Молодой ученый Илья Кричевский, герой романа Сергея Дулина, убежден, что человечество когда-то кардинально ошиблось в ходе своего развития на этой земле, в результате чего вынуждено существовать в этом обреченном мире, запрограммированном на неудачу и бедствия.
Когда это случилось? В чем суть ошибки, возможно ли ее исправить и как это сделать? Вот вопросы, на которые пытаются ответить Илья Кричевский и автор романа «Не каждому дано». Удастся ли им это? Мы пока этого не знаем. Роман дописывается. Нас ждет открытие – или разочарование.
Рис. Натальи ШУМАК
ГЛАВА I
I
Илья Кричевский стоял на крыльце, курил и думал о том, за что судьба подарила ему такое счастье. - Боже мой! Как люди живут без этого, разве такое возможно?
Это была единственная мысль, которая посетила его в этот предрассветный час. Там, в доме, утомленная любовью спала женщина его мечты. Погасив сигарету, он вернулся в спальню и присел на кровать.
- Ложись.
Марго подвинулась, освобождая ему место.
- Я думал, ты спишь.
- Я сплю, - прошептала она, не открывая глаз. Улыбка чуть тронула ее губы.
- Как странно, что я не замечал этого раньше, - подумал он, устраиваясь под одеялом.
После утренней прохлады в постели было тепло и уютно. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и вспоминал то, что увидел ночью при свете настольной лампы.
- Марго…
В тот самый миг ее лицо вдруг озарилось нездешним светом. Он шел изнутри. И эта улыбка… Невозможно передать словами. Будто сам Господь прикоснулся к ее устам. Да, да…. Так и было. Неужели он породил это чудо? Ну, кто же еще? Конечно, это я. Или это любовь? Та самая любовь, которую все ждут, но никто о ней ничего не знает. Да, наверное, это любовь. Это она вызвала свет на ее лице, она коснулась ее губ.
Лицо Маргариты стояло у него перед глазами. Эту улыбку невозможно забыть. Я больше никогда не смогу жить без нее. Странно, ведь и раньше у меня были женщины, и я верил в их любовь. Одни были тихи, другие безумствовали, но ни у кого на лице не проявлялась божественная благодать… Не слишком ли пафосно? А что делать, если нет других слов. Божественная благодать? Пусть будет так. Что в этом плохого?
То есть, надо понимать так, что я встал на якорь? Эта женщина рядом со мной и есть моя родная гавань? Или утром все развеется как туман? Не обманывай себя, от божественной благодати нельзя отмахнуться. Снова эта «благодать»…. А может так оно и есть? Может, именно это и превратило обезьяну в человека? Как это? А вот так, не труд, а любовь сделала человека. Черт возьми, какая «богатая» мысль! Представляю, как будут хохотать архивные крысы, если я выступлю с таким докладом на кафедре. Попахивает Достоевским. Нечто вроде «красота спасет мир». Нонсенс. Интересно, что он имел в виду?.. А почему бы и нет?
Первый луч солнца пробился в комнату, лег на пол, позолотил сосновые доски, заиграл пылинками. Илья Ильич собрал взглядом разбросанную одежду, тихонько встал и вышел из спальни. Утренний мир был прекрасен. Там, где они вчера ужинали с Маргаритой, все было усыпано белыми лепестками цветущих яблонь.
- Все против меня, - подумал он, - и сумасшедшая ночь, и это утро и даже фата из лепестков. А может, не фата, а саван? В конце концов, я, кажется, готов похоронить собственную свободу. Любовь сделала человека? Безумная мысль. А, может, не такая уж и безумная?
Он помнил свой вопрос профессору Барятину, читавшему курс истории первобытного общества.
- Скажите, профессор, зачем гоминидам понадобилось изготавливать орудия труда? – спросил он тогда и почувствовал, что краснеет.
Профессор удивленно хмыкнул.
- Человек тем и отличается от других животных, что не только использует, но и создает орудия труда. Вот так, юноша! Такие вещи вам пора бы знать назубок.
- Это я понимаю, но что их к этому побудило?
- Молодой человек, вы знаете, что такое гоминидная триада? – спросил в свою очередь профессор.
Илья покраснел еще больше.
- Так знаете или нет? – профессор явно переходил в наступление.
- Большой мозг, бипедия и особая кисть руки с противостоящим большим пальцем.
- Вот вы и ответили на свой вопрос. Сама природа приспособила человека для этой деятельности. Ранние гоминиды, по-видимому, умели думать. А раз так, то и сообразили, что добывать пищу проще с помощью подручных средств. Однако не всякий камень удобно ложится в руку, стало быть, надо изменить его форму. И как только они додумались это сделать, так тут же и возникло первое орудие труда. Ну, а что было дальше, вы и без меня уже знаете.
Этот ответ и тогда не вполне удовлетворил студента Кричевского. Эти ранние гоминиды могли легко прокормить себя и без орудий труда. Так делают все остальные животные. Зачем же утруждать себя непростой работой? Кричевский сам держал в руках эти первобытные рубила. Они были изготовлены из крепкого материала, и обработать их с помощью другого камня было делом очень тяжелым.
…О, Господи, что это со мной творится? О чем я думаю?
Ему вдруг захотелось вернуться в спальню, лечь рядом с Марго, обнять ее, насладиться теплом ее тела. Он было поднялся, но передумал.
- Жестоко будить женщину в такую рань. Сейчас, должно быть, не больше шести утра. Пусть выспится, впереди целый день и еще одна ночь. А что дальше? А дальше… Он сегодня же сделает ей предложение, она переедет к нему, и они будут жить вместе. Значит, все же свадьба? Ну, не так быстро. Надо еще притереться друг другу, посмотреть, что из этого выйдет. Да, так и надо сделать! А за это не грех и выпить!
Он взял недопитую вчера бутылку, вылил остатки в бокал и выпил, мысленно поздравив себя с принятым решением.
Солнце нещадно пекло, приближаясь к полудню, и в комнате с закрытыми, от комаров, окнами стало душновато. Марго отбросила одеяло, перевернулась на спину и открыла глаза.
- Вот и свершилось! – подумала она, накинула огромную рубаху Ильи и прошептала: - Желаю тебе счастья, Марго.
Илья стоял у колодца с ведром воды в руках. Он был уже мокрый, блестел на солнце и явно намеревался окатить себя еще раз.
- Иди сюда, - крикнул он, завидев Марго. – Я окрещу тебя живой водой и произведу в рыцари Ордена Сонных Тетерь. Несчастная, ты продрыхла до полудня!
- Не смей, не смей! Она холодная.
Марго притворно завизжала, затопала босыми ногами и отбежала на безопасное расстояние.
- Безумная! Знаешь ли ты, что отказ от посвящения чреват мучительной смертью от голода. Я повелю братии не давать тебе пищи.
Илья захохотал басом опереточного злодея.
- О, Великий Магистр! Только не это! Сжалься! Я вожделею твоих яств, я мечтаю насладиться ими немедленно. Я молю об этом и клянусь вовеки прославлять Орден Сонных Тетерь.
- Что ж, будь по-твоему. Я Великий и милосердный прощаю тебя, дщерь. Отправляйся в трапезную. Там найдешь ты множество яств и заморских деликатесов. Ступай и вкуси даров моих.
- А грозный Илия разве не составит мне компанию?
- Составлю, составлю. Только приму еще разок таинство колодезной воды и приду к тебе.
Ему нравилось, как она ела, как отхлебывала из огромной кружки холодный чай. Нравились ее пепельные волосы, разбросанные по плечам, и карие глаза необыкновенно густого оттенка и голубые жилки на висках, и тонкие нежные кисти рук, слегка тронутые загаром. Илья смотрел на нее и думал, что на рассвете принял правильное решение. И вот теперь пусть доест бутерброд, допьет свой чай, и он скажет ей об этом.
Она доела бутерброд и допила чай, подперла подбородок крошечными кулачками и посмотрела на него немигающим взглядом.
- Ты хочешь мне сказать что-то важное? Я чувствую это.
- Да.
- Так говори.
- Я думал о нас все утро.
- И что же?
- Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, хочу, чтобы мы жили вместе.
Она рассмеялась.
- Я давно ждала этого. Теперь могу это сказать: я влюбилась в тебя насмерть, как только увидела. Помнишь, на той вечеринке?
- Ну, да.
- Ты вошел, и во мне все сжалось, и мозг и душа и сердце. И… То, что сжимается у женщин, когда они видят…
- Кого?
- Кому отдавались в мечтах.
- Так ты согласна?
- Послушай, я давно ждала этого предложения и так же давно мысленно отказала тебе.
Марго встала, подошла сзади к Илье, прижалась к его спине. Он остро почувствовал упругость ее груди, подался назад, прижимаясь к ней.
- Ты мне отказала?!
- Да! Выслушай меня и не перебивай. Ты знаешь, что такое любовь? Молчи! Ты не можешь этого знать. Любовь – это ответственность за тех, кого любишь.
Моя мама болела много лет. Когда я училась в школе, мы жили очень бедно. Жалкой учительской зарплаты отца едва хватало только на еду. Иногда даже лекарство маме не на что было купить. Отец безумно любил и маму и меня, и считал себя ответственным за нас. Но ничто не могло нам помочь, ни его частные уроки, ни рефераты и курсовые, которые он писал по ночам нерадивым студентам. Нищета не отступала. Я видела, как он страдает. В конце концов, сердце не выдержало. Инфаркт. Его увезли на «Скорой». Из больницы он уже не вернулся. А спустя два месяца умерла мама. Вот тогда я и поклялась никогда не допускать такого в своей жизни.
- По-твоему, мы не можем жить вместе потому, что я мало зарабатываю?
- Нет, ты все не так понял. Деньги – это дракон. Он покоряется сильным и служит только им.
- Но разве мы слабые? Я нет, а ты?
- Как только мы начнем жить вместе, я понесу от тебя. Для этого мне не нужна даже твоя плоть, я слизну семя с твоих губ, впитаю его прикосновением. Вот так я хочу тебя и так я готова зачать от тебя. Сегодня ночью я провалилась в бездну, когда ты взял меня. Потеряла сознание, умерла. Я знаю, что умерла потому, что увидела свет. Понимаешь, тот самый свет, о котором говорят те, кто пережил клиническую смерть. Я стала небом, космосом, звездами – всем сразу. Не могу описать это. Такого не бывало никогда.
- Непорочного зачатия не бывает.
- Верь мне, я забеременею, если мы будем жить вместе. Это нельзя преодолеть.
- Пусть так. И что в этом плохого. Я думаю, об этом можно только мечтать.
- Да, но не сейчас. Меня немедленно уволят, и ты будешь вынужден зарабатывать деньги. Твоя диссертация пойдет к чертям собачьим. На нее не останется ни времени, ни сил.
- Ты забываешь, что у меня состоятельные родители.
- Нет, никогда ты не будешь брать у них деньги. Это убьет в тебе мужчину, и я возненавижу тебя.
- Что же ты предлагаешь, после сегодняшней ночи не возвращаться к этому никогда.
- Нет. Мы будем встречаться в твоей квартире, и будем любить друг друга.
- И ты не забеременеешь? Интересно, почему?
- Потому, что эта квартира еще не будет моим домом, и я всегда буду начеку. Мы будем сильными, мы обязаны быть сильными. Только так мы победим дракона и заставим его служить нам.
- И доколе такое будет продолжаться?
- До твоей защиты.
- Марго, ты напрасно обольщаешься, ученые звания в наши дни не приносят денег. Из моего интереса к гоминидам нельзя выжить ни рубля.
- Ты ошибаешься, Илья. Я работаю помощником депутата и знаю, сколько наши избранники платят тем, кто может найти корни происходящего в современном мире. Твои знания будут востребованы, уж я об этом позабочусь.
- Ты хочешь, чтобы я забросил своих гоминидов?
- Пусть они будут твоим хобби, но работать надо там, где платят деньги.
- Жестко.
- Что поделаешь.
Илья Ильич не знал, что сказать. Не знал даже, надо ли вообще продолжать этот разговор. Любовь оказывалась не так уж и важна. Ответственность – вот что главное. И если ты не можешь отвечать за свои поступки, их лучше не совершать вовсе. Что тут скажешь? Тот, кто не может платить по векселям, становится банкротом.
- Знаешь, - сказал он, давя раздражение и обиду, - давай прекратим. Пусть все будет, как ты хочешь.
II
Дела навалились на Кричевского так, что он и продохнуть не мог. Нужно было принимать экзамены у своих студентов. Сто человек – это вам не шутки шутить, с ума можно сойти. Да еще добрый профессор подбросил ему три группы по двадцать человек. Молодежь, мол, должна беречь ветеранов. А еще дипломники и курсовые. Так можно и до отпуска не дотянуть. В июне заканчивался и третий год аспирантуры, пора было представлять последнюю главу диссертации. Иначе могли и на кафедре не оставить. Так что Илье Ильичу было не до размышлений о личной жизни. И Марго это понимала, не докучала, не требовала встреч. А как еще она могла помочь в такой ситуации?
И все-таки одна не вполне своевременная мысль беспокоила Кричевского. Гнездилась она где-то в дальнем уголке сознания и то пропадала, то выскакивала, как черт из табакерки. Любимые им гоминиды и архантропы с их каменными орудиями странно сталкивались с любовью и ответственностью. Но неизменно распадались снова, не желая составить единое целое. Чего-то им не хватало. Но чего именно не хватало, Кричевский понять не мог. Дело осложнялось еще и тем, что над этим винегретом царила таинственная улыбка Марго, которую он наблюдал в их первую ночь.
В тот вечер прекрасное лицо Маргариты явилось ему снова. Засыпая, он прошептал:
- Видеть таким лицо любимой женщины, дано не каждому. Я видел ее лицо, ее лицо, ее лицо, ее прекрасное лицо, - бормотал он, погружаясь в сон.
И вдруг вскочил.
- Я видел ее лицо, - почти закричал он, - именно лицо! Ну, конечно, - бипедия! Скелет гоминидов допускал эту позу «лицом к лицу»! Они видели лица друг друга во время полового акта. Господи помилуй, как это просто! Он бросился было звонить Маргарите, таким важным показалось ему открытие, но вовремя взглянул на часы. Шел второй час ночи.
- Стоп! – сказал он себе, - надо все обдумать. Вот сейчас я лягу, и буду думать. Но сделать это в ту ночь он не сумел. Навязчивая ассоциация, терзавшая его несколько дней, теперь обрела форму и отделилась, будто вырвали больной зуб. Успокоенный, он уснул сразу и спал без сновидений.
И утром ему было не до того. Принимал экзамены. И только ближе к вечеру позвонил Маргарите и попросил приехать.
- Что ты сияешь, как блин на масленицу? Тебе присвоили звание без защиты или дали большую премию?
Марго встала на цыпочки и поцеловала его в губы.
- Ой, ты сладкая.
- В лифте проглотила последний кусочек шоколада. Сегодня не пришлось пообедать. Софа целый день продержала меня рядом на заседании фракции.
- Ну, тогда сначала на кухню. Буду кормить тебя отбивными с жареной картошкой.
- О-о! Ты щедр по-царски. Так что случилось, отчего ты такой довольный.
- Все расскажу, для того и позвал. Вот только поставлю сковороду на огонь.
Наконец все было готово. Марго вооружилась вилкой и принялась за чудное блюдо - жареную картошку со свиной отбивной на ребрышке.
- Ты рассказывай, я буду слушать.
- Может, сначала поешь?
- Нет, начинай, мне не терпится.
- Помнишь, ты сказала, что той ночью «умерла» и видела несказанный свет?
- Такое не забудешь.
- Так вот, наверно в тот самый момент я открыл глаза и увидел твое лицо.
Маргарита замерла, взгляд ее сделался напряженным.
- И что же ты увидел на моем лице?
- Не волнуйся, оно было прекрасно и светилось изнутри. Наверно это пробился тот самый свет, который видела ты. И еще улыбка. Не знаю, с чем ее сравнить. Это банально, но она напомнила мне улыбку Джоконды. Ты была так красива, что я чуть с ума не сошел.
- И ты рассказываешь мне это только теперь?
- Вот те раз! Неужели я должен был восхищаться твоей красотой после того, как ты посла меня к чертям собачьим? Я злился в тот день и не собирался поощрять комплиментами твои хулиганские выходки.
- Хулиганские?
- Отвергнуть предложение любящего мужчины… Это ли не хулиганская выходка?
- И ты мстишь мне за это? Заставил тащиться через весь город по пробкам только для того, чтобы поговорить о моей красоте. Негодяй! Да знаешь ли ты, что все мужики в Госдуме восторгаются мной и льстят с утра до вечера?
Они расхохотались.
- Нет, правда, это все, что ты хотел мне сказать?
- Марго, мне надо посоветоваться с тобой. Понимаешь, я вдруг подумал, что увидел твое лицо только потому, что мы были в такой позе… Ну, «лицом к лицу».
- И что с того?
- А то, что эта поза возможна только для прямоходящих. И гоминиды были прямоходящими. Значит, они могли видеть лица друг друга во время полового акта.
- Все равно не понимаю.
- Очеловечивание – это не одномоментное действие, а длительный процесс. И поэтому важен не сам рубеж, за которым обезьяна превратилась в человека, а факторы, которые к этому привели. Так вот, в основном все забывают про эмоции, которые самым решительным образом отличают человека от других животных. Любовь ведь это тоже эмоция, правда?
- Ну, конечно.
- Можно сказать, что только с развитием эмоций наши предки вплотную приближаются к рубежу, за которым они превратились в людей.
Простейшие эмоции человек получил от своих зоологических предков и сохранил их в неизменности до настоящих дней. Это эмоции голода, жажды, страха, ну и так далее. А вот высшие эмоции присущи исключительно человеку. Их иногда называют чувствами, и они существенно отличаются от низших эмоций.
- Илюша, ты будешь читать мне лекцию?
- Ну, потерпи, мне самому надо это осмыслить. Большинство высших эмоций появились как результат развития низших эмоций. Например, любовь – высшая эмоция – чувство, которое вполне могло развиться из простого сексуального влечения. Его корнем, в свою очередь, является инстинкт продолжения рода или сохранения популяции. Если это так, то почему мы не наблюдаем ничего похожего у приматов? Нет, инстинкт продолжения рода у приматов, и не только у них, действует исправно, присутствует и активное сексуальное влечение, но любовь в нашем понимании им не доступна. А о чувстве долга и чувстве ответственности и говорить не приходится. Эти чувства присущи только человеку и тесно связаны с любовью. Помнишь, ты сказала, что любовь – это ответственность за того, кого любишь?
Так в чем же дело, почему инстинкт продолжения рода у человека начал развиваться и превратился в любовь, а с приматами этого не произошло? Может ли вообще развитие чего бы то ни было начаться само собой, без всяких предпосылок, или любые преобразования должны получить некий стартовый импульс? Принципиальный ответ на этот вопрос известен. Мы точно знаем, что любое развитие должно иметь серьезное основание, ведь для него необходима дополнительная энергия. А любовь и требует значительно более серьезных затрат психической энергии, нежели просто удовлетворение сексуальных потребностей. Так что же заставило наших предков тратить дополнительную энергию при удовлетворении простого сексуального влечения?
- И что же их заставило?
- Черт возьми, уверен, что любить их заставила поза «лицом к лицу».
- Возможно. Ну и что в этом такого? Какой совет ты хочешь от меня услышать?
- Не спеши! В первобытном человеческом стаде царил промискуитет. Ну, то есть беспорядочные половые связи, которые не принуждают откладывать удовлетворение полового инстинкта до встречи с постоянным партнером. Секс возможен здесь и сейчас, и самцу нет нужды искать в стаде постоянную партнершу. Стало быть, механизм идентификации… Ну… узнавания находится в зачаточном состоянии. Кроме того, в обезьяньем стаде, состоящем из четвероруких особей, доминирует сексуальная поза – «самец сзади самки». В такой позе сексуальные партнеры не могут наблюдать лиц друг друга. И это тоже препятствует узнаванию конкретной особи.
Иначе обстоит дело с прямоходящими приматами. Для них становится возможной эта новая поза – «лицом к лицу». Она с точки зрения их развития чрезвычайно выигрышна, так как позволяет наблюдать лицо партнера и гримасы наслаждения, которое получает партнер во время полового сношения. Сексуальные партнеры теперь имеют возможность регистрировать совершенно новые выражения эмоций, что не может не вызывать ответную реакцию в виде аналогичных гримас. Гримасы сексуального наслаждения, несмотря на похожесть у разных особей, все же сугубо индивидуальны. А это значит, что поза «лицом к лицу» должна развивать механизм, как я говорю, идентификации.
В результате возникает и закрепляется устойчивая ассоциативная связь между удовлетворением полового инстинкта и полученным при этом наслаждении с конкретным сексуальным партнером.
- Ура!
- Не смейся, я рассказал тебе, как возникла любовь. Понимаешь, лю-бо-вь, которая не возможна без ответственности, сострадания и сопричастности. Ты знаешь, что такое сострадание?
- Еще как знаю. Я страдала вместе с мамой, мучилась ее болями, хотя у меня ничего не болела. До сих пор, когда вспоминаю об этом, у меня сжимается желудок.
- Вот видишь! Теперь представь самца гоминида, который видит, как от голода умирает его самка, или детеныши. Конечно, он испытывал нравственные страдания, ведь медленно угасали те, кого любили и за кого чувствовали ответственность. В «тощие годы» обессиленных и умирающих становилось больше, и здоровые члены первобытного стада, а может быть, уже и общины, добывая пищу, должны были выдерживать более серьезные физические нагрузки. И вот, я думаю, физическое напряжение на фоне нравственных страданий требовало найти выход из таких кризисов.
- Я в это верю. Человек всегда стремится избавиться от страданий, и физических и нравственных. Ты умница, Илюша.
- Спасибо. Но слушай дальше. И вот, если причина этих страданий ясна и возникает она регулярно, человек будет стремиться устранить ее, предотвратить. Действие же, направленное на предотвращение голода могло быть только одним. Необходимо было облегчить процесс добывания пищи, да и любой другой труд, и тем повысить его производительность. Вот тут-то и могли появиться многочисленные охотничьи изобретения первобытного человека: ловчие ямы, силки, капканы и т. п. Совершенствовались и технологии сбора и другие трудовые действия. Таким образом, весьма вероятно, что именно под воздействием страданий, в том числе и нравственных, человек начал не только использовать подручные средства в качестве орудий труда, но и совершенствовать их и даже изготавливать.
Моя логическая конструкция очень важна, она свидетельствует о том, что орудия труда и сам труд вошли в жизнь человека не случайно, не сами по себе, а явились благодаря высшим эмоциям – любви, ответственности, сочувствию и состраданию, способность к которым обнаруживается в человеке на самой ранней стадии развития.
- И это все?
- Пока, да! Но на самом деле это только начало.
- Так что ты хочешь от меня?
- Марго, это самым прямым и непосредственным образом затрагивает мою диссертацию. Я хочу отложить защиту.
- Нет, умоляю, не делай этого! Хотя… я не права. Ты волен поступать, как считаешь нужным. Но и мне тогда подари то же право. Я не могу принести себя в жертву сумасшедшему изобретателю. Вас всех надо вовремя убивать, чтобы вы прекратили бесконечно совершенствовать свои изобретения. Но дело не только в этом. Переделанную диссертацию ты не защитишь никогда.
- Это еще почему?
- Даже я знаю, и знаю это чуть ли ни с горшка, что человека создал труд. Как там называется эта работа Энгельса?
- «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».
- Вот-вот. А у тебя роль труда играют любовь и сострадание. За это тебя сожрут твои мастодонты.
- Ну, уж так и сожрут?
- Прямо со шмотками и модным английским кейсом, и даже пуговиц не выплюнут.
- Не те времена.
- Те самые! Они ненавидят демократию и либерализм, и там где могут, будут стоять насмерть за свои убеждения.
- И что, по-твоему, надо делать?
- Понимать свою выгоду и защищать готовую диссертацию.
- Тебе легко говорить….
- Мне трудно говорить, я вроде бы, подрезаю тебе крылья. Но я точно знаю, если сделаешь так, успеха не будет. Защитись, и уж потом попирай любые авторитеты.
- Наверно, ты права.
- Когда ты сдашь диссертацию?
- К концу июня.
- У тебя еще много работы?
- Нет, осталась концовка третьей главы.
- Ты еще не думал об этом, у тебя нет вариантов?
- Как нет? Написал уже не меньше десятка.
- Так в чем же дело?
- Они мне не нравятся. Конец – делу венец, и венец этот должен сверкать бриллиантами.
- Не дури! Сдавай работу завтра же.
- Нет, только не завтра.
- Почему нет?
- А ты не уедешь, останешься, правда?
- Не уеду, Илюшенька. Я так соскучилась.
- Ну, вот, поэтому и не завтра.
III
Илья Ильич обещание выполнил. Принес законченную работу шефу и угодил прямо на заседание кафедры, где первым вопросом как раз и значился отчет аспирантов.
- Други мои, позвольте начать.
Профессор был немал ростом, сед как лунь и велеречив. Эти «други» появились в его лексиконе еще при Борисе Николаевиче. На «товарища» теперь могли и обидеться, а «господ» он сам терпеть не мог.
- Из аспирантов вижу тут одного Кричевского. Три других – заочники, - продолжал профессор хорошо поставленным баритоном, - имеют право игнорировать наши заседания. Им история, как теперь молодежь говорит, до лампочки. Они в политических кругах вращаются, им кандидатские дипломы требуются для поддержания легитимности. Что поделаешь, такие нынче времена! Потому отдуваться сегодня будет один Илья Ильич. Перед заседанием я заглянул в его личное дело и, признаюсь, пришел в недоумение. Оплошал наш любезный зав. аспирантурой, зачислил его аспирантом 28 июня 2006 года. А мог бы сообразить и зачислить с 1 сентября и тем подарил бы славному юноше два лишних месяца. Сие, как вы понимаете, означает, что аспирантский срок Ильи Ильича заканчивается ровно через две недели. А диссертацию он мне, своему научному руководителю, пока не отдал. Полагаю потому, что работа по сию пору не закончена. Все мы знаем, что в традициях нашей Альма-матер аспирантов, не уложившихся в срок, на кафедре не оставлять. Прискорбно это, но традиции вещь серьезная, на них общество держится, и нарушать традиции мы права не имеем. Однако же история учит нас милосердию. И потому обращаюсь к вам, своим коллегам и боевым товарищам с нижайшей просьбой провести последнее в году заседание кафедры не в первых числах июля, как у нас принято, а в пятницу, 26 июня. Исключительно для того, чтобы Илья Ильич мог плодотворно поработать эти две недели и представить готовый труд до окончания аспирантского срока.
Слушая речь шефа и особенно последний пассаж о традициях, которые нельзя нарушить, Илья подумал, что Маргарита права. Заяви он сейчас о своей идее, шеф, не задумываясь, принес бы его в жертву. И дым от всесожжения приятно пощекотал бы ноздри бронзового Фридриха. А так все выходило, как нельзя лучше. Он поднял руку и, дождавшись благосклонного кивка шефа, поднялся с места.
- Уважаемые коллеги! Историки знают, как важны традиции. И я не тот, кто посмел бы посягнуть даже на самую незначительную из них. Вы не представляете, как я тронут, как благодарю вас за то, что согласились пожертвовать драгоценным временем, чтобы помочь мне. Но, к счастью, в этом нет нужды. Моя работа завершена, и сегодня я отдаю ее на милость моего научного руководителя. Пользуясь случаем, хочу теперь и вас, коллеги, попросить о благосклонном внимании к моему труду. Спасибо.
Возвращаясь на свое место, Илья видел, как довольно улыбался профессор.
- Все в порядке, - подумал он, - лучшего финала и пожелать нельзя.
- Ура! Свобода!
Илья Ильич закрыл дверь за последним студентом, подписал ведомость, сдал ее в деканат и вышел на улицу. Моросил дождь, но было очень тепло. Спрятавшись под козырьком институтского подъезда, он достал мобильник и набрал номер Марго.
- Привет! Я свободен до сентября и жду приказаний.
- Сегодня приказаний не будет. Я зависла до поздней ночи. Ей срочно понадобился медиаплан. Этим и занята. А завтра можешь забрать меня часика в три. Хочется за город, погулять.
- Может в Архангельское, там и пообедаем?
- Договорились, жду тебя в три на нашем месте.
Илья Ильич нажал кнопочку, сунул мобильник в карман и вышел под дождь. Утром пришлось оставить машину за квартал от института. И вот теперь надо было добираться до нее под дождем. Он совсем промок, пока бежал по пустынной улице. Дождь разошелся не на шутку, и перламутровые от бензина пузыри возникали и смешно лопались в лужах.
« Пузыри! Значит, это надолго», - подумал Илья Ильич и нырнул на сидение жигуленка. Стекла тут же запотели, а тряпки под рукой не оказалось. Пришлось вытирать их старой газетой, включать печку, ждать, когда лобовое стекло обретет прозрачность. Наконец жигуленок тронулся и тут же угодил в смертельную пробку. Подергавшись туда-сюда, Илья прижал машину к бровке, вылез правыми колесами на тротуар и так докатил до ближайшего переулка. Здесь было поспокойнее. Доехав до магазина с вывеской «Кристалл», он купил литровую бутылку «Столичной», сигарет и тронулся дальше, чтобы тут же угодить в следующую пробку.
- Этот город не пригоден для жизни, и мне два месяца нечего здесь делать. Не поехать ли мне к маме с папой в славный город Цюрих? И оттуда на хорошей машинке в сторону Сан-Готтарда. И вот там уж сидеть на террасе маленького отеля, любоваться горным озером и размышлять о судьбах любимых гоминидов. А Марго? А что Марго? Надо взять ее с собой, познакомить с родителями. А вдруг… Что вдруг? Вдруг мама задерет свой еврейский носик? Ну, тогда отпуск будет безнадежно испорчен. Нет, эта идея не проходит. Так что же делать? А ничего. Пьяный трезвого мудренее. Надо выпить стакан водки, поесть как следует, и все решится само собой.
Так думал Илья Ильич Кричевский, пытаясь выбраться на оперативный простор. На этот раз ему повезло, пробка образовалась из-за аварии. И, миновав это место, он с радостью обнаружил, что далее путь свободен.
Дома он привел свой замысел в исполнение. Пожарил картошку, сварил две симпатичные шпикачки, налил в стакан водку и уселся за стол с вилкой в руках. Выпив и закусив, Илья Ильич прошел в комнату и, заглянув зеркало, спросил собственное отражение:
- Кто есть гражданин, который пьет один?
- Алкаша, - ответило зеркало.
- Ответ неверный. Он есть рациональный человек. Почему?
- Почему? – переспросило зеркало.
- Потому что с друзьями пить вредно. Все время бегаешь за пополнением запасов. А так гражданин выпил свою порцию и чувствует себя прекрасно. Он смел и решителен и готов звонить маме, чтобы сделать важное заявление.
Мама ответила сразу, будто стояла с трубкой в руках.
- Мама! – бескомпромиссным тоном сказал в трубку Илья Ильич. - Докладываю! Сегодня я сдал готовую диссертацию шефу. Я утратил статус аспиранта, поднявшись на следующую ступень социальной лестницы.
- Поздравляю сын! – голос мамы звучал торжественно. - Ты сделал важное дело.
- Да, я это сделал, и собираюсь навестить вас в Цюрихе. Мама, не возражай мне! На этот раз я буду жить в отеле.
- Что это за фортели, ты пьян?
- Нет, я приеду не один. Я приеду с будущей женой. Я так решил.
- Что такое? С женой?
- С будущей женой, мама. Вердикт обжалованию не подлежит!
- Все же, Илюша, ты выпил лишнего. Я не осуждаю, сегодня у тебя замечательный день. Но почему ты не хочешь остановиться у родителей, как всегда?
- Мама! Фамилия моей невесты не Гастелло, она не может сходиться с тобой в лобовом таране.
- Нет, ты положительно пьян.
- Мама, что ты говоришь, как можно быть пьяным положительно.
- Кто родители твой невесты?
- Они умерли.
- Но кто был ее отец?
- Мама! Он был учителем.
- А мать?
- Она болела долгие годы.
- Ну, а до болезни?
- Я этим не интересовался.
- Где работает твоя невеста?
- Она помощник депутата Госдумы.
- Образование?
- Высшее, иняз, в совершенстве владеет английским, французским и испанским.
- Оу! - послышалось в трубке. - Недурно. Как ее зовут?
- Ну, наконец-то ты поинтересовалась и этим. Ее зовут Маргарита Николаевна Ремизова.
- Илюша, когда вы приезжаете?
- Это еще не точно. Я еще не говорил об этом с Марго.
- Илюшенька, никогда не называй так свою невесту. Это имя похоже на кличку.
- Не говори глупости, мама. Я позвоню, когда мы все решим. Поцелуй за меня отца. Все, пока, до встречи.
Илья положил трубку, отер пот с лица и упал на кровать.
- Господи! Сегодня Ты вложил мне в руки меч кладенец. Благодарю тебя, Боже.
Дождь шел всю ночь и все утро. О загородных прогулках даже думать не хотелось. И точно, в 12 позвонила Марго.
- Не приезжай за мной, - сказала она, - в городе сплошные пробки. Я приеду сама, на метро, как только освобожусь.
- Оптимально, - подумал Илья, - все-таки она настоящий прагматик.
Марго появилась около четырех, сияющая улыбкой, счастливая. Обняла Илью, поцеловала в губы.
- Если б ты знал, как я рада. Мы должны это отпраздновать. Смотри!
Она извлекла из сумки бутылку французского шампанского. Вдова Клико! Купила по блату в думском буфете.
- Великолепно! Боюсь только, что нам придется насладиться этим напитком не раньше вечера.
- Это еще почему?
- Я ждал тебя и не сидел без дела. Приготовил обед и ужин и даже о завтраке подумал.
- Илюша, ты гений! Так, что у нас на обед?
- Барашек тушеный в овощах. Сама понимаешь, без водки тут не обойтись.
- Согласна. Но только по чуть-чуть.
- Ну, это само собой. Ты уже проголодалась? Да? Тогда я накрываю на стол.
- А, накрывай, будем пировать!
- Скажи, у тебя бывает отпуск?
- Конечно. Через недельку я могу считать себя свободной до середины августа.
- И что ты думаешь делать?
- На пару недель я должна поехать к тетке, маминой сестре.
- Должна?
- Она совсем старая женщина, живет одна в деревне. Я навещаю ее при любой возможности. Привожу деньги, нанимаю мужиков поправить крышу или забор, или что там у нее к этому времени ломается.
- А живет она далеко?
- Нет, в деревушке под Тарусой. Знаешь эти места?
- Тарусу знаю, а деревушки нет. И что потом?
- Так далеко я не заглядываю.
- Может, рванем в Швейцарию?
- Почему в Швейцарию?
- Мне все равно придется туда ехать. К родителям.
- Они в Швейцарии? И надолго?
- По-моему, навсегда.
- Ты хочешь нас познакомить?
- Да. Вчера я выпил стаканчик водки и все рассказал маме.
- Чувствую, твоя мама непростой человек.
- Это мягко сказано. Но не волнуйся, мы остановимся в отеле. Нам грозит только один семейный обед. А потом возьмем машинку и поедем в горы. Поселимся в маленьком отеле и будем любоваться горами и великолепными озерами.
- Мне будет не хватать бурных развлечений.
- Не переживай, рядом Лугано, где живут итальянцы. А они, как ты понимаешь, совсем не немцы. Скучно не будет.
- А что, я согласна. Только сначала к моей тетушке в деревню.
- А что, и я согласен. К тетушке, так к тетушке.
В эту ночь Илья Кричевский окончательно убедился, что сделал правильный выбор. Марго была не только очень красивой и нежной женщиной. Она, кроме того, была умна и практична. С такой женой немудрено потерять собственною волю, стать одной из тех безвольных особей, которые без супруги и шага ступить не могут. Утешало только то, что Илья вовремя заметил опасность и, значит, мог этому противостоять.
Мысль эта явилась Илье Ильичу в то самое время, когда уже за полночь они открыли бутылку шампанского. Утомленные любовными утехами, они пили чудесный прохладный напиток. Чтобы сделать очередной глоток Марго приподнималась, и тогда непослушное одеяло соскальзывало вниз, обнажая ее чудесную упругую грудь. И всякий раз возникала и набирала силу новая волна желания. Он знал, что Марго это чувствует и нарочно не обращает внимания на его прикосновения. Наконец, и она не выдержала, поставила бокал на столик и повернулась к нему лицом.
Этот, последний в ту ночь, порыв страсти был совсем коротким. Илья сел на край постели, сделал глоток шампанского и закурил. Вот тогда она и покаялась перед ним. Сказала, что совершила неловкость и чувствует себя виноватой потому, что, не испросив разрешения, рассказала своей шефине о его идее. Илья посмотрел на нее, не очень понимая, о чем она говорит. А когда понял, равнодушно поинтересовался:
- И что сказала твоя депутатка.
Выяснилось вслед за тем, что депутатка Софа, так звала ее Марго, сочла идею весьма перспективной, вызывающей в памяти миф о золотом веке, и добавила, что с удовольствием познакомилась бы с человеком, которому приходят в голову столь дельные мысли. Илье Ильичу было наплевать и на Госдуму и на депутатку Софу, но, задумавшись на секунду, он вдруг почувствовал, что избежать этого знакомства не удастся. И дело тут не в его идее, а в планах Марго, которая, видимо, всерьез решила заставить его сделать карьеру. Само собой, его любимые гоминиды для этого совершенно не годились.
- Ну, что ж, посмотрим. Предупрежден, значит, вооружен, - пробормотал Илья Ильич и пошел в ванную.
IV
Деревенька, где жила Мария Сергеевна – тетка Марго, оказалась местом, прямо сказать, выдающимся. Небольшая, всего сорок дворов, расположилась она на высоком берегу Оки. И одно это у кого угодно могло вызвать восторг и восхищение. Но найти дорогу было совсем не просто. А добраться и того сложнее. От шоссе местного значения вел к ней проселок, километров десять или чуть больше. Даже Марго, часто навещавшая тетушку, и та раз даже вышла из машины, чтобы определить, здесь ли надо сворачивать с шоссе. И в самом деле, съезд этот так замаскировался придорожными кустами, что, не зная о нем, разглядеть его из окна машины было невозможно. Илья даже подумал, что она ошиблась, но последовал указаниям и через десяток метров действительно оказался на проселке в окружении могучих елей. Покрутившись с километр среди деревьев, дорога эта уперлась в самодельный шлагбаум. Два столба по краям и перекинутая между ними лесина преграждали путь. Мало того, что это сооружение было заперто на огромный висячий замок времен первых советских артелей, так за ним было еще одно препятствие, повергшее Илью Ильича в настоящую панику. Огромная лужа, метров сто в длину. По виду она не то что автомобилю, но и не каждому трактору покорялась. Поскольку лужа была здесь навсегда и поддерживалась ручьем, в этом месте перетекающим дорогу, то и ее одной было бы достаточно, чтобы остановить любого автомобилиста, будь он хоть на «Лендкрузере», хоть на «Хаммере». Здесь был нужен не автомобиль, а катер. Однако же Марго достала из сумочки ключ, вышла из машины и отомкнула замок. Комель перевесил вершину и путь открылся. Но куда? Марго махнула рукой, и он, не решаясь ослушаться, пересек границу, остановившись у самой кромки водного простора. Марго потянула за цепь, шлагбаум опустился, отрезая Кричевского от привычного мира. Усевшись рядом, она показала рукой вперед.
- Я понял, - сказал Илья Ильич, - твоя тетушка – русалка. А вон те головастики ее подданные. В принципе я не возражаю, но, может, оставим машину на берегу, а то и вернуться будет не на чем. Или мы сюда не в гости, а навек?
Марго расхохоталась.
- Не бойся, милый! Я посвящу тебя в тайну этой лужи. Она рукотворна. Ее соорудил сосед моей тетки, Степан Егорович. Он же выложил ее дно гравием и старыми кирпичами. Кто знает об этом, застрять в ней не боится. Но, кто об этом знает? Трогай, милый. Мы проедем по ней не хуже, чем по асфальту.
Оказавшись в тетушкиной деревне, Илья Ильич понял, зачем понадобились шлагбаум и рукотворная лужа. Он увидел истинное чудо XXI века – русскую деревню, не оскверненную дурным вкусом богатых людей. Домики хоть и не блистали свежей краской, все же принарядились сиренью и жасмином. Сирень, правда, уже отцвела, но все равно ее ветви, свешиваясь через заборы, делали деревенскую улицу покойной и уютной. За покосившимися заборами виднелись огромные яблони. Казалось, они стары, как сама Русь. И все это благолепие тонуло в неизвестном запахе неизвестных цветов.
- Чем это так приятно пахнет? – спросил Илья Ильич, вдыхая в себя таинственный аромат.
- Это душистый табак. Не узнал? Он благоухает по вечерам и в пасмурную погоду. Я обожаю этот запах. Смотри! Вот эти белые цветы в палисаднике, это он и есть.
- Никогда бы не подумал, что в русской деревне может так пахнуть. Куда нам ехать?
- Прямо по улице, вон до той огромной березы слева. Видишь?
Свернув в распахнутые ворота, Илья Ильич остановил машину и открыл дверь. Марго уже выпорхнула наружу и направлялась к крыльцу. Он огляделся. Ничего выдающегося – небольшой деревенский дом под замшелым шифером, облупившаяся краска на стенах, окна в наличниках с незатейливой резьбой – вот и все достопримечательности.
- Марго! Ты что ли? Вот неожиданность!
Илья Ильич повернулся на голос и обнаружил на крыльце женщину лет восьмидесяти, совсем седую, с лицом цвета просфоры. Даже румянец на щеках был коричневатого оттенка такого же, какой он видел в пекарне женского монастыря, куда однажды попал со знакомой журналисткой. Мужчин туда не пускали, но журналистка объявила его фотографом, без которого репортаж невозможен, и игуменья сдалась, нарушила устав в виде исключения. Чего ни сделаешь во имя славы Господней. Вот только голос у этой женщины был совсем не такой, как у монашек, готовивших просфору. Работая, они тихо молились смиренными голосами, а эта гудела, ну не басом, конечно, но баритоном, это точно.
- А кто это с тобой?
Марго призывно махнула рукой.
- Илья, иди, я вас познакомлю.
Ужинали на терраске. Жаренная на сале картошка с первыми летними грибами – вкусно. Илья поставил на стол бутылку Путинки. Тетушка кокетничать не стала. Взяла бутылку, мгновенно справилась с пробкой и перелила содержимое в графинчик, по виду времен Очакова и покоренья Крыма. Выставила на стол такие же рюмки желтоватого стекла.
- Ненавижу бутылки на столе, - прокомментировала она свои действия и сделала приглашающий жест.
Илья разлил водку, поднял свою рюмку и посмотрел на тетушку.
- За знакомство, - сказала она своим хрипловатым баритоном и лихо выпила.
На столе призывно ворчала салом огромная сковорода. Илья подцепил вилкой грибок и пару румяных картофельных ломтиков, отправил все это в рот и с наслаждением ощутил ни с чем не сравнимый дух лесных, подлинных, а не магазинных грибов.
- Вы кто, Илья? – спросила тетушка после второй рюмки, хрустя соленым огурчиком.
- Потрясающий засол. Кажется, со смородиновым листом. Нечто подобное пробовал только один раз и тоже на Оке, но под Рязанью. А вообще я историк. Только что закончил кандидатскую диссертацию.
- Интересуетесь новейшей историей? Теперь модно все переосмысливать.
- Ничуть этим не интересуюсь. Моя тема – это жизнь еще не людей, но уже не обезьян. Архантропы, или гоминиды, как вам больше нравится.
- И что же вы о них знаете? Ведь в эту темь невозможно проникнуть.
- Ну, почему же? Археология и этнография дают неплохой материал для размышлений и идей.
- Какие тут могут быть идеи? Назовите хоть одну только, умоляю, не из школьного учебника, и, конечно же, не из Энгельса. Я этому повесе принципиально не доверяю. Или вы находите, что я слишком строга?
- Ни в коем случае! Они с Карлом действительно не отказывали себе в удовольствиях, и сексуальных в том числе.
- Ох, браво! Я вижу, вы, действительно, образованный человек. Не боитесь авторитетов. Ну, давайте вашу идею.
- Ну вот, например, я думаю, что гоминиды уже знали, что такое любовь.
- Это в смысле секса?
- Не только. Они могли понимать любовь почти так же, как и мы ее понимаем. Маргарита очень точно сказала: любовь – это ответственность за тех, кого любишь.
- Как это могло быть?
- Мария Сергеевна, это долгий разговор, вряд ли стоит его начинать, на ночь глядя.
- Нет, я настаиваю. Наливайте еще по рюмочке и пускайтесь во все тяжкие. Я буду слушать.
Что оставалось делать? Отказать не вежливо, и Илья Ильич пустился в рассуждения.
Мария Сергеевна, и правда, умела слушать и заговорила только, когда он произнес фразу, которой планировал закончить этот разговор.
- Понимаете, получается, что не труд, а любовь превратила обезьяну в человека.
- Илья, вы, что хотите этим возродить байку о Золотом Веке?
- Возможно, но не в смысле Гесиода, - Илья процитировал:
«В прежнее время людей племена на земле обитали,
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,
Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных».
Такое попросту немыслимо. И страдания и болезни и тяжкая работ, и смерть, конечно, никогда не покидали человека.
- Тогда в каком же смысле Золотой Век?
- Люди не знали принуждения. Никто на них не давил, никто ими не помыкал, кроме объективных обстоятельств, разумеется. Вот в таком смысле Золотой Век.
- И, по-вашему, все это сделала любовь? Если вы скажете «да», я буду возражать категорически.
- Не только любовь, хотя и она вносила свою лепту. Действовал еще один фактор. Но об этом давайте завтра, Марго уже засыпает.
- И пусть себе засыпает, если ей скучно. А вы наливайте и продолжайте. Сегодня я хочу переспать с вашей идеей.
- Ну, пеняйте на себя... Первобытные люди для нашего глаза, избалованного произведениями изящных искусств, выглядели мрачновато. Но внешность, Мария Сергеевна, обманчива. Их мрачноватая свирепость была не то чтобы напускной, без нее в те времена нельзя было выжить среди диких зверей. Свирепость была необходимым инструментом, а хороший мастер без нужды инструмент в руки не возьмет. Вот и первые люди свирепостью не злоупотребляли. Если была нужда, могли животное руками надвое порвать и не поморщиться. Но в обществе соплеменников вели себя вполне мирно.
Пища им трудно давалось. Много нужно было труда, чтобы накормить себя и любимых. А ярость, злоба, принуждение и прочее все в том же духе у человека энергию отнимает. Вот они и берегли энергию, попусту не возбуждались
Эта не моя выдумка. Это общий принцип, которого придерживается все живое, если хочет выжить и умножиться. По сути, это всеобщий закон, который гласит, что жизнь будет развиваться в том направлении, на котором нерациональное рассевание энергии минимально. Ну, стало быть, и энтропия минимальна. Это понятно?.. Чистая термодинамика в теории эволюции.
- Скажите, Илья, а к нам это имеет какое-нибудь отношение?
- Самое непосредственное. Вы знаете, что во всех «развитых» странах отрицательная рождаемость. Это потому, что мы слишком много энергии рассеиваем на злобу, конкуренцию, вражду, агрессию. На продолжение жизни ее уже не хватает. Европейцы вымирают.
- А Америка?
- Она пока выживает за счет притока новой крови. Но США быстро адаптируют своих неофитов. В конце концов, они ведь сами едут туда за тем, чтобы научиться стяжательству. Так что долго их благополучие не продлится. Европа и США стремительно утрачивают любовь, ее заменяет секс.
- Какая разница? Разве секс не сопутствует любви?
- У них различные функции. Секс отнимает энергию, а любовь, вдохновляя человека, восстанавливает ее. Когда секс превалирует, энтропия начинает стремительно возрастать и биологическая система разрушается. Так происходит всегда, если нарушается закон экономии энергии.
Кстати, мусульманские общества в этом смысле находятся в выигрышном положении. Чистый секс там не приветствуется. Чтобы минимизировать его влияние, они ни перед чем не останавливаются. Даже перед иссечением клитора у женщин.
- Боже, какой кошмар? Неужели это практикуется до сих пор?
- Да, и довольно широко. Где-то я читал, что этой операции подвергаются до ста пятидесяти миллионов женщин, в основном в Африке.
- Но для чего?
- Цель - лишение женщины способности к оргазму. Женщина, как детородная машина - и никакого секса. Варварство, конечно, но мы все видим, сколь стремительно мусульманский этнос набирает силу и численно умножается. Иначе говоря, они соблюдают закон экономии энергии.
Вот любовь, явившаяся гоминидам, и объединилась с этим законом. Мир, доброта, отсутствие жадности и стяжательства потребовались гоминидам для сохранения жизни! Таков итог, если позволите. Кстати на этом принципе базировалась и экономика первобытных обществ. Природные склонности лежали в основе разделения труда. Женщины занимались собирательством, мужчины охотой. Каждый выполнял посильную работу и делал то, что у него получалось наилучшим образом. Это освобождало их от усилий по созданию и поддержанию структуры общества.
- Что-то подобное о первобытной экономике, мне кажется, я читала у Фромма.
- Ну, да у Фромма, у Бахофена. Отсутствие жадности, стяжательства, доминирования в тех обществах отмечали многие. Непринуждение в труде и равенство в потреблении. Сколько производилось, столько и потреблялось.
- Когда же все это исчезло и почему?
- Мария Сергеевна, побойтесь Бога! Это самая большая тайна исторической науки.
- Что-то я про такую тайну не слыхала.
- Она известна под другой фамилией. Вопрос звучит так: почему вдруг люди начали создавать цивилизации?
- Вы хотите добраться до сути?
- Странно, что вы этого не заметили, но я не страдаю манией величия. Тут такие мозги отметились, куда мне до них….
- Бросьте, Илья, я чувствую в вас нешуточные амбиции.
- Все! – Илья решительно поднялся. – Хватит, два часа ночи.
- Нет! Посошок, - Мария Сергеевна цепко ухватила графинчик. - Без этого не отпущу.
- Тетушка! Ну, куда вам еще. Что будет утром?
- Утром я буду бодра и счастлива. Ты когда навещала меня в последний раз? Не помнишь. Зато я помню. Три месяца назад. И с тех пор мне не с кем было, словом перемолвиться. А тут такой мужчина… Красавец и умница к тому же. Что ж ты хочешь? Я должна предстать во всей красе. Илья, сегодня вы достанетесь Марго, а мне достанется ваша идея. Я чувствую, что она оплодотворит мой интеллект. Обещайте, что мы продолжим этот разговор.
- Обещаю! Вы настоящее чудо. Вы станете моей музой.
- О, Господи! Ты слышала Марго, слышала, что он сказал?! Ты должна брать с меня пример, а не попрекать лишней рюмкой. Бессовестная! Я удаляюсь!
Илья расхохотался.
- Она, и правда, чудо. Пойдем спать.
- А посуда?
- Завтра утром.
- Ни в коем случае.
Соловьи уже не пели, но ночь была по-соловьиному теплой и в баньке, где им предстояло ночевать, дурманно пахло сеном и все тем же душистым табаком.
Как ни рано поднялся Илья, а уже застал Марию Сергеевну в огороде. Сидя на маленькой скамеечке, она яростно освобождала от сорняков свою клубнику.
- Как вы себя чувствуете?
- Видишь, что я делаю? – игнорируя вопрос Ильи, спросила Мария Сергеевна.
- Что вы делаете?
- Вроде бы пропалываю клубнику. А на самом деле?
- Что на самом деле?
Мария Сергеевна подняла голову и разочарованно посмотрела на Илью. При этом кокетливая соломенная шляпка сползла ей на левое ухо. Вернув ее на место тыльной стороной ладони, она заявила:
- А на самом деле я освобождаю клубнику от необходимости тратить энергию на войну с сорняками. Пусть лучше направит ее в ягоды. А уж они отдадут ее мне. Обожаю клубничное варенье.
Ступайте-ка, Илья, завтракать. В холодильнике тонна снеди. Не стесняйтесь. Я уже отведала деликатесов, а Марго проснется только к ужину. И потом на реку, купаться. Ни что так не бодрит, как воды Оки ранним утром. У меня тут чудный личный пляж образовался. И представьте, по утрам я купаюсь нагишом. Идите, идите, нечего тут торчать со старухой. Я еще доберусь до вас вечером.
Но планы Марии Сергеевны не сбылись. Марго разбудил звонок мобильного телефона. Нашарив его в изголовье, она нащупала нужную кнопку и прогудела сонным баском:
- Алло.
В трубке зазвучал голос шефини.
- Маргарита Николаевна, вам придется срочно вернуться в Москву. Нужен креатив. Без вас мне не вывернуться. Завтра в десять жду вас у себя.
Делать нечего, надо было вставать, собираться и ехать.
V
- Илья, выручай! Я впервые не могу придумать ничего вразумительного. Завтра у шефини встреча с иерархами РПЦ. Речь пойдет об обязательном преподавании в школе Закона Божьего. Нужен веский аргумент против этого.
- Нарушение Конституции… Это ли не аргумент?
- Старо, Илья. На камерах и при журналистах ей надо сказать что-нибудь абсолютно новое.
- Пусть спросит у них, с чего бы вдруг они решили поднять авторитет иудеев, католиков и мусульман. Им что, надоело православие? Их тогда даже Христос не спасет.
- Не поняла, причем тут католики и иудеи.
- Ну, как же! Разразится пропагандистская война.
У тебя есть диктофон? Включи, я продиктую тебе довольно длинную цитату. А уж ты выберешь из нее нужный кусок.
Пусть скажет, что иноверцы упрекнут их в презрении к собственным священным книгам. Вот тебе цитата:
«А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших;
не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его
и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его,
где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос.
Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение,
снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы».
Это из послания Апостола Павла к колоссянам. Стихи с 8 по 13 третьей главы. «Нет ни Еллина, ни Иудея». Вот это самое важное! Их будут тыкать в это носом, пока они не захлебнутся соплями.
Если твоей депутатке этого покажется мало, пусть скажет еще, что иноверцы начнут толпами забирать своих детей из русских школ. На РПЦ обрушится лавина судебных процессов. Их обвинят в попрании святого принципа «свободы совести» и в нарушении прав человека. На всю эту канитель им придется потратить десятки, если не сотни миллионов полноценных американских долларов. И это при том, что победить они не смогут. Европа нашим не позволит. Французы заставляют мусульманок снимать хиджабы. Скажи, как это соотносится с Законом Божьим в школах?.. Думаю, что упоминание о деньгах окажет на них самое серьезное влияние. Во всяком случае, они призадумаются, это точно.
- Спасибо.
Марго положила трубку.
Спустя сутки, они лежали на диване и смотрели телевизор. Марго угадала. Илья ненавидел «ящик» и потому пропустил прямую трансляцию токшоу «На переднем крае». Теперь они смотрели его в записи. Ведущий явно симпатизировал иерарху, явившемуся в студию в черной рясе. Ему первому дали слово, и тот заговорил о падении нравственности, о распространении наркотиков и пьянства среди молодежи. Закон Божий, по его мнению, был необходим в школе, чтобы противодействовать этим пагубным процессам. Наконец, дошла очередь и до Софы. Ведущий представил ее, и бегущая строка дополнительно сообщила, что зритель видит депутата Государственной думы Софью Дмитриевну Пугачеву.
- Я полностью разделяю ваши опасения, - начала Софа свое выступление, глядя на благообразного иерарха, - особенно те, которые касаются падения нравственности среди молодежи, наркотиков и пьянства. Более того, считаю, даже уверена, что сегодня в стране нет силы, кроме РПЦ, которая могла бы эффективно бороться с этими пороками.
Иерарх, чуть склонил голову в благодарном поклоне.
- Зная это, - продолжила Пугачева, - я тем более поражена вашему намерению принизить авторитет Русской Православной Церкви и во всем мире и в России.
- Что? – иерарх недоуменно вскинул седые брови.
- Да, да, вы не ослышались. Именно так….
И далее точно по тексту разговора Кричевского с Маргаритой. Но в конце все же добавила от себя:
- На наших улицах тысячи бездомных детей из неблагополучных семей. Выясняйте, кто их родители, посылайте к ним миссионеров, приводите их в лоно церкви. И, если удастся добиться успеха, возвращайте им детей. Вот на что я потратила бы деньги с легкой душой, а не на бездарную пропагандистскую войну. Впрочем, выбор за вами. Прошу только об одном, задумайтесь об этом.
Счетчик сторонников Пугачевой будто сошел с ума, цифры росли с невероятной скоростью. Лицо иерарха крупным планом поставило окончательную точку в разговоре. Это был нокаут!
- Ты что, записала весь наш разговор. Не только цитату?
- Прости, но я звонила тебе по служебному телефону, а в этом случае все разговоры записываются автоматически.
- М-м, да, я чувствую, ты заработала немало очков.
- Я?
- Но не я же.
- Именно ты.
- Марго, ты что, сказала Софе, что все это я придумал?
- А ты хотел уличить меня в плагиате? У нас так не принято.
- Как не принято, когда Софа только что без зазрения совести выдала чужие слова за свои?
- Ну, это мировая практика. Спичрайтеры пишут речи политикам, а те произносят их с высоких трибун. Правда, они часто забывают о тех, кто привел их к успеху. Вот это мерзко. Софа не такова. Она зачисляет таких людей в эксперты и всегда платит по счетам, деньгами или услугами, неважно. Так что поздравляю, ты теперь в ее обойме.
- Ну, Марго, это уже слишком. Я не хочу быть ни в чьей обойме. Я тебе не пуля, и не хочу, чтобы мной стреляли.
- Браво! Какие образы! Только ты напрасно кипятишься, тебя никто ни к чему не принуждает. Софа взяла тебя на заметку и, возможно, еще обратится за помощью. А ты всегда можешь отказать, если сочтешь это необходимым. Вот только я не понимаю. Благодаря тебе дурацкая идея церковников провалилась. Это плохо? Или ты хотел, чтобы шоу принесло им как можно больше сторонников?
Ну, что ты молчишь? Скажи, если так.
- Конечно, идея дурацкая, и мне не хочется, чтобы попы одержали верх.
- Прекрасно, значит, ты не пошел на компромисс, не потерял лица и ни в чем не унизился?
- Вроде бы так.
- Вроде бы или так?
- Пусть будет так.
- В таком случае получи гонорар.
- Что получить?
- Гонорар. Ты не знаешь, что это такое?
Марго взяла сумочку и достала узкий белый конверт. На нем значилось: Для И.И. Кричевского.
- Что здесь?
- Деньги, Илья. Здесь деньги и больше ничего.
- Это значит, что Софа решила меня купить?
- Все с точностью до наоборот. Софа решила расплатиться с тобой, чтобы не быть должницей. Теперь между вами чистый лист бумаги. Вы можете написать и заключить новое соглашение, или не сделать этого никогда. Сие решение поровну зависит от каждого из вас.
- И сколько мне причитается, десять долларов?
Марго улыбнулась.
- Илюша, я люблю тебя. Ты умница, но наивен до неприличия. В конверте действительно не так много денег, но думаю, тысяча долларов лучше, чем ничего.
- Сколько? Да это же безумные деньги, больше, чем я зарабатываю за месяц. За что столько, за несколько слов?
- Прежде, чем сказать эти слова, ты думал. Так вот знай: платят не за слова, а за мысли.
- Маргарита, послушай! Больше всего на свете я не хочу приближаться к политикам и, тем более, участвовать в том, что у нас называют политическим процессом. Это грязь.
- По-твоему, я замаралась и от меня воняет?
- Марго, ты понимаешь, что я не о тебе.
- Так получается, Илья. Я работаю с политиком и обслуживаю политический процесс.
- Нет, так не получается. Ты организатор, менеджер при политике и решаешь его повседневные задачи. Максимум, что тебе поручают, - это найти экспертов и договориться с ними. Ты не отвечаешь ни за дела своей депутатки, ни за мнения экспертов, ни за то, о чем они договариваются между собой. На тебе нет грязи, твоя совесть чиста.
- Спасибо! А то я уж было продумала, что ты больше не хочешь иметь ничего общего с такой негодяйкой, как я.
- Подожди, Марго!
- Илья, все это самое настоящее чистоплюйство. Я наперед знаю, что ты скажешь.
- И что я скажу?
- Скажешь, что тебе уготована другая роль. Ты должен стать генератором идей и источником информации. При этом у тебя не будет возможности контролировать, как используются твои идеи и информация.
- Ты угадала, примерно так.
- Так вот, ты не прав.
- Это почему? Разве использовать таких, как я, в темную не любимое дело политиков?
- Дурачков, да! Но согласись, специалист высокого уровня не может дать дельный совет, если не знает цели. От него ждут информации, анализа, чтобы выбрать правильное направление. Это стратегия. А позже ждут советов, как на избранном пути не попасть в ловушки и дойти до цели. Такие как ты – это кормчие политического корабля, они прокладывают маршрут и должны знать, куда надо привести корабль. Политик – это владелец корабля. Он говорит: «Мы сейчас в порту Марселя и плывем в Зурбаган». Это все.
- А если я не хочу плыть в Зурбаган?
- Это твое право, возьми расчет и сойди на берег. На твое место наймут другого кормчего.
- Послушать тебя, так все проще пареной репы. Только ты забываешь, что, сойдя на берег, кормчий унесет с собой информацию и о владельце корабля, и о маршруте и о команде.
- Ты хочешь этим сказать….
- Хочу сказать, что есть места, куда легко войти, но трудно выйти.
- А от гоминидов можно выйти в любое время, или и здесь возникают моральные обязательства, на которые так просто не плюнешь? Я скажу тебе: через некоторое время ты защитишь кандидатскую диссертацию и наверняка начнешь думать о докторской. Тебе дадут аспирантов, и ты превратишься для них в кормчего. И все. С этого момента, не совершив подлости, ты не сможешь их оставить.
- Ну, это совсем другое дело.
- Это то же самое дело. Ответственность сопровождает не только любовь. Если ты согласен с этим в отношении аспирантов и не собираешься продавать их диссертации по частям, то почему тебе кажется, что с Софой, со мной все иначе? Поверь, подлость и нечестность всегда приводят к неприятным последствиям. Это, мягко говоря. А честность и преданность делу гарантируют безопасность и уважение и гоминидов и политиков.
- Марго, что ты от меня хочешь?
- Ровно ничего. Пытаюсь доказать тебе, что нет грязной работы, есть грязные люди. Ты не из их числа, в этом я абсолютно уверена.
- Ты лукавишь.
- Ничуть.
- Нет, лукавишь. Ты готовишь меня к встрече с Софой.
- Мне нечего скрывать, она действительно интересовалась, не могу ли я организовать такую встречу. Но, видя твою нервозность, я не собираюсь это тебе предлагать.
- А сама ты считаешь эту встречу целесообразной?
- Слово «целесообразно» означает соответствие цели. Если твоя цель гоминиды и только гоминиды, то встреча не нужна. Она не продвинет тебя к цели ни на йоту. Если же тебя волнует наша жизнь, тогда, возможно, эта встреча будет полезна.
- Наша жизнь… Причем здесь наша жизнь?
- Я не имею в виду только тебя и себя. Я говорю о людях, о россиянах.
- Это пафосно!
- Вовсе нет. Ты уже, пусть и на время, помог отодвинуть от россиян большие неприятности.
- Ты имеешь в виду эту чушь с «Законом Божьим».
- Это не чушь. Если призадуматься, то можно понять, что нет ничего более мерзкого, более чреватого реками крови, чем межнациональная рознь.
- Ты думаешь, речь пойдет об этом?
- Не знаю, но у Софы сейчас нет более насущной проблемы. Попы не сдались, они лишь ненадолго примолкли и наверняка строят против нее козни.
- М-да. Ладно, я должен подумать.
Марго поднялась.
- Я пойду.
- Разве ты не останешься?
- Не могу, завтра очень рано я должна быть во всеоружии. Кстати, моя тетушка совершила подвиг, добралась до Тарусы, позвонила мне и потребовала, чтобы я немедленно вышла за тебя замуж. Ты произвел на нее неизгладимое впечатление.
- Мне она тоже понравилась. Очень милая старушка.
- Старушка? Да она любой молодушке даст сто очков вперед. Смотри не влюбись в нее.
- А почему нет? Уж она точно не станет случать меня с политиками.
- С политиками нет, но с огородом случит мгновенно и навсегда.
- Марго, подожди. Мы едем в Швейцарию?
- Софа сегодня землю ела на том, что с понедельника отпустит меня на все четыре стороны. Дай мне еще пару дней, чтобы привести себя в порядок, и с четверга я в твоем распоряжении.
- Замётано. Я беру билеты и звоню маме. Пусть готовит встречу. Вот еще что: мне нужен твой паспорт.
- Погоди. Давай я закажу билеты в Думе. Так проще, тебе не надо бегать.
- Прекрасно.
Илья поднялся. В прихожей Марго прижалась к нему.
- Ты не сердишься?
- Нет, ты во многом права. Я и сам напоминаю себе неуклюжую телегу среди сияющих автомобилей. Нудно скриплю, чего-то боюсь. Такое впечатление, что гоминиды состарили меня раньше времени. Наверно и в самом деле нужно окунуться в живое дело.
- Окунешься. Я тебя люблю. Пока.
Продолжение следует
8 января 2010 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий