределять между собой обязанности. Букве О достался широкий, открытый звук; букве И — тонкий, короткий; букве У — трубный, протяжный. Остальные гласные тоже получили по звуку.
Один Йот стоял в стороне. «Для чего мне звуки? — размышлял он, слушая, как гласные совещаются. — Лучше жить тихо, безгласно. Это всегда спокойнее».
Спохватились гласные, что Йоту никакого звука не досталось. А ведь он тоже имеет какой-то голос. Что делать?
- Знаешь, что? — говорят ему. — Сходи-ка ты к согласным. У них звуков больше, может, и на твою долю хватит.
Подумал Йот, зевнул. Потом еще зевнул и еще подумал.
- А мне, — говорит, — эти звуки вроде и ни к чему. У меня своих нагрузок хватает.
- Как же ты будешь жить без звука? — недоумевают гласные.
- А что, разве нельзя?
- Может, и можно, да неудобно как-то. Лучше ты все-таки сходи к согласным, авось что-нибудь и достанется.
Поколебался Йот, поколебался, а потом смекнул, что у согласных поменьше работы будет, да и голоса особого не требуется, и говорит:
- Я согласный!
- Какой тебе звук? — спрашивают у него согласные. — Заднеязычный, переднеязычный или, может, шипящий?
Стоит Йот, раздумывает.
Взять заднеязычный—так кому охота быть сзади? Переднеязычный взять — тоже хорошего мало: передним всегда больше всего попадает. А шипящий взять — будешь шипеть, наживешь врагов. Нет, лучше уж ничего не брать.
Так йот решил и сказал:
- Все эти звуки мне ни к чему. Я не согласный.
Ну, не согласный, так не согласный, — решили согласные буквы. Насильно быть согласным не заставишь.
- До свиданья, — говорят, — коли так. Ищи себе работу по нраву.
Без работы в алфавите не проживешь. Время ятей да ижиц, которые за счет чужих звуков жили, давно прошло. Ходит Йот, ищет, где бы пристроиться. А кто его возьмет? Он и не гласный, и не согласный, нет у Йота определенной профессии.
С трудом перебивается йот на подсобных работах. Там слог замкнет, там гласному А поможет в Я превратиться, а чтоб постоянное что-нибудь, самостоятельное — этого нет.
Трудно Йоту, хоть криком кричи. Может, он и кричит, да разве его услышишь? Очень слабенький голос у Полугласного...
УДАРНЫЕ И БЕЗУДАРНЫЕ
- А, здравствуйте!
- Извините, я не А, я О.
- О, значит, тезка! А голос у тебя — совсем, как у А.
- Стань на мое место, тогда посмотрим, какой у тебя будет голос.
- Что же у тебя за место такое?
- Периферия. Ты вот в центре, тебе — все внимание, а обо мне — кто помнит?
Разговор происходит в слове между двумя гласными: Ударным О и О Безударным.
- Конечно, — жалуется Безударный, — слог у меня не тот. В твоем положении легко звучать. Я бы на твоем месте еще не так зазвучал!
- Так ведь я — под ударением, — напоминает Ударный. — Стань под ударение — и звучи. Кто тебе мешает?
Безударный произносит какой-то звук, больше напоминающий А, чем О, и умолкает.
- Ну, как, станешь? — продолжает Ударный. — Будет у тебя хороший слог, никто тебя больше с А не спутает.
Безударный не отвечает.
- Так договорились? — не унимается Ударный. — Ты станешь ударным, я — безударным...
Молчит Безударный. Хмурится. Ему не хочется отвечать. Ему не хочется меняться. Кому охота ставить себя под удар?
НОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ
Пришла РАБОТА к ЧЕЛОВЕКУ и говорит:
- Я пришла к тебе как Существительное к Существительному. Хотя значение у нас разное, но грамматически мы довольно близки, поэтому я рассчитываю на твою помощь
- Ладно, — сказал ЧЕЛОВЕК, — можешь не распространяться. Выкладывай, что там у тебя.
- Есть у меня сынок, — говорит РАБОТА, — способный, дельный парнишка. Не хотелось бы, чтобы он, как мать, остался неодушевленным.
- Какая ж ты неодушевленная? — возразил ЧЕЛОВЕК. — Разве может быть неодушевленной работа?
- Ты забываешь, что мы не в жизни, а только в грамматике. А в грамматике много несоответствий. Здесь «жареный цыпленок» — одушевленный, а «стадо коров» — неодушевленное...
- Да, да, прости, я совсем забыл, — согласился ЧЕЛОВЕК.
- Так вот, я и подумала — не возьмешь ли ты моего сынка на выучку? Поработает у тебя Прилагательным, в Существительные выйдет, а там, глядишь, воодушевится...
- А как зовут сынка-то?
- РАБОЧИЙ.
- Ну, что ж, имя подходящее. Пусть выходит завтра на работу.
И вот появился в тексте рядом со словом ЧЕЛОВЕК его ученик — РАБОЧИЙ.
РАБОЧИЙ ЧЕЛОВЕК... Очень хорошее сочетание.
- Ты следи за мной, — говорит ЧЕЛОВЕК ученику. — Во всем со мной согласуйся... Пока ты — Прилагательное, это необходимо.
Старается ученик, согласуется. А ЧЕЛОВЕК его поучает:
- Существительным, брат, стать не просто. В особенности одушевленным. Здесь не только род, число, падеж усвоить нужно. Главное — значение. Вот знаешь ты, что значит—ЧЕЛОВЕК?
- Откуда мне знать?.. — вздыхает ученик. — Я ж еще не учился.
Но со временем он разобрался во всем. Верно говорила РАБОТА, что у нее способный, дельный сынок.
Увидев, что ученик усвоил его науку, ЧЕЛОВЕК сказал ему:
- Ну, вот и стал ты одушевленным Существительным, как говорят, вышел в люди. Теперь можешь работать самостоятельно — каждому будет ясно твое значение.
Так появилось в тексте новое Существительное.
РАБОЧИЙ...
Это не просто мужской род, единственное число, именительный падеж. Тут, как говорил ЧЕЛОВЕК, значение — самое главное.
ЧЕРТОЧКА
Маленькая Черточка знала свое дело. Она с большим искусством разделяла самые сложные слова, присоединяла нераспространенные приложения, даже принимала участие в образовании некоторых частей речи. Чего только не перенесла Черточка на своем веку — и ни разу не нарушила правил переноса.
Все очень любили Черточку за ее скромность, непритязательность, а главное — за то, что она всегда появлялась там, где в ней ощущалась необходимость.
- Большое спасибо! — говорили ей Сложные Слова.
- Тебе не тесно? — осведомлялось у Черточки Нераспространенное Приложение, слишком близко подойдя к Определяемому Слову.
- До свиданья, Черточка, до скорой встречи! — прощался с нею Слог, переносимый в другую строчку.
И Черточка отвечала:
- Пожалуйста, мне совсем не тесно, до свиданья, я буду рада с вами встретиться!
Но не бывает же так, чтобы хороший работник долго оставался на своем месте. Однажды Черточку вызвали и сказали:
- Думаем перевести вас на место Тире. Там — больше простора, сможете развернуться...
- Но я не справлюсь, — замялась Черточка.
- Ничего, справитесь. В случае чего — поможем.
И поставили Черточку на место Тире — между двумя Дополнениями. А Дополнения эти как раз противопоставляли себя друг другу и поэтому держались на некотором расстоянии. Пока между ними стояло Тире, это им удавалось, но когда появилась Черточка, она первым делом постаралась их сблизить.
Что тут началось!
- Отодвиньтесь! — кричало первое Дополнение своему соседу. — Между нами не может быть ничего общего!
- Сами отодвиньтесь! — парировало второе Дополнение. — Я вас и видеть не желаю!
- Остановитесь, остановитесь! — умоляла их Черточка. — Не нужно ссориться!
Но ее прижали, и больше она ничего не могла сказать.
А Дополнения так разошлись, что на них обратило внимание само Сказуемое, у которого они находились в непосредственном подчинении.
- Прекратите безобразничать! — прикрикнуло на них Сказуемое. — Что тут между вами происходит?
Дополнения сразу притихли. Они понимали, что со Сказуемым шутить не приходится.
- Между нами... — заикнулось первое Дополнение.
- Между нами... — заикнулось за ним второе.
- Ну говорите же!
- Между нами какая-то Черточка...
- А должно быть Тире.
Только теперь Сказуемое заметило Черточку.
- Как вы сюда попали? — строго спросило Сказуемое.
- Я здесь работаю. Меня сюда перевели, чтобы я развернулась...
- Вы не можете здесь развернуться, — объяснило Сказуемое. — У вас для этого нет данных.
- У меня нет данных? — обиделась Черточка. — Посмотрели бы вы, какие я слова соединяла!
- Не знаю, что вы там соединяли, — сказало Сказуемое, которому уже начал надоедать этот разговор, — но здесь вы не на месте. Это явная ошибка.
- Вы так считаете? — пренебрежительно бросила Черточка. — Ну, что ж, можете оставаться при своем мнении. Во всяком случае, я отсюда никуда не уйду.
- Еще как уйдете! Снимем! Вычеркнем!
Шумит Черточка, скандалит, не поймешь, что с ней произошло. Такая была скромная Черточка, такая воспитанная, и с работой справлялась неплохо, — а вот повысили ее, назначили на место Тире...
Да, конечно, это была ошибка.
ВОСКЛИЦАНИЕ
Повстречались на листе бумаги Ноль с Восклицательным Знаком. Познакомились, разговорились.
- У меня большие неприятности, — сказал Ноль. — Я потерял свою палочку. Представляете мое положение: Ноль — и без палочки.
- Ах! — воскликнул Восклицательный Знак. — Это ужасно!
- Мне очень трудно, — продолжал Ноль. — У меня такая умственная работа... При моем научном и жизненном багаже без палочки никак не обойтись.
- Ох! — воскликнул Восклицательный Знак. — Это действительно ужасно!
- И как я появлюсь в обществе? Со мною просто не станут считаться...
- Эх! — воскликнул Восклицательный Знак и больше не нашел, что воскликнуть.
- Вы меня понимаете, — сказал Ноль. — Вы первый, кто отнесся ко мне с настоящим чувством. И знаете, что я подумал? Давайте работать вместе. У вас и палочка внушительнее, чем моя прежняя, да и точка есть — про всякий случай.
- Ах! — воскликнул Восклицательный Знак. — Это чудесно!
- Мы с вами прекрасно сработаемся, — продолжал Ноль. — У меня содержание, у вас — чувство. Что может быть лучше?
- Эх! — еще больше обрадовался Восклицательный Знак. — Это действительно чудесно!
И они стали работать вместе. Получилась удивительная пара, и теперь, кто ни встретит на бумаге Ноль с Восклицательным Знаком, обязательно воскликнет:
- О!
А больше — ничего не скажет. Разумеется, если на бумаге больше ничего не написано.
ВВОДНОЕ СЛОВО
Слово ГОВОРЯТ как-то выделяется в предложении. Другие слова не имеют ни одной запятой, а ему положены целых две. И каждому понятно, что это — вполне заслуженно.
Слово ГОВОРЯТ издавна славится своими познаниями. О чем его ни спроси — все ему известно, оно охотно отвечает на любые вопросы.
Вас интересует, какая завтра погода? Спросите у слова ГОВОРЯТ, оно вам ответит точно и определенно:
- Говорят, будет дождь.
Хотите знать, хороша ли вышедшая на экраны кинокартина? И здесь к вашим услугам это замечательное слово:
- Ничего, говорят, смотреть можно.
Все знает слово ГОВОРЯТ, хотя само не является даже членом предложения. Неизвестно, почему его до сих пор не принимают. Может быть, потому, что главные места заняты Подлежащим и Сказуемым, а предлагать такому слову какое-нибудь второстепенное место просто неудобно.
Но и не являясь членом предложения, слово ГОВОРЯТ, как вы уже убедились, прекрасно справляется со своими обязанностями. Правда, частенько оно ошибается, иногда любит приврать, но его за это никто не осуждает: ведь оно всего-навсего вводное слово!
СКОБКИ
В конце предложения появился Вопросительный Знак. Но не успел он прочно занять свое место, как его окружили две Скобки.
- Не спрашивайте, не спрашивайте! — затараторили Скобки, сгибаясь дугой, что, конечно, должно было свидетельствовать об их глубоком уважении к Вопросительному Знаку.
- Почему же не спрашивать? — удивился Вопросительный Знак. — А если мне непонятно?
- А кому понятно? — спросили Скобки, но, тут же спохватившись, что они изменили своему правилу не спрашивать, сами ответили на свой вопрос: — Никому непонятно. Но никто не заявляет об этом публично.
- Я привык прямо ставить вопрос, если мне что-нибудь непонятно, — сказал Вопросительный Знак.
- Глупости! — возразили Скобки. — Мы знаем целые слова, которые легко могли бы стать членами предложения и прямо высказывать свое мнение. Но они на это не идут. Они становятся в скобки и так, между прочим, с места подают реплики.
- А как же быть мне? Ведь я должен задать вопрос...
- И задавайте себе на здоровье! Только проявляйте в этом вопросе больше сдержанности, больше достоинства. Вместо того, чтобы прямо спросить, — выразите сомнение. Тогда никто не подумает, что вы чего-то не знаете, а, наоборот, будут считать, что вы знаете больше других. Так всегда думают о тех, кто выражает сомнение.
Вопросительный Знак очень внимательно выслушал эти слова, но, очевидно, все же не сумел их как следует усвоить. Появляясь в тексте, он по-прежнему прямо ставит вопрос, нисколько не заботясь о том, что его обвинят в невежестве.
И только появляясь в тексте в окружении Скобок, Вопросительный Знак ведет себя иначе. То ли он дорожит их мнением, то ли просто жалеет эти Скобки, которые так почтительно склоняются к нему, — во всяком случае, в их окружении Вопросительный Знак не задает вопросов.
Он только выражает сомнение, — и это, действительно, выглядит гораздо солидней, достойней и даже мудрей (?).
БЕГЛОЕ Е
Вызвали Е из алфавита.
- Ну, как у вас там?
- Полный порядок. Все на местах, каждый работает над своей темой.
- А над какой темой вы работаете?
- «Некоторые проблемы шестого места как места, находящегося между пятым и седьмым». Тема трудная но интересная.
- Придется вам на время ее оставить. Думаем направить вас в текст. Узнаете хоть живое слово, а то застоялись в своем алфавите.
- А в какое слово меня посылают?
- Слово хорошее — ДЕНЬ. Бодрое слово, светлое. И не очень сложное: всего один слог. Так что справитесь.
- Вы думаете?
- Конечно, справитесь. Вы там будете единственным гласным, и решающий голос будет ваш. Главное — хорошо организовать работу.
Е пробует возражать, ему не хочется расставаться с алфавитом, с «Некоторыми проблемами шестого места...», но — что поделаешь! Приходится отправляться в текст.
В слове ДЕНЬ Е стоит на видном месте, ему удобно, спокойно, — совсем, как в алфавите.
Но вот слово начинает склоняться: ДНЯ, ДНЮ...
В чем дело? Куда девалось Е?
Нет его, оно сбежало. Испугалось косвенного падежа.
Вот какое это Е, всю жизнь проведшее в алфавите. В трудную минуту на него не рассчитывайте.
ЧАСТИЦЫ И СОЮЗЫ
БЫЛО.
В предложении это — единственное слово, которое состоит из двух слогов. БЫ и ЛО. Дружные слоги, тесно спаянные. Недаром в предложении им все завидуют.
Частица ЖЕ, стоящая неподалеку от них, особенно пристально наблюдала за этой счастливой парой. Однажды она сказала своему соседу — местоимению ТО:
- Я давно знаю эту частицу БЫ. Мы в грамматике стояли в одном параграфе. И вот — она уже устроила свою жизнь...
- То-то! — ответило ТО. — Не надо зевать. Я вот сколько времени стою возле вас, а вы — ноль внимания. Будто я и не местоимение, а так — ни то ни се.
Частица ЖЕ придвинулась к нему поближе и сказала:
- Вы не обижайтесь. Просто я раньше не думала об этом. Пока не увидела эту БЫ. Она всегда была такой нерешительной, только и знала, что строила разные планы, и вот — подумайте!
- Чего там думать! — небрежно заметило ТО. — Надо действовать.
- А как действовать? — спросила ЖЕ, прекрасно понимая, о чем идет речь.
- Известно как — соединиться!
Частице ЖЕ неудобно было сразу ответить согласием, и, пользуясь ее молчанием, ТО продолжало:
- Не забывайте, что я — местоимение, я в любую минуту могу занять место существительного!.. А с вами мы составим прекрасный союз...
Частица ЖЕ придвинулась еще чуточку ближе, но — молчала.
- ТОЖЕ, — мечтательно произнесло ТО. — Чем плохой союз? Пишется слитно, даже не через черточку.
Дольше крепиться ЖЕ не могла.
- Я согласна! — закричала она, бросаясь к местоимению и забывая при этом не только грамматические правила, но и простейшие правила приличия. — Давайте соединяться! Ну скорее же, скорее!
Так в предложении появилась еще одна пара.
Поначалу этот союз был счастливым, хотя ТО очень скоро поняло, что теперь ему уже никогда не занять места существительного. Частица ЖЕ была этому явной помехой. Но ТО с удовольствием отказалось от своих честолюбивых планов, принеся их в жертву тихим семейным радостям. Что же касается его подруги, то о ней нечего и говорить.
- Вот теперь и мы ТОЖЕ! — заявляла она при каждом удобном случае, независимо поглядывая на слово БЫЛО.
Но счастью этому скоро пришел конец.
Дело в том, что после образования нового союза в предложении явно что-то нарушилось. Виной этому было слово ЧТО, которое стояло совсем рядом с ЖЕ, если не считать разделявшую их незначительную Запятую.
Теперь слово ЧТО оказалось единственным свободным словом во всем предложении. И ему, естественно, захотелось с кем-нибудь соединиться.
Сначала оно попыталось перетянуть к себе частицу БЫ. Но БЫ оказалась не частицей, а самым настоящим корнем слова.
- Если бы не ЛО, — отвечала она, — тогда другое дело. Я-то и в частицах не пропаду, а оно без меня — что значит?
- Но я хочу, чтобы...
- Нет, ЧТОБЫ — меня не устраивает. У ЛО я, как видите, на первом месте, а у вас буду только на втором. И, кроме того, учтите, что БЫЛО — все-таки глагол, а не какой-нибудь союз ЧТОБЫ.
Что поделаешь? Пришлось отвергнутому ЧТО обратить свои взоры в другую сторону. Здесь его выслушали гораздо внимательнее. Частица ЖЕ сразу прикинула, что ЧТО — то же ТО, только с лишней буквой, и потянулась к своему соседу. Ее даже не смутила Запятая, которая все еще стояла между ними.
Узнав об измене, ТО сразу отделилось от частицы ЖЕ и вспомнило о том, что оно — местоимение. Оно уже подыскивало в соседних строчках существительное, которое можно было бы заменить, и даже не вспоминало о своей бывшей частице.
А частица ЖЕ — только обрадовалась этому. Она тянулась к своему соседу и настойчиво шептала ему:
- Ну, теперь я свободна, теперь мы можем соединиться! Ну, что же ты?
- Я бы радо, — отвечало ей ЧТО, — да тут, видишь ли, Запятая...
Так и не удалось им соединиться. И осталось в предложении —
ТО ЖЕ, ЧТО БЫЛО.
ТРИ ТОЧКИ
Сошлись три точки, разговорились.
- Как жизнь? Что нового?
- Да ничего.
- Все стоишь в конце предложения?
- В конце.
- И я в конце.
- И я...
- Как это несправедливо! — говорит Первая Точка. — О нас вспоминают лишь тогда, когда предложение уже закончено. И мы ничего не успеваем сказать.
- Да, — соглашается Вторая Точка. — Так хочется попасть в незаконченное предложение, по-настоящему выразить себя...
- Не пустят, — сомневается Первая Точка. — Посчитают ошибкой и вычеркнут. Я это дело знаю.
- А что, если нам всем вместе попробовать? — предлагает Третья Точка. — В отдельности каждая из нас, может, и немного значит, а втроем...
- И правда, попробуем?
- Коллектив — большая сила, это всюду написано.
- Только бы найти подходящее предложение...
Точки настораживаются и начинают следить за текстом. Это — законченное, это — законченное... Вот!
Точки бросаются в незаконченное предложение и, как ни в чем не бывало, становятся за последним словом.
Очередное Слово, которое уже готово было сорваться с пера, чтобы занять свое место в предложении, вдруг замечает Точку.
- Откуда вы взялись? Вы здесь не стояли!
- Нет, стояла! — заявляет Третья Точка.
- Вы не могли здесь стоять!
- Не скандальте, пожалуйста! — вмешивается в разговор Вторая Точка. — Она стоит лично за мной, а вот вас я что-то не видела.
- Но вы здесь тоже не стояли! — возмущается Слово, болтаясь на кончике пера.
- Она не стояла?! — изумляется Первая Точка. — Придите в себя! Она же стоит за мной!
Слово видит, что точкам этим не будет конца, и, перебирая в уме все знакомые крепкие слова, отправляется обратно в чернильницу.
А точки стоят и посмеиваются. Три точки — это вам не одна. В предложении три точки кое-что значат!
НОЛЬ
Надоела Нолю холостая жизнь.
«Так вот живешь и ничего не значишь, — подумал он. — Надо множиться!»
Стал Ноль искать, с кем бы помножиться. Выбирал, выбирал — все не по нраву. Единица слишком тоща, да и нос длинноват, хлопот не оберешься. Тройка горбата, Семерка косо стоит, еле на ногах держится. Все Нолю не так, видно, высокие у него требования.
Наконец, приглядел Восьмерку. Симпатичная Восьмерка, кругленькая, даже будто на Ноль похожа, только поуже в талии. Подкатился к ней Ноль с одной стороны, подкатился с другой, а потом — чего долго раздумывать! — пошел свататься. Собрались Восьмеркины родственники. Все старые цифры, солидные. 88, 888, даже 88888, очень большая величина, и та пришла, не погнушалась. Только жених на родственников — ноль внимания. Что ему их многозначность? Он сам Ноль — не кто-нибудь!
- Ты, — говорит Ноль Восьмерке, — должна понимать, что такое семья. Как я сказал — так и всё, без никаких разговоров!
- Я постараюсь! — обещает Восьмерка. — Ты не сомневайся.
Робкая, безответная она была, да и засиделась в восьмерках, только и мечтала, как бы помножиться.
И вот — помножились.
Доволен Ноль. Важный такой стал, степенный. А Восьмерки при нем — и не видно. Затер он ее, затер совсем, до того затер, что потом никто и сказать не мог, куда девалась Восьмерка.
Вот как это выглядело:
0х8=0
И опять остался Ноль один.
- Не повезло мне с Восьмеркой, — оправдывается он перед ее родственниками. - Слишком уж она смирная была, ни в чем не перечила. С такой и жить не интересно.
Стал Ноль искать себе другую пару. Нашел Пятерку — цифру тоже ничего. Правда, с Восьмеркой ее не сравнить, не те пропорции, но ведь теперь Нолю и выбирать-то особенно не приходится.
На этот раз Ноль повел себя иначе. Свататься не стал, да и множиться тоже. «Ну его, это умножение! — подумал. — С этими домостроевскими обычаями, чего доброго, опять жену в гроб загонишь! Нет уж, лучше по-современному, как все, соединиться: записаться и жить вместе».
Записались они с Пятеркой. Пятерка и Ноль. Хорошо получилось: 50. Пятерка выросла в десять раз, а Ноль — уж и неизвестно во сколько. Семья все-таки много значит!
Доволен Ноль.
- Вот как, — говорит, — вышло. Ты простой Пятеркой была, а теперь — вон кем стала.
- Я очень счастлива, — говорит Пятерка.
- Еще бы не счастлива! — продолжает Ноль. — Без меня ты была просто Пятеркой, а теперь...
- Да, теперь...
- Именно теперь! — не унимается ноль. — Именно теперь, когда я взял тебя, когда ты со мной на равных правах.
- На равных... — эхом отзывается Пятерка.
- Может, скажешь, не на равных? — подхватывает Ноль. — Я тебя даже вперед пропустил — ты всегда впереди меня. Разве ты не чувствуешь этого?
- Чувствую...
- Ты как будто даже не рада?
- Очень рада, — вздыхает Пятерка.
- Почему же ты вздыхаешь?
- Так...
- Нет, не так. Ты должна понимать, что раньше...
Это были долгие разговоры. Сначала Пятерка терпела их. Думала: ну, поговорит Ноль на радостях и успокоится. Да не тут-то было. Чем дальше, тем Ноль больше распаляется. Зудит и зудит — нет спасения!
Чуть свет — уже начинает:
- Вспомни, кем ты была.
Уже ночь, а он — все еще:
- Не забудь, кем ты стала.
Не дает Пятерке покоя: радуйся, да и только!
Не выдержала Пятерка.
- Лучше уж, — говорит, — я простой Пятеркой буду, чем так радоваться.
И ушла от Ноля.
Остался Ноль в одиночестве и не поймет — что случилось? Так хорошо жили, и вот — покинула его Пятерка. За что, скажите, пожалуйста?
А ему, Нолю, теперь, как никогда, подруга нужна. Стар он стал, здоровье совсем сдало. Еле-еле нашел себе какую-то Двойку. Горбатенькая Двойка, кривая, — но все-таки цифра!
Долго Ноль соображал, долго прикидывал — как бы и на этот раз маху не дать. Выведал, с кем Двойка в задачнике встречалась, как вела себя в таблице умножения, какие у нее были плюсы и минусы. Узнал, что Двойка ведет дневник — в дневник заглянул. В дневнике тоже было все в порядке: двойка как двойка, к тому же по математике.
«Пора закругляться! — решил Ноль. — А то, чего доброго, другие охотники найдутся».
И — сразу приступил к действию.
- Давай соединимся, — предложил он Двойке.
- Ишь, старый хрыч! — фыркнула Двойка. — Если хочешь сложиться, то так и говори, а нет — проваливай.
- Я сложусь, я сложусь, — заторопился Ноль. — Я всегда готов, ты не сомневайся!
Так и сложились они:
2 + 0
Два плюс Ноль... А чему же равняется?
2+0=2
Вот и доигрался Ноль, домудрился. Нет Ноля. Конец ему пришел.
Даже мелкие цифры, которые всегда ниже Ноля стояли, и те не удержались:
- Ну и дурак был этот Ноль! Круглый дурак!
СТЕПЕНЬ
Поэтому Единицу решили возвести в степень.
Сначала возвели во вторую степень. Думали этим и ограничиться, — но опять Единица служит прилежно, а замечание — хоть бы одно!
Возвели Единицу в третью степень. И опять ни одного замечания. Возвели в четвертую. Ни одного замечания! Подумать только!
Возвели в пятую степень, в шестую, в десятую, в сотую. Нет замечаний!
Далеко пошла Единица. Теперь она — Единица в тысячной степени.
А что изменилось от этого? Ничего — ровным счетом. Ведь Единица в тысячной степени — та же Единица.
И на тысячную долю не больше!
ОСТРЫЙ УГОЛ
От этого Угла никому в учебнике не было покоя. Ох, и доставалось же от него геометрическим фигурам! Треугольнику доставалось за угловатость, Окружности — за обтекаемость, Квадрату — за отсутствие разносторонности.
Как всегда бывает, тут же находились охотники, которые подхватывали остроты Угла, и — начиналась критика. Эта критика из-за Угла приняла такие размеры, что к нему даже стали относиться с уважением.
Так пришла к Углу слава, а с ней и все остальное. Угол раздался, стал солидней, внушительней и — куда девалась его былая острота! Теперь уже никак не поймешь, отчего он отупел — от градусов или от всего остального.
УРАВНЕНИЕ С ОДНИМ НЕИЗВЕСТНЫМ
Разные числа — большие и малые, целые и дробные, положительные и отрицательные — впервые встретились в уравнении.
Они очень любезно и несколько сдержанно обменялись приветствиями, а затем стали знакомиться.
- Четверка.
- Очень приятно. Двойка.
- Тройка.
- И я Тройка. Значит, тезки!
- Одна Четвертая...
- Две Четвертых...
- Три Четвертых...
Очень быстро все перезнакомились. Только одно число стояло в стороне и не называло себя.
- А вас как зовут? — стали спрашивать у него числа.
- Я не могу себя назвать, — важно ответило это число. — У меня есть причины ...
- Ах, подумайте, какие загадки! — затараторила Одна Девятая. — Как можно жить в обществе и совсем не считаться с его мнением!
- Спокойно, спокойно, — вмешался Знак Равенства — самый справедливый знак во всем задачнике. — Все выяснится в свое время. А пока пусть это число остается неизвестным. Мы назовем его Иксом. Что поделаешь — будет у нас уравнение с одним неизвестным.
Все числа согласились со Знаком Равенства, но теперь они вели себя еще сдержанней, чем даже во время знакомства. Кто его знает, что за величина этот Икс? Здесь нужно быть осторожным.
Некоторые попытались заискивать перед Иксом, но он так важно себя держал, что даже у дробей отпала охота добиваться его расположения.
- Ну, нет, — прошептала Двойка Четверке. — Ты как хочешь, а я перебираюсь в другую сторону уравнения. Пусть я буду там с отрицательным знаком, но зато не буду видеть этой персоны.
- И я тоже, — сказала Четверка и вслед за Двойкой перебралась в другую сторону уравнения. За ними последовали две тезки — Тройки, а потом и дроби — Одна Четвертая, Две Четвертых, Три Четвертых — и все остальные числа.
Икс остался один. Впрочем, это его не встревожило. Он решил, что числа просто не хотят его стеснять.
Но числа решили по-другому. Они сложились, перемножились и поделились, а когда все необходимые действия были произведены, Икс ни для кого уже не был загадкой. Он оказался мнимой величиной — такие тоже встречаются в математике.
То-то он так мнил о себе, этот Икс!
ТРЕУГОЛЬНИК
Задумал Угол треугольником стать. Нашел подходящую Прямую линию, взял ее с двух сторон за две точки — и вот вам, пожалуйста, чем не треугольник?
Но Прямая оказалась строгой линией. Сдерживает она Угол, ограничивает. Теперь ему не та свобода, что прежде.
А вокруг, как назло, ломаные линии вертятся, выламываются:
- Ну, как ты, Угол, со своей Прямой? Ладите?
Что им ответишь? Молчит Угол. Молчит, а сам думает: «Зря я такую прямую линию взял. Ломаные — куда удобней!»
За этой мыслью пришла и другая.
«А вообще-то — чем я рискую? — рассудил Угол. — Можно такую ломаную найти, что она с моей Прямой и не пересечется».
Такая ломаная линия быстро сыскалась. Соединил ею Угол те же две точки, что и Прямая соединяла, осторожно соединил, чтоб не получилось пересечения, и — доволен.
Потом еще одной ломаной обзавелся, потом еще одной. А Прямая верит Углу, ни о чем не догадывается.
Но вот ломаные линии, как набралось их много, стали между собой пересекаться. Так закрутили Угол, так завертели, что его среди них и не видно.
Еле выпутался бедняга.
«Хватит, — решил, — возиться с этими ломаками. Лучше уж прямой линии держаться».
И опять остался Угол со своей Прямой. Дружно живут. Хороший треугольник.
Оно и понятно: через две точки, как свидетельствует геометрия, можно провести только одну прямую.
А ломаных — сколько угодно.
ПРОИЗВЕДЕНИЕ
Носятся сомножители со своим произведением, не могут им нарадоваться.
- Смотрите, — говорят соседям, — это наше произведение. Ну, каково? Двузначное число, не то, что мы, однозначные.
А произведение — и не смотрит на сомножителей. Воротит нос, боится, как бы знакомые сотни чего не заподозрили. Как-никак, сомножители его — однозначные числа, стыдно ему, произведению, иметь такую родню.
- Произведение ты наше единственное, погляди на нас, хоть словечко молви! — просят его сомножители.
Куда там! До того ли сейчас их произведению! Произведение давно забыло, кто его произвел на свет. Теперь их произведению с самой Тысячей помножиться впору!
ЗНАКИ
Стоит Пятерка в задачнике, что-то тихонько подсчитывает. Вокруг много знакомых цифр, они то и дело окликают Пятерку, справляются о здоровье, желают всего наилучшего.
И вдруг:
- Стой! Отдай половину!
Пятерка растерялась.
- Я стою, — забормотала она, — но почему вы так со мной разговариваете?
- А как с тобой разговаривать? Сказано — гони трояк, и баста! Или не узнала меня? Я — Минус!
Пятерка попятилась в ужасе. Она много слыхала об отчаянном и жестоком Минусе, атамане разбойников, которые держали в страхе весь задачник.
- Ну, давай, а то отниму! — сказал атаман, свирепо шевеля усами. Но Пятерка от испуга не могла двинуться.
Тогда Минус отнял у нее три единицы и пошел себе как ни в чем не бывало. Он шел и пел свою атаманскую песню:
Я считаю —
Нечего считать,
Я предпочитаю
Вы-чи-тать!
- Эге, да ты, я вижу, с добычей! — вдруг окликнули его. — Ну-ка, что там у тебя, выкладывай!
Бравый атаман разбойников сразу узнал этот голос. Он съежился и хотел было проскочить мимо, но его бесцеремонно взяли за шиворот.
- Ты, кажется, спешишь? — ласково спросил толстый Плюс, для верности дав Минусу по загривку. Известный в задачнике коммерсант и делец, Плюс сам ни у кого ничего не отнимал, он только складывал то, что отнимал Минус.
- Да нет, куда мне спешить, — стал оправдываться Минус. — Я просто не заметил вас, извините.
- Ладно! — сказал Плюс. — Давай, сколько там у тебя?
Он взял три единицы, отнятые Минусом у Пятерки, отпустил атамана на все четыре стороны и пошел себе, напевая:
Я не сплю и не лежу,
Я за цифрами слежу,
Все они у меня в услужении.
Все, что хочешь, я сложу,
Я ничем не дорожу,
Потому что я служу
Сложению.
Потом он остановился, чтобы прибавить новый заработок к прежней сумме, но ему помешали.
- Рад вас приветствовать! — сказал, подходя к нему, Знак Деления. — Кажется, у вас есть что разделить?
- Какое там есть! — несмело запротестовал Плюс. — Жалкие три единицы.
- Всякое даяние благо, — сказал Знак Деления. — Делитесь и умножайтесь, как сказано в чистописании, то бишь, в арифметике.
- Но нас двое, — все еще сопротивлялся Плюс, — а три на два не делится.
- Не унывайте, — сказал Знак Деления. — Поделим. Дайте-ка сюда эту троицу.
Он взял три единицы и удалился, оставив Плюс в полном недоумении, каким же образом тройка делится на два.
Мать—и—матика! —
тянул Знак Деления, уходя, —
Мать—и—ма...
- У вас отличное настроение! — сухо сказал ему Знак Умножения.
- О, я счастлив вас... — начал Знак Деления, но Знак Умножения его не слушал.
- Тут ко мне приходила Двойка, — продолжал он. — Она была Пятеркой, но ее ограбили. Позаботьтесь о ней — это по вашей части. И, кроме того, у вас что-то есть ко мне?
- Да так, ничего особенного, — замялся Знак Деления. — Пустяк... три единицы.
- Давайте их сюда, — сказал Знак Умножения, — и можете идти.
Засовывая подальше полученные три единицы, Знак Умножения затянул свою песенку:
Богатство нужно так нажить,
Чтоб никого не потревожить.
Умножить — значит, умно жить,
А умно жить — умножить!
И, спохватившись, крикнул вдогонку Знаку Деления:
- Так не забудьте об этой Пятерке! О той, которую ограбили!
ГРОМ И МОЛНИЯ
Грому — что, Гром не боится Молнии. Правда, с глазу на глаз переговорить с ней у него все как-то не получается. Больно уж горяча эта Молния: как вспыхнет!
В это время Гром и носа на свет белый не показывает. Ни видать его, ни слыхать. Но зато как увидит, что Молнии нет на горизонте, — тут уж его не удержишь.
- До каких пор, — гремит, — терпеть все это?! Да я за такое дело!..
Так разойдется, так разбушуется — только послушайте его! Жаль, что Молния слышать его не может — Молнии уже и след простыл.
Но смотрите — вот она появилась снова. Что же Гром медлит? Почему не гремит?
Молчит Гром. Ждет. Вот исчезнет Молния — тогда о нем услышите. Уж он, поверьте, не смолчит, уж он выложит все, так и знайте!
РАБОТА
Стул забрался на стол с ногами и рассеянно наблюдал, как Щетка растирала мастику, стараясь довести пол до блеска. Потом ему захотелось поговорить.
- Трудная работа? — участливо спросил он.
- Да уж не легкая, — согласилась Щетка.
- Черная работа — она всегда трудная, — заключил Стул. — Даже в воскресенье покоя нет. Образование-то у вас небось никудышнее?
- Среднее техническое, — скромно ответила Щетка.
- Среднее образование? — изумился Стул. — И вы не могли найти более подходящую работу? Что-нибудь такое, умственное?..
Щетка посмотрела на Стул, который важно восседал на письменном столе, и сказала:
- Не всем же быть начальниками.
Стул выгнул спинку, минуту помолчал и проронил:
- Да, не всем... Но вы заходите... Я постараюсь что-нибудь сделать для вас.
На следующий день Щетка вымылась, причесалась и пришла в канцелярию Стула устраиваться на работу. Она подошла к столу, на котором он вчера восседал, но Стула там не оказалось. За столом сидел человек и что-то быстро писал.
Щетка обошла вокруг стола и вдруг заметила Стул. Он стоял под человеком, крепко упершись в пол четырьмя ногами, и, казалось, целиком ушел в работу. Щетка хотела окликнуть его, но в это время человек сердито заерзал, очевидно, делая Стулу замечание, потому что Стул что-то проскрипел, словно оправдываясь.
И Щетка поспешила убраться из комнаты. Стул сейчас занят, Стулу нельзя мешать, у Стула серьезная, срочная работа.
Умственная работа!
СВОЙСТВО ЖИДКОСТИ
Капля бежала по трубе, и ей не терпелось поскорее прибыть к месту назначения. На водонапорной станции ей не объяснили толком, куда ее посылают. Возможно, это будет кухня, а возможно — ванная. Интересно все-таки, куда она попадет?
Капля была совсем у цели, когда ее остановил Водопроводный Кран.
- Куда вы разогнались? — спросил Водопроводный Кран. — Не видите, что закрыто?
- Как это закрыто? — сердито булькнула Капля. — Меня здесь ждут, я прибежала сюда из другого конца города!
- Вам нечего торопиться, — успокоил ее Кран. — Все в доме спят, и никто вас не ждет.
Но Капля сделала вид, что не расслышала последнего замечания, и стала потихоньку протискиваться в узкую щелочку, которую всегда можно найти, при любой водопроводной системе.
Ей удалось обмануть бдительность Крана, и она повисла на кончике трубы, нетерпеливо поглядывая по сторонам в ожидании бурных встреч и оваций.
Но ничего этого не случилось. Каплю никто не заметил, — может быть, из-за темноты, а может, просто никого не оказалось поблизости.
«Где же они? — беспокоилась Капля. — Я так спешила, а меня даже никто не встретил!»
И, не удержавшись, шлепнулась в раковину, а оттуда, уже не спеша (потому что теперь спешить было некуда), побрела по канализационным трубам...
О ТРЕНИИ
Носок оказался нелегким участком работы, и все нитки были натянуты до предела. С одной стороны на них ботинок жмет, с другой — нога нажимает. Попробуйте поработать в таких условиях, попробуйте не допустить прорыва! Но нитки тесно сплелись между собой, крепко держались друг за дружку.
И вдруг — Дырка.
Совсем незнакомая Дырка, прежде таких дырок здесь не встречалось.
- Что — тянетесь? — крикнула Дырка, разинув пасть, что должно было означать улыбку. — Тянитесь, тянитесь, может, и вытянетесь прежде времени!
- Почему ты смеешься? — удивились Нитки. — Разве тебе никогда не приходилось работать?
- Работать? Мне? — еще шире улыбнулась Дырка. — Да вы, я вижу, меня совсем за дуру считаете. Не-ет, ребятки, это вы работайте, а я и без работы не соскучусь. — Так сказала Дырка и — показала ногу.
Это был до того неприличный жест, что нитки просто опешили.
- Как вы себя держите! — укоризненно заметила одна из них. — Где вы воспитывались?
- В самом лучшем обществе, — ответила Дырка. — Разве это не видно по мне? Разве у меня не достаточно изысканные манеры? — И опять показала ногу.
Стали Нитки совестить Дырку, стали наставлять на путь истинный. Ничего не получается! Нитки, которые были поближе к ней, прямо надорвались, ее уговаривая, а Дырка ничего, даже больше от этого стала. Так разошлась, что всю пятку заняла, вверх по носку потянулась.
Видят Нитки, что с Дыркой им не совладать, стали бить тревогу.
Срочно вызвали Штопальную Иглу. Та прибыла с толстым клубком штопальных ниток и грибком — чтобы растянуть на нем носок и хорошенько разобраться, в чем дело.
Но разбираться-то особенно было нечего. Дырка — дырка и есть, и с какой стороны на нее не смотри, все равно дырка.
Штопальная Игла даже не стала разговаривать с ней, а так — один стежок, другой стежок, — и все, Дырка сидит за решеткой. Крепкая решетка, надежная, из толстых штопальных ниток. Уж теперь-то Дырка не разойдется, как прежде, уж теперь она ногу не покажет. Какую там ногу! И самой-то Дырки не видно совсем, будто ее и не было.
Но носок все-таки уже не тот. Штопка большая, всю картину портит. В таком носке и на люди показаться стыдно.
- И чего мы с ней возились? — спрашивают Нитки друг дружку. — Надо было ее сразу, как появилась, приштопать. Тогда бы еще ничего, тогда б она нам носок не испортила!
Сокрушаются Нитки, ругают себя за слабохарактерность, да что теперь поделаешь? Ведь и правда — поздно они спохватились.
ВНУТРЕННЕЕ СГОРАНИЕ
Слышите? Вы слышите, о чем шепчутся травы? Они вспоминают о Маленьком Угольке, который принес им счастье.
Когда-то здесь была грязная свалка. Только Объедки да Огрызки были счастливы в ней. Трава и цветы никли и гибли от смрада. Казалось, некому о них подумать, некому их спасти. И вот тогда-то и пришел на свалку маленький рыжий Уголек.
Он увидел погибающие растения и сразу загорелся. Гнев и любовь, жалость и ненависть — все это, соединившись, создало прекрасное, сильное пламя, которого хватило бы не на одну свалку. Но одиночество — плохой помощник. «Пойду-ка я, поищу себе товарищей», — подумал Уголек и отправился в путь.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как увидел первого жителя этих мест. Пятна грязи и копоти не могли скрыть чистоты и благородства, которые светились во всем облике незнакомца.
- Как тебя зовут? — спросил Уголек.
- Меня зовут Чистый Листик, сын Белой Бумаги, — ответил незнакомец. — Вот уже много дней пытаюсь я вырваться из этой грязи и нищеты — но все напрасно. Здесь властвуют грубые и жестокие Объедки, с которыми трудно бороться.
- Пойдем вместе, — предложил ему Уголек. — Я уверен, что вдвоем-то нам удастся справиться с Объедками.
Чистый Листик немножко смутился.
- Понимаешь, Уголек, — замялся он, — я бы пошел с тобой без разговоров, но у меня... у меня...
- Что у тебя?
- У меня семья, — сказал Чистый Листик, потому что он был очень чистый и не умел ничего скрывать. — Я только недавно женился...
- Да, семья — это такое дело, — согласился Уголек. — С этим стоит считаться.
- Но что же делать? — вслух раздумывал Чистый Листик. — Жить среди этих Объедков, да еще с семьей, просто невозможно... А что если, — вдруг предложил он, — что если я жену прихвачу? Она у меня крепкая, выдержит.
- Трудно ей будет, — усомнился Уголек. — Но если выдержит — бери. Втроем — это даже сподручней.
Чистый Листик быстро слетал за своей женой.
- Вот это — Уголек, — познакомил он их, — а вот это — Щепочка.
Уголек посмотрел на маленькую, худенькую Щепочку и на всякий случай предупредил:
- Мы идем на трудное дело. Неизвестно, вернемся ли назад. Не испугаетесь?
Щепочка прижалась к своему Чистому Листику и прошептала:
- Не испугаюсь.
И началась упорная, тяжелая борьба. Объедки не сдавались. Их поддерживали Огрызки, и даже старое, гнилое Полено, в котором когда-то тлело что-то справедливое, тоже выступило на стороне правителей — Объедков.
Но маленький Уголек сумел так зажечь своих товарищей, что в конце концов вся грязь, наполнявшая свалку, была уничтожена. На месте бывшей свалки поднялась высокая, стройная трава, зацвели чудесные цветы.
...Слышите? Вы слышите, о чем шепчутся травы?
Они говорят о том, как приятно дышать полной грудью, как хорошо не знать власти хищных Объедков. Они говорят о том, что в мире осталось еще немало грязи, что ни в коем случае нельзя допустить ее сюда, в светлую страну счастья, за освобождение которой погибли маленький Уголек, Чистый Листик и Щепочка.
ЦЕНТР ТЯЖЕСТИ
Есть такая детская игра — кубики. Поставьте их один на другой, и у вас получится башня. И хоть башня эта ненастоящая, но сами кубики относятся к ней всерьез, будто то, что они делают, — совсем не игра, а самая настоящая, взрослая работа
Интересно, о чем думают кубики в это время? Если хотите знать, совершенно о разном. Ведь и положение-то у них неодинаковое.
Нижний Кубик думает, как бы башню на себе удержать, а Верхний — как бы самому наверху удержаться... Вот потому-то, если уберете Верхний Кубик, в башне мало что изменится. А попробуйте убрать Нижний...
НАПРЯЖЕНИЕ
- Напряжение! Подумаешь — высокое напряжение! — скрипит толстая бельевая Веревка, недовольно косясь на перегоревший Электрический Провод. — Понавешали б на тебя простыней да пододеяльников — вот тогда б узнал, что такое настоящее напряжение!
ОТРАЖЕНИЕ
Зеркало и Портрет — давние противники. Послушали бы вы, как они спорят между собой. Зеркало буквально лезет на стенку, чтобы доказать свою правоту. Портрет, чтобы доказать свою правоту, лезет на противоположную стенку.
Дело в том, что Зеркало и Портрет по-разному отражают действительность.
Портрет — довольно удачный снимок — просто фотографирует жизнь, причем изображает ее преимущественно в серых красках.
Зеркало чаще всего вообще отображает не жизнь, а розовые обои на противоположной стенке.
Портрет создал один-единственный образ.
Зеркало хватается за все, но ничего удержать не может.
Но зато Зеркало идет в ногу со временем!
Но зато Портрет имеет свое лицо!
Кто из них прав? Ну-ка, подумайте!
ИСТОЧНИК ЗВУКА
Много лет провели вместе Смычок и Скрипка, и все любовались ими.
-Чудесная пара! — гудел Контрабас.
- И живут-то как! — добавлял Рояль. — Дружно, сыгранно.
Все было хорошо, но вдруг...
Старый Смычок решил, что Скрипка ему не пара. «У нее слишком узкая талия», — подумал он и отправился искать себе другую подругу.
- Какая вы очаровательная, — обратился он к первой встречной Гармони. — Не согласитесь ли вы быть моей Скрипкой?
Гармонь только посмеялась в ответ: к чему ей Смычок?
«Вот с кем можно связать жизнь», — подумал Смычок, увидев Флейту.
Но и Флейта не захотела быть его Скрипкой.
Все отвергали предложение Смычка. Даже старая, всеми забытая Труба — и та от него отвернулась. Только легкомысленная Балалайка с радостью приняла его, и они зажили вместе.
Однако ничего путного из этой жизни не вышло. Балалайка привыкла обходиться без Смычка и теперь без него обходилась: бренчала в свое удовольствие. А Смычок переживал, переживал, да и пошел на все четыре стороны, как ему посоветовала Балалайка.
Теперь Смычок уже не мечтает о Скрипке. Постарел он, сдал. И когда встретит на улице что-нибудь струнное — сгорбится, проскользнет мимо и — ни звука.
ПРЯМОЛИНЕЙНОЕ ДВИЖЕНИЕ
Однажды Лом увидел в стене небольшую Отдушину.
«Как она прелестна, как воздушна! — подумал он. — И такую красавицу замуровали в стену. Ах, варвары!»
И Лом бросился на стену, чтобы освободить пленницу.
Он отважно долбил кирпичи, ломал их, крошил, и вскоре от стены остались одни развалины. Лом бросился к Отдушине, чтобы вывести ее из плена, но она куда-то исчезла.
С тех пор Лом только и думает об этой Отдушине. Иногда он встречает ее в других стенах и опять бросается к ней на выручку, но всегда в последнюю минуту Отдушина куда-то исчезает. И Лом никак не может понять причины этого загадочного исчезновения...
ЦЕНА ДЕЛЕНИЯ
Купил Дурак на базаре Правду. Удачно купил, ничего не скажешь. Дал за нее три дурацких вопроса да еще два тумака сдачи получил и — пошел.
Но легко сказать — пошел! С Правдой-то ходить — не так просто. Кто пробовал, тот знает. Большая она, Правда, тяжелая. Поехать на ней — не поедешь, а на себе нести — далеко ли унесешь?
Тащит Дурак свою Правду, мается. А бросить жалко. Как-никак, за нее заплачено.
Добрался домой еле жив.
- Ты где, Дурак, пропадал? — набросилась на него жена.
Объяснил ей Дурак все, как есть, только одного объяснить не смог: для чего она, эта Правда, как ею пользоваться.
Лежит Правда среди улицы, ни в какие ворота не лезет, а Дурак с женой держит совет — как с нею быть, как ее приспособить в хозяйстве.
Крутили и так, и сяк, ничего не придумали. Даже поставить Правду, и то негде. Что ты будешь делать — некуда Правды деть!
- Иди, — говорит жена Дураку, — продай свою Правду. Много не спрашивай — сколько дадут, столько и ладно. Все равно толку от нее никакого.
Потащился Дурак на базар. Стал на видном месте, кричит:
- Правда! Правда! Кому Правду — налетай!
Но никто на него не налетает.
- Эй, народ! — кричит Дурак. — Бери Правду — дешево отдам!
- Да нет, — отвечает народ. — Нам твоя Правда ни к чему. У нас своя Правда, не купленная.
Но вот к Дураку один торгаш подошел. Покрутился возле Правды, спрашивает:
- Что, парень, Правду продаешь? А много ли просишь?
- Немного, совсем немного, — обрадовался Дурак. — Отдам за спасибо.
- За спасибо? — стал прикидывать Торгаш. — Нет, это для меня дороговато.
Но тут подоспел еще один Торгаш и тоже стал прицениваться.
Рядились они, рядились и решили купить одну Правду на двоих. На том и сошлись
Разрезали Правду на две части. Получились две полуправды, каждая и полегче, и поудобнее, чем целая была. Такие полуправды — просто загляденье.
Идут торгаши по базару, и все им завидуют. А потом и другие торгаши, по их примеру, стали себе полуправды мастерить.
Режут торгаши правду, полуправдой запасаются
Теперь им куда легче разговаривать между собой.
Там, где надо бы сказать: «Вы подлец!» — можно сказать: «У вас трудный характер». Нахала можно назвать шалуном, обманщика — фантазером.
И даже нашего Дурака теперь никто дураком не назовет.
О дураке скажут: «Человек, по-своему мыслящий».
Вот как режут Правду!
НЕАТМОСФЕРНОЕ ДАВЛЕНИЕ
Снежинку потянуло к Земле — очевидно, она слышала о Земле немало хорошего.
И вот Снежинка отправилась в путь.
Она двигалась не так быстро, как ей хотелось, потому что ее останавливали другие снежинки, и каждой нужно было рассказать о Земле — самой лучшей в мире планете.
Снежинки медленно опускались на Землю, словно боясь ее раздавить: ведь Земля одна, а снежинок собралось слишком много.
Снежинки доверчиво припали к Земле, поверяя ей свои мечты, свои планы на будущее...
И тогда на них наступил Сапог, толстокожий тупой Сапог, который хотя и был на правильном пути, но очень мало понимал в жизни.
Один Сапог — это еще не вся Земля, по сравнению с Землей он ничего не значит. Но разве могли снежинки в этом разобраться? Раздавленные сапогом, они превратились в лед и больше уже ни о чем не мечтали.
И на этом льду поскользнулось немало разной обуви, шедшей по следу тупого Сапога, раздавившего маленькие снежинки...
БЕЛАЯ ТУЧКА
В топке была жаркая работа, и Дым после смены захотел немного проветриться. Он вышел из трубы, подумывая, чем бы таким заняться, но, не найдя ничего лучшего, решил просто подышать свежим воздухом. «Оно и приятно, — размышлял Дым, — и полезно. Врачи, во всяком случае, советуют...»
Дым уже начал было дышать — спокойно, размеренно, по всем правилам медицины, — но вдруг что-то сдавило ему дыхание. Даже посторонний наблюдатель сразу бы заметил, что с Дымом происходит неладное: он словно замер на месте и неотрывно смотрел в одну точку... Собственно говоря, это была не точка, а тучка, маленькая белая тучка на ясном весеннем небе.
Она была очень красива, эта Тучка, кудрявая и пушистая, в голубой небесной шали и ожерелье из солнечных лучей. Так что нечего удивляться, что Дым на нее загляделся.
Говорят, нет дыма без огня, и наш Дым вовсе не был исключением из общего правила. При виде Тучки он почувствовал в себе огонь и — устремился к ней.
- А вот и я! — выпалил Дым с бухты-барахты, примчавшись к Тучке и глядя на нее во все глаза. — Хотите со мной познакомиться?
Тучка поморщилась.
- Вы что — пьяны? — спросила она. — Что вы ко мне пристаете?
Дым смутился.
- Я не пристаю, — пробормотал он. — И я совсем не пьян. Просто... хотел... познакомиться.
У Дыма был очень растерянный вид, и это немножко успокоило Тучку.
- Поглядите на себя, на кого вы похожи, — сказала она. — Разве в таком виде представляются даме?
Дым послушно посмотрел на себя. Да, Тучка была права: грязный, растрепанный, весь в саже и копоти, Дым не производил благоприятного впечатления.
— Извините, — прошептал он. — Я только что со смены. У нас на заводе...
Вероятно, Дым все же сказал бы, что там было у них на заводе, но тут появился Ветер. Если бы он просто появился! Нет, он сразу же бросился к Тучке, схватил ее довольно бесцеремонно и поволок. А Тучка прижалась к нему, словно только его и ждала все это время.
И тогда Дым начал таять. Он таял буквально на глазах, и если бы Тучка была повнимательней, она бы, конечно, это заметила.
Но она не была внимательной, эта белая Тучка. Она привыкла парить в небесах, и какое ей было дело до Дыма с его заводом, с его будничными заботами?.. Она прижималась к Ветру и уже совсем забыла о Дыме.
А Дым все таял и таял. И вот уже он исчез, как дым, — то есть, как и всякий другой дым исчез бы на его месте.
И только теперь Тучка о нем пожалела. Только теперь она почувствовала, что свежесть Ветра — еще не все, что он слишком резок и вообще у него ветер в голове.
Дым был другим. Он был серьезней и мягче, он смущался, робел, он хотел что-то рассказать Тучке о своем заводе... Теперь Тучка никогда не узнает, что он хотел ей рассказать.
От одной этой мысли можно было расплакаться. И Тучка заплакала. Она плакала горько и тяжело, плакала до тех пор, пока всю себя не выплакала.
Выплакала себя Тучка. А Ветер — помчался дальше. Что ему до Тучки, что ему до ее слез? У Ветра ветер в голове, это давно известно.
ВРЕМЯ
Я встаю, а она еще не ложилась. Она стоит под окном, как стояла с вечера.
- Уходи! — гоню я ее. — Мне надо работать.
Ночь уходит весьма неохотно. И не успеешь оглянуться — снова стоит под окном.
- Чего тебе не спится? — спрашиваю я не слишком строго.
- Холодно, — отвечает Ночь. — Разве тут уснешь, разве согреешься?
Тогда я гашу свет и впускаю Ночь в комнату.
- Ладно, — говорю я, — грейся. Только чтоб это было в последний раз. Завтра же ты должна оставить меня в покое.
Ночь обещает, но я знаю, что это — только слова. Куда она денется среди зимы, не ночевать же ей под открытым небом!
И так день за днем, день за днем.
Чуть стемнеет, Ночь приходит в мою комнату и только на рассвете покидает ее. Мне не хочется ее тревожить.
А время идет, и ничего я не успеваю сделать. Ночи этого не объяснишь — она темная, разве она понимает?..
ВСЕМИРНОЕ ТЯГОТЕНИЕ
Травинка выткнулась из земли и увидела над собой звезды. Их много, они со всех сторон, они обступают Травинку, и ей приятно, что звезды ее заметили.
Травинка тянется к звездам. Она даже немножко приближается к ним, но впереди остается еще довольно приличное расстояние.
Травинка тянется из последних сил. Ей необходимо узнать, что происходит там, вверху, и вообще — в мире. Потому что она любопытна, как все травинки, и еще потому, что это приближает ее к звездам...
А умирает Травинка на земле. Она не может расстаться с землей, слишком глубоко она пустила здесь корни.
Рисунки С.МИГУНОВА
Комментариев нет :
Отправить комментарий