Наталья КОПСОВА
7 января 1993 года в православное Рождество Христово в роддоме шотландского города Абердин родилась моя дочь Мария. Наши друзья шутили: «Может быть, это первый русский человек, родившийся в Шотландии». Может, и так. Мы оказались в Абердине — нефтяной столице Великобритании — в связи с тем, что мой муж Игорь Копсов проходил здесь трехлетнюю стажировку после окончания аспирантуры. Своего первого ребенка, к тому времени трехлетнего бравого парня Сергея, я рожала в Московском роддоме им. Н.К. Крупской, и могла сравнивать тогда еще советскую и английскую системы родовспоможения.
…Рождение нашей Машеньки ожидалось на три недели позднее, но, видимо, я приняла на ночь слишком горячую ванну, и ребенок начал невероятно активно прыгать и скакать, никак не успокаиваясь. Живот мой бешено содрогался, заснуть стало невозможно. Игорь достал всю литературу, которую нам дали наш семейный доктор Стивен и проверявшая каждую неделю мое здоровье медсестра Джанис. Мы стали судорожно читать, что следует считать началом родов. Несмотря на предыдущий опыт, я никак не могла понять, что происходит, и опасалась ложных симптомов. Было около двух часов ночи. Наш Сереженька сладко спал в соседней комнате, и мы слабо представляли себе, что с ним делать. Дело в том, что здесь принято, чтобы мужья или отцы детей присутствовали при родах от начала и до конца. Игорь стал звонить в специальную службу госпиталя и просить их посоветовать, где и с кем оставить старшего ребенка. Выяснилось, что нам разрешают привезти его с собой, но социальные работники могли организовать нянь или отдать его в какую-нибудь семью только утром, а это нам не подходило. Мой муж бросился стучать к нашим ближайшим соседям — паре молодоженов, никогда не отказывавшихся присмотреть за Сережей. Но наступающий день был будним, им надо было ехать в их офисы. Другие соседи, родители озорной Сережиной подружки Холли, тоже работали. Тогда я сама побежала будить 75-летнюю старушку по имени Мюриэль, жившую неподалеку и любившую угощать моего сына конфетами и мороженым. Мы отнесли спящего ребенка к плохо что понявшей в суматохе шотландской бабушке, и тут прибыло заказанное десять минут назад такси.
Во время всей этой беготни я как-то совершенно забыла о своих схватках, и стало казаться, что все вообще прекратилось. О, это была бы катастрофа, ибо мы успели перебудить всю округу. Но тут начали отходить воды, которые я встретила с чувством облегчения — обратно не отправят.
В современном, построенном три года назад здании больницы меня переодели, положили в маленькой предродовой комнате на специальную больничную кровать с подъемником. Затем предложили выпить кофе, принесли по моей просьбе журнал мод и оставили вдвоем с мужем. Акушерка заходила проверить мое состояние примерно раз в 20 минут. Помня, как появлялся на свет мой огромный, почти четырёхсполовинойкилограммовый сын, я ожидала похожих на разбушевавшуюся стихию, на раскаленный обруч, ежесекундно охватывающий живот и поясницу, безумных болей. Три года назад я почти теряла сознание, вращаясь во вселенной неотчетливых образов, и на звуки произведенного эпизотомического рассечения в моем мозгу лениво шевелились далекие и мало меня касавшиеся мысли — где же врачи нашли картонные коробки и зачем их здесь режут. А на следующий день себя, похожую на смуглую мулатку с выступившими от неимоверных усилий на лице и шее капиллярами и похудевшую сразу на 23 кг, я с трудом узнала в зеркале. Поэтому и сейчас, в предродовой, я чутко вслушивалась в свое тело, ожидая повторения подобного.
Промежутки между схватками постепенно уменьшались, и отвлекаться на чтение журналов становилось все труднее.
Когда акушерка сочла нужным, меня перевели в родовую — почти точно такую же комнату, но теперь с нами уже постоянно находились две юные медсестры, помогавшие больше своим участием, чем медицинскими действиями. Всего два раза заглядывали доктора: вначале арабского вида, сильно волосатый и мускулистый мужчина, а за пять минут до окончания родов - не внушившая мне своим видом доверия очень молоденькая и очень худенькая девушка. Предложили воспользоваться маской со снотворным газом, но мне показалось, что действие газа ослабляет схватки и затягивает роды, и я поначалу отказалась, желая, чтобы все как можно быстрее кончилось. К моему животу приклеили множество датчиков, и графопостроитель вычерчивал схемы схваток и сердечной деятельности плода. Игорь время от времени протирал мое лицо прохладной салфеткой и рассказывал о показаниях приборов. В конце концов, когда боль многократно усилилась, я начала хвататься за маску, как утопающий за соломинку, впадать в глубочайший сон между потугами и совершенно перестала соображать, что мне говорят на английском языке. Помню только, как мой супруг неожиданно громко воскликнул: «Смотри, Наташа. Смотри скорее, какая волосющая голова!»
Девчушка родилась весом 3 кг 250 г. Роды прошли довольно легко, совсем не так, как в первый раз. Визжащую новорожденную завернули в пеленку и дали ее отцу в руки. Я посмотрела на настенные часы, было восемь тридцать утра. Как только кончили возиться со мной, попросили приложить дочку к груди и оставили нас втроем минут на 20. Когда акушерки вернулись, я поинтересовалась, скоро ли девочку будут осматривать и купать. Мне ответили, что все процедуры будут только завтра утром.
Нас с крошкой определили в большую шестиместную палату, в одно-двухместные помещали тех, у кого были осложнения. Я знала об этом заранее, еще во время предварительного осмотра родильного отделения госпиталя на седьмом месяце беременности. Малышку положили спать в прозрачную пластиковую колыбель рядом со мной. Я попрощалась с мужем, он торопился забрать нашего сына. Каждое место в палате с четырех сторон ограждалось занавесками, посередине стоял большой стол, уставленный вазами и корзинами с цветами, справа и слева примыкали душевые и туалеты. У всех постелей сидели одетые в пальто и куртки посетители: мужья, дети, родители, друзья. Я узнала: посещать может кто угодно без ограничения, исключая время завтрака, обеда, ужина и тихого часа, и приносить разрешается тоже что угодно. Отцы детей по времени посещений вообще никак не ограничены, и на нашем же этаже работало кафе для них.
Когда я проснулась, две сестры пришли делать мне укол, измерять давление и температуру. И позднее они всегда приходили по двое, так положено по инструкциям, которым, по-моему, англичане следуют неукоснительно — одна беседует и осматривает тебя, другая следит, чтобы все делалось правильно. Перед ланчем в палате появилось несколько уборщиц. Ковровые покрытия полов пылесосили два раза в день очень тщательно и затем обрабатывали какой-то жидкостью с приятным запахом.
Главным моим развлечением было угадывание блюд, которые мне предстояло кушать и которые я сама себе заказывала каждый вечер на следующий день. Названия их звучали почему-то на французский лад типа: «Шарлотта Бронте с маринадом», «Кус-кус ля мусс по-африкански» или «Чинчита китайская с артишоками». Мой английский, далеко не блестящий, был явно недостаточен для понимания состава этих экзотических яств, и я, махнув рукой, тыкала в меню пальцем наугад. За своими новорожденными детишками мамы полностью ухаживали сами, няни только показывают, что и как делать. Но если для тебя что-то сложно или по каким-то причинам не хочется, можешь попросить их сделать все за тебя. На ночь — по желанию — отдаешь ребенка в детскую или оставляешь спать при себе. Если дитя находится на грудном вскармливании, тебя разбудят и после кормления настойчиво предложат стакан молока или минеральной воды. Из бутылочек няни накормят ребенка сами, и только мать решает, будет она кормить грудью или нет и сколько времени пребывать в роддоме: полдня или неделю.
К моему удивлению, система оказалась настолько либеральной, что к комнате отдыха с телевизором, видео, напитками и пирожными примыкала курительная, и некоторые молодые матери проводили там почти все свободное время. Участвовать в беседах за общим столом на английском языке мне было не по силам, но с одной молоденькой шотландкой по имени Карин я очень подружилась, и мы проводили наше свободное время вместе. Иногда из соседних отделений приходили незнакомые женщины посмотреть на русскую и всегда разочарованно удивлялись, что я ничем от них не отличаюсь. Перед выпиской из магазинов в рекламных целях принесли и подарили большие красочные пакеты с образцами необходимых мамочкам и малышам вещей и еды.
Я все никак не могла добиться последнего врачебного осмотра моей девочки. Доктор несколько раз приходил и уходил обратно, потому что она все время спала, а будить ребенка насильно не принято и очень не рекомендуется так делать. По возвращении домой нас захотели посетить наши знакомые и друзья. Гости принесли цветы и снабдили почти всем приданым для бэби: новым и от своих подросших детей. Почти ничего не пришлось покупать, и я за это очень всем была благодарна. Костюмчиков, ботиночек, кофточек, ванн, колясок оказалось даже больше, чем требовалось. Пришлось часть вещей вернуть или передать другим знакомым. А моя самая ближайшая подружка Джули, сама мать троих детей, подарила Машеньке два нарядных платья из магазина «Маркс и Спенсер»: одно в крупных чайных розах с большим кружевным воротником и другое, сильно меня удивившее, вечернее — черное с голубым, усыпанное блестками и с декольте. «Пусть Мария растет настоящей женщиной», — пояснила она.
На следующий день доктор Стивен и его помощница Джанис навестили наше численно возросшее семейное. Доктор поинтересовался, какими противозачаточными средствами я намерена впредь пользоваться, и рекомендовал серебряную спираль с пятилетней гарантией. Раньше мне и в голову не могло прийти, что он такой «на все руки мастер»: терапевт, педиатр, гинеколог и пр.
Мы часто шутили, что, видно, местные врачи знают одно-единственное средство от всех болезней — «Калпол» — вкусное как конфетка снотворное, быстро сбивающее температуру, хотя набор лекарств в аптеках несоизмеримо больший.
Мой дантист вскоре тоже прислал вызов для послеродовой проверки состояния зубов. Надо сказать, что медицина в Объединенном Королевстве бесплатная во всем, кроме лечения у зубных врачей. Последним не платят только беременные женщины, кормящие матери и дети то ли до 16, то ли до 18 лет. Для этих же категорий пациентов и лекарства по рецепту - «free of charge» (бесплатно).
Джанис, поскольку мы не имели машины, посещала меня раз в неделю во время второго кормления малютки. Каждый раз она привозила с собой электронные весы, ростомер, образцы наиболее подходящих нам кремов и мазей.
Через несколько дней позвонила Карин, выписавшаяся из роддома раньше, чем она планировала. Так поступили и другие женщины после того, как на их глазах умер один маленький. Он внезапно стал задыхаться ночью во сне, его не успели спасти. Видимо, это была так называемая «cot death» — смерть в колыбели. Никто пока точно не знает, отчего это случается, но мне было странно слышать, что здешние врачи советуют класть детей спать на спину во избежание этого явления, в то время как в нашем, московском, роддоме рекомендовали прямо противоположное.
И вообще, мне кажется сейчас, что британская система родовспоможения рассчитана на обычные рутинные роды, в то время как родная система иногда сама даже нормальные роды успешно превращает в катастрофу и затем героически спасает от ее последствий.
Вот, пожалуй, все, что я хотела и могла рассказать о своих шотландских родах. Надеюсь, что это хотя бы чуточку было любопытно.
С глубокой любовью и искренним почтением к самоотверженным российским матерям.
Моя младшая дочь Василиса появилась на свет в шотландском городе Абердине. Во всем, что касается условий и оборудования, – полная иллюзия перемещения во времени по меньшей мере лет на сто вперед! В России, наверное, так будут рожать только в конце XXI века. Хотя лично я от этой перспективы не в восторге. Да и можно ли сложнейший физиологический процесс – роды проводить по раз и навсегда заведенной схеме, пусть даже составленной по стандартам третьего тысячелетия?
Беременность с комфортом
Куда идет наша соотечественница, предполагающая стать мамой? В женскую консультацию. С этого момента она уже не принадлежит себе: за ее состоянием на протяжении всей беременности пристально наблюдает акушер-гинеколог. За несколько дней до очередного визита к врачу нужно сдать анализы, чтобы результаты были готовы к моменту осмотра. С этой процедурой у меня связаны самые неприятные воспоминания.
Встаешь чуть свет, полусонная несешься в поликлинику, цепенея при мысли, что со злосчастной банки из-под майонеза соскочила самодельная крышка – кусок кальки на резинке и анализ мочи уже плещется в сумке! Борясь с верной спутницей токсикоза – тошнотой, выстаиваешь бесконечную очередь из прочищающих горло бабулек и шмыгающих носом студентов перед дверью процедурного кабинета, из последних сил стараешься не упасть в обморок, когда берут кровь (что при моих сосудах, увы, не всегда получается с первого раза даже из пальца). В этом смысле шотландская система патронажа беременных, рассчитанная на максимальный комфорт для женщины, нравится мне намного больше отечественной!
В Абердине после визита к семейному доктору меня “прикрепили” к медсестре. Она должна была наблюдать за моим состоянием до рождения ребенка и затем еще 14 дней после родов. Каждые 2–3 недели я приходила в поликлинику к назначенному часу и приносила анализ мочи в выданной мне для этой цели пластмассовой пробирке с плотно пригнанной пробкой. Ни о каких “протечках” из такой тары не могло быть и речи! Йошула (так звали медсестру) погружала в нее специальную полоску с тест-системой, выливала соломенно-желтую жидкость в раковину, а пустую пробирку возвращала мне. Я вставала на весы, после чего вооружившаяся сантиметром Йошула колдовала над моим животом, определяя, насколько он увеличился с момента нашей последней встречи.
Затем, затаив дыхание, мы слушали, как бьется сердце будущего малыша. Поверьте, никакая музыка в мире не сравнится с головокружительным ритмом стремительно развивающейся жизни! У Йошулы был специальный акустический приборчик, усиливающий звук. Эта заморская диковинка очень пригодилась бы российским акушерам: ведь они до сих пор определяют сердцебиение плода стетоскопом, которым их коллеги пользовались еще в XIX веке!
Пожалуй, самой трогательной процедурой было ультразвуковое исследование: мне позволили вдоволь полюбоваться крохотным существом на экране монитора, обстоятельно прокомментировали увиденное и подарили фотографию ребенка на память. Эти “исторические” кадры, снятые до рождения малыша, в шотландских семьях помещают на первые страницы детских фотоальбомов.
Помимо обычного – клинического (из пальца) и биохимического (из вены) анализа крови всем беременным женщинам в Великобритании делают специальное генетическое исследование, позволяющее заподозрить тяжелое врожденное заболевание – синдром Дауна. Благодаря повсеместному дородовому тестированию в последнее десятилетие у английских малышей этот недуг практически не встречается. В России такой тест пока не нашел широкого применения: мешает наша извечная беда – отсутствие денег на медицину.
Палата номер пять
Представьте на минуту – после очередного осмотра врач торжественно объявляет: “Сегодня я покажу вам клинику, где вы будете рожать”. Разговор абсолютно немыслимый в российских условиях! Во-первых, у сотрудников женской консультации нет времени водить своих подопечных на такие экскурсии, во-вторых, российский роддом – учреждение закрытое, попасть туда можно только с направлением на госпитализацию от районного гинеколога или в сопровождении бригады “Скорой помощи”. Место в родильной палате наверняка найдется, но лично вас там никто не знает и не ждет: никаких сведений о предстоящем поступлении пациенток женская консультация в роддом не сообщает. Полная неизвестность (в какие условия попадете, от кого будет зависеть ваша жизнь в столь ответственный момент) усиливает страх перед родами.
В Великобритании на этот счет абсолютная демократия: приходи, смотри, задавай любые вопросы. Первая встреча с клиникой состоялась во время направления на УЗИ. На мое имя завели карту, познакомили с персоналом, подарили пару книг о том, как дети появляются на свет, снабдили видеокассетами, снятыми в родильном зале, и пригласили на курсы подготовки к родам. Посещать их я не стала: к сожалению, мой английский не настолько хорош.
За три недели до предполагаемого часа “икс” мы вместе с мужем и Йошулой снова все здесь осмотрели. Никаких марлевых масок в четыре слоя, матерчатых бахил и белых халатов – прямо в куртках и сапогах прошли по больничным коридорам в родильное отделение. Я насчитала пять одноместных палат со всеми удобствами, включая туалет. Как мало беременной женщине нужно для счастья!
Когда моя первая дочка решила появиться на свет, я целые сутки пролежала в казенной сорочке на клеенчатой кушетке, дрожа от холода, в одном из лучших столичных роддомов, куда меня устроили по знакомству. Под кушеткой стояло судно, которым я за все время так и не решилась воспользоваться, – а вы смогли бы на глазах у двух соседок?
В палате, которую мне в скором времени предстояло занять, была специальная родильная кровать, рядом – только руку протяни! – висела маска с закисью азота: этот газ применяется для анестезии. (Роды без обезболивания в Абердине считаются варварством. Если закись азота не помогает, пациентке сразу же вводят анальгетики в вену или спинномозговой канал.) У стены ждала своего часа люлька для малыша, в стороне стояли стулья и кресло, в центре комнаты лежал огромный наполовину сдутый мяч. Он-то здесь зачем? Йошула объяснила: на мяч можно сесть, прилечь на него – словом, принять наиболее комфортную позу и расслабиться в промежутке между схватками. Делать это лучше под музыку: в моем распоряжении - двухкассетный магнитофон со специально подобранными записями, успокаивающими и облегчающими родовые муки.
В Абердине я не чувствовала себя отрезанной от мира: в комнате отдыха был телевизор, в холле – телефон (хоть на Марс звони, никто слова не скажет!), на кухне можно пообщаться с соседками за чашкой чая. “Не забудьте взять с собой печенье!” – напутствовала Йошула. Узнав, что в России женщинам запрещается есть и пить во время родов, она удивленно округлила глаза и посочувствовала: “Вот бедняжки!”
К сожалению, воспользоваться этой замечательной палатой мне не пришлось. Роды с самого начала не заладились – я попала в отделение патологии беременности. Обстановка там была почти спартанская – четыре кровати с тумбочками, на них – молитвенник. Чтобы уединиться, следовало задернуть занавеску наподобие ширмы.
Во время обеда посередине палаты накрыли раздвижной стол. Выбор и вкусовые качества блюд – как в ресторане. Но меня поразили не кулинарные изыски как таковые, а сам факт – тут кормят. В российском роддоме, если что-то пошло не так и не исключена вероятность хирургического вмешательства, вам не то что котлеты деволяй – глотка воды не подадут, соблюдая незыблемое правило: оперировать только на пустой желудок! Правда, кесарево сечение делают одной из двадцати будущих мам, а голодают и мучаются жаждой практически все.
Еще один приятный сюрприз – здесь перед родами не бреют и не ставят очистительных клизм: после этих малопривлекательных процедур, с которых все начинается в российских родовспомогательных учреждениях, чувствуешь себя героиней романа Достоевского “Униженные и оскорбленные”.
Шпаргалка для медсестры
Самое странное в шотландской системе патронажа – отсутствие постоянного контакта с гинекологом и другими врачами. В России беременная женщина должна два раза за девять месяцев посетить терапевта, офтальмолога, стоматолога и прочих специалистов. В Абердине такие визиты не практикуются. В начале беременности меня принял семейный врач, в середине – молодая докторица из клиники, пребывавшая в еще более “интересном” положении, чем я сама, в конце – сотрудник родильного отделения. Встречи “на высшем уровне” носили формальный характер: по существу, все решали Йошула и ее коллеги из роддома.
В Великобритании средний медицинский персонал имеет довольно сложную профессиональную иерархию и даже носит специальные погончики на халатах соответственно рангу. Служебные обязанности, вопросы к пациентам, план обследования и варианты лечения расписаны по пунктам, а все результаты фиксируются в электронной базе данных. Бесспорно, подробная инструкция экономит время, облегчает работу, позволяет ничего не упустить из виду и дает возможность оценить ситуацию беглым взглядом. Но она же отучает думать самостоятельно и прогнозировать события, не учитывает многогранность и непредсказуемость жизни – словом, не оправдывает себя в сложных случаях, требующих экстраординарных решений. Спору нет, будущее медицины – за компьютерными технологиями, но нельзя же лечить по и-мейлу и принимать роды по Интернету!
К сожалению, мой случай не укладывался в акушерские стандарты: сначала схватки, через 10–18 часов – излитие околоплодных вод, вслед за этим – бодрый младенческий крик. Воды отошли утром, а родовой деятельности не было почти двое суток! В медицинском институте меня учили: чем дольше безводный промежуток, тем выше риск инфекционных заболеваний малыша – разорвавшаяся плодная оболочка больше не защищает его от внешнего мира. Единственно возможный вариант в такой ситуации – поскорее заставить “ленивую” матку трудиться при помощи стимуляторов. Мне даже в голову не приходило, что в Великобритании на этот счет другие правила.
Наступил вечер, я волновалась все сильнее. Медсестры успокаивали как могли, но стимулировать роды не торопились. От частого повторения всех этих жизнерадостных “найс”, “файн” и “о`кей”, сопровождаемых ободряющими улыбками, меня охватила жуткая паника. Тогда на моем животе закрепили кардиопояс, фиксирующий сердцебиение плода, чтобы я не сомневалась: ребенок жив, и пожелали спокойного сна. А ночка-то выдалась исключительно кошмарная! Я убеждала себя, что нахожусь в цивилизованной стране с низкой детской смертностью, что в случае чего нас обязательно спасут. Но внутренний голос предательски нашептывал: “Кто сказал, что смертность здесь низкая? Они сказали. А кто-нибудь проверил? И с какой стати при таком отношении к роженицам смертность должна быть низкой?” Под утро я позвонила мужу в полной истерике. Он тут же примчался в клинику и добился встречи… нет, не с врачом – всего лишь с медсестрой, которая была рангом чуть выше остальных.
Она объяснила: раньше в Великобритании роды стимулировали сразу после излития вод. Потом провели какое-то исследование и выяснили: искусственные схватки плохо отражаются на ребенке (а оставаться в безводной среде ему полезно?!). В абердинском госпитале выжидают 24 часа, но есть и такие клиники, где родовую деятельность вызывают лишь через двое суток! Никаких исключений (даже под нашу личную ответственность – а мы с мужем оба врачи! – с соответствующей распиской в медицинской карте) они сделать не могут: персонал обязан неукоснительно следовать инструкции.
Когда сутки томительного ожидания истекли, в отделении искусственных родов не оказалось свободных палат. Пришлось терпеть еще шесть часов.
Наконец меня усадили на стол, который при необходимости моментально превращался из родильного в операционный, и подложили под спину геометрическую фигуру неопределенной формы: на нее можно было откинуться под углом 45° (роды лежа здесь не одобряют). Подсоединили капельницу: дозу стимулятора отсчитывал специальный прибор, поддерживавший заданную интенсивность схваток. Акушерка (теперь она находилась при мне неотлучно) регулировала родовую деятельность, изменяя настройку панели управления. Датчики следили за сердцебиением плода и состоянием матки. Несколько раз в палату заглядывал врач. Толку от его присутствия практически не было: к тому времени я уже убедилась, что за местных докторов работает инструкция.
Через 36 часов от начала всей этой шотландской эпопеи появилась на свет Василиса. Двумя часами позже мне вручили ребенка, усадили в кресло-каталку, отвезли в послеродовую палату на двоих с совмещенным санузлом и разрешили принять душ (немыслимая роскошь по российским меркам!), предупредив: если в ванной вдруг станет плохо, нужно дернуть за шнурок – медсестра откроет дверь особым ключом.
На следующий день мы с новорожденной дочкой принимали гостей. Пол пестрел цветочными лепестками и следами мокрых подошв (посетители были в верхней одежде и уличной обуви), но подобные мелочи, похоже, здесь никого не волновали. На четвертый день нас выписали домой, а на десятый снова поместили в клинику: у дочки усилилась желтуха, уровень билирубина (вещества, окрашивающего кожу в охристый цвет) вырос в 3 раза по сравнению с нормой. Малышку положили под ультрафиолетовую лампу, утром взяли анализ крови (результат улучшился, но до нормы было еще далеко) и отпустили восвояси.
В России за такими новорожденными наблюдают в стационаре, проводят повторные сеансы ультрафиолетового облучения, пока биохимические показатели не выравняются и желтизна не сойдет на нет. Шотландским педиатрам достаточно знать, что патологический процесс пошел на убыль, а там хоть трава не расти: в инструкции на этот счет ничего не сказано. Промедление со стимуляцией родов и пущенная на самотек желтуха не прошли бесследно – они вылились в неврологические проблемы и трудности в развитии, которых не было у старшей дочери.
…В общем, рожать в Шотландии легко, приятно и удобно для мамы, но, как выяснилось, небезопасно для ребенка, а у нас в России – тяжело во многих отношениях, зато с наименьшим риском для малыша. Если бы я решила произвести на свет дитя в третий раз, сделала бы это только у нас: бог с ним, с комфортом, лишь бы младенец был здоров!
(Популярная медицина, том 04/№ 4/2005/Женские тонкости)
www.consilium-medicum.com/.../viva/article/11648
7 января 1993 года в православное Рождество Христово в роддоме шотландского города Абердин родилась моя дочь Мария. Наши друзья шутили: «Может быть, это первый русский человек, родившийся в Шотландии». Может, и так. Мы оказались в Абердине — нефтяной столице Великобритании — в связи с тем, что мой муж Игорь Копсов проходил здесь трехлетнюю стажировку после окончания аспирантуры. Своего первого ребенка, к тому времени трехлетнего бравого парня Сергея, я рожала в Московском роддоме им. Н.К. Крупской, и могла сравнивать тогда еще советскую и английскую системы родовспоможения.
…Рождение нашей Машеньки ожидалось на три недели позднее, но, видимо, я приняла на ночь слишком горячую ванну, и ребенок начал невероятно активно прыгать и скакать, никак не успокаиваясь. Живот мой бешено содрогался, заснуть стало невозможно. Игорь достал всю литературу, которую нам дали наш семейный доктор Стивен и проверявшая каждую неделю мое здоровье медсестра Джанис. Мы стали судорожно читать, что следует считать началом родов. Несмотря на предыдущий опыт, я никак не могла понять, что происходит, и опасалась ложных симптомов. Было около двух часов ночи. Наш Сереженька сладко спал в соседней комнате, и мы слабо представляли себе, что с ним делать. Дело в том, что здесь принято, чтобы мужья или отцы детей присутствовали при родах от начала и до конца. Игорь стал звонить в специальную службу госпиталя и просить их посоветовать, где и с кем оставить старшего ребенка. Выяснилось, что нам разрешают привезти его с собой, но социальные работники могли организовать нянь или отдать его в какую-нибудь семью только утром, а это нам не подходило. Мой муж бросился стучать к нашим ближайшим соседям — паре молодоженов, никогда не отказывавшихся присмотреть за Сережей. Но наступающий день был будним, им надо было ехать в их офисы. Другие соседи, родители озорной Сережиной подружки Холли, тоже работали. Тогда я сама побежала будить 75-летнюю старушку по имени Мюриэль, жившую неподалеку и любившую угощать моего сына конфетами и мороженым. Мы отнесли спящего ребенка к плохо что понявшей в суматохе шотландской бабушке, и тут прибыло заказанное десять минут назад такси.
Во время всей этой беготни я как-то совершенно забыла о своих схватках, и стало казаться, что все вообще прекратилось. О, это была бы катастрофа, ибо мы успели перебудить всю округу. Но тут начали отходить воды, которые я встретила с чувством облегчения — обратно не отправят.
В современном, построенном три года назад здании больницы меня переодели, положили в маленькой предродовой комнате на специальную больничную кровать с подъемником. Затем предложили выпить кофе, принесли по моей просьбе журнал мод и оставили вдвоем с мужем. Акушерка заходила проверить мое состояние примерно раз в 20 минут. Помня, как появлялся на свет мой огромный, почти четырёхсполовинойкилограммовый сын, я ожидала похожих на разбушевавшуюся стихию, на раскаленный обруч, ежесекундно охватывающий живот и поясницу, безумных болей. Три года назад я почти теряла сознание, вращаясь во вселенной неотчетливых образов, и на звуки произведенного эпизотомического рассечения в моем мозгу лениво шевелились далекие и мало меня касавшиеся мысли — где же врачи нашли картонные коробки и зачем их здесь режут. А на следующий день себя, похожую на смуглую мулатку с выступившими от неимоверных усилий на лице и шее капиллярами и похудевшую сразу на 23 кг, я с трудом узнала в зеркале. Поэтому и сейчас, в предродовой, я чутко вслушивалась в свое тело, ожидая повторения подобного.
Промежутки между схватками постепенно уменьшались, и отвлекаться на чтение журналов становилось все труднее.
Когда акушерка сочла нужным, меня перевели в родовую — почти точно такую же комнату, но теперь с нами уже постоянно находились две юные медсестры, помогавшие больше своим участием, чем медицинскими действиями. Всего два раза заглядывали доктора: вначале арабского вида, сильно волосатый и мускулистый мужчина, а за пять минут до окончания родов - не внушившая мне своим видом доверия очень молоденькая и очень худенькая девушка. Предложили воспользоваться маской со снотворным газом, но мне показалось, что действие газа ослабляет схватки и затягивает роды, и я поначалу отказалась, желая, чтобы все как можно быстрее кончилось. К моему животу приклеили множество датчиков, и графопостроитель вычерчивал схемы схваток и сердечной деятельности плода. Игорь время от времени протирал мое лицо прохладной салфеткой и рассказывал о показаниях приборов. В конце концов, когда боль многократно усилилась, я начала хвататься за маску, как утопающий за соломинку, впадать в глубочайший сон между потугами и совершенно перестала соображать, что мне говорят на английском языке. Помню только, как мой супруг неожиданно громко воскликнул: «Смотри, Наташа. Смотри скорее, какая волосющая голова!»
Девчушка родилась весом 3 кг 250 г. Роды прошли довольно легко, совсем не так, как в первый раз. Визжащую новорожденную завернули в пеленку и дали ее отцу в руки. Я посмотрела на настенные часы, было восемь тридцать утра. Как только кончили возиться со мной, попросили приложить дочку к груди и оставили нас втроем минут на 20. Когда акушерки вернулись, я поинтересовалась, скоро ли девочку будут осматривать и купать. Мне ответили, что все процедуры будут только завтра утром.
Нас с крошкой определили в большую шестиместную палату, в одно-двухместные помещали тех, у кого были осложнения. Я знала об этом заранее, еще во время предварительного осмотра родильного отделения госпиталя на седьмом месяце беременности. Малышку положили спать в прозрачную пластиковую колыбель рядом со мной. Я попрощалась с мужем, он торопился забрать нашего сына. Каждое место в палате с четырех сторон ограждалось занавесками, посередине стоял большой стол, уставленный вазами и корзинами с цветами, справа и слева примыкали душевые и туалеты. У всех постелей сидели одетые в пальто и куртки посетители: мужья, дети, родители, друзья. Я узнала: посещать может кто угодно без ограничения, исключая время завтрака, обеда, ужина и тихого часа, и приносить разрешается тоже что угодно. Отцы детей по времени посещений вообще никак не ограничены, и на нашем же этаже работало кафе для них.
Когда я проснулась, две сестры пришли делать мне укол, измерять давление и температуру. И позднее они всегда приходили по двое, так положено по инструкциям, которым, по-моему, англичане следуют неукоснительно — одна беседует и осматривает тебя, другая следит, чтобы все делалось правильно. Перед ланчем в палате появилось несколько уборщиц. Ковровые покрытия полов пылесосили два раза в день очень тщательно и затем обрабатывали какой-то жидкостью с приятным запахом.
Главным моим развлечением было угадывание блюд, которые мне предстояло кушать и которые я сама себе заказывала каждый вечер на следующий день. Названия их звучали почему-то на французский лад типа: «Шарлотта Бронте с маринадом», «Кус-кус ля мусс по-африкански» или «Чинчита китайская с артишоками». Мой английский, далеко не блестящий, был явно недостаточен для понимания состава этих экзотических яств, и я, махнув рукой, тыкала в меню пальцем наугад. За своими новорожденными детишками мамы полностью ухаживали сами, няни только показывают, что и как делать. Но если для тебя что-то сложно или по каким-то причинам не хочется, можешь попросить их сделать все за тебя. На ночь — по желанию — отдаешь ребенка в детскую или оставляешь спать при себе. Если дитя находится на грудном вскармливании, тебя разбудят и после кормления настойчиво предложат стакан молока или минеральной воды. Из бутылочек няни накормят ребенка сами, и только мать решает, будет она кормить грудью или нет и сколько времени пребывать в роддоме: полдня или неделю.
К моему удивлению, система оказалась настолько либеральной, что к комнате отдыха с телевизором, видео, напитками и пирожными примыкала курительная, и некоторые молодые матери проводили там почти все свободное время. Участвовать в беседах за общим столом на английском языке мне было не по силам, но с одной молоденькой шотландкой по имени Карин я очень подружилась, и мы проводили наше свободное время вместе. Иногда из соседних отделений приходили незнакомые женщины посмотреть на русскую и всегда разочарованно удивлялись, что я ничем от них не отличаюсь. Перед выпиской из магазинов в рекламных целях принесли и подарили большие красочные пакеты с образцами необходимых мамочкам и малышам вещей и еды.
Я все никак не могла добиться последнего врачебного осмотра моей девочки. Доктор несколько раз приходил и уходил обратно, потому что она все время спала, а будить ребенка насильно не принято и очень не рекомендуется так делать. По возвращении домой нас захотели посетить наши знакомые и друзья. Гости принесли цветы и снабдили почти всем приданым для бэби: новым и от своих подросших детей. Почти ничего не пришлось покупать, и я за это очень всем была благодарна. Костюмчиков, ботиночек, кофточек, ванн, колясок оказалось даже больше, чем требовалось. Пришлось часть вещей вернуть или передать другим знакомым. А моя самая ближайшая подружка Джули, сама мать троих детей, подарила Машеньке два нарядных платья из магазина «Маркс и Спенсер»: одно в крупных чайных розах с большим кружевным воротником и другое, сильно меня удивившее, вечернее — черное с голубым, усыпанное блестками и с декольте. «Пусть Мария растет настоящей женщиной», — пояснила она.
На следующий день доктор Стивен и его помощница Джанис навестили наше численно возросшее семейное. Доктор поинтересовался, какими противозачаточными средствами я намерена впредь пользоваться, и рекомендовал серебряную спираль с пятилетней гарантией. Раньше мне и в голову не могло прийти, что он такой «на все руки мастер»: терапевт, педиатр, гинеколог и пр.
Мы часто шутили, что, видно, местные врачи знают одно-единственное средство от всех болезней — «Калпол» — вкусное как конфетка снотворное, быстро сбивающее температуру, хотя набор лекарств в аптеках несоизмеримо больший.
Мой дантист вскоре тоже прислал вызов для послеродовой проверки состояния зубов. Надо сказать, что медицина в Объединенном Королевстве бесплатная во всем, кроме лечения у зубных врачей. Последним не платят только беременные женщины, кормящие матери и дети то ли до 16, то ли до 18 лет. Для этих же категорий пациентов и лекарства по рецепту - «free of charge» (бесплатно).
Джанис, поскольку мы не имели машины, посещала меня раз в неделю во время второго кормления малютки. Каждый раз она привозила с собой электронные весы, ростомер, образцы наиболее подходящих нам кремов и мазей.
Через несколько дней позвонила Карин, выписавшаяся из роддома раньше, чем она планировала. Так поступили и другие женщины после того, как на их глазах умер один маленький. Он внезапно стал задыхаться ночью во сне, его не успели спасти. Видимо, это была так называемая «cot death» — смерть в колыбели. Никто пока точно не знает, отчего это случается, но мне было странно слышать, что здешние врачи советуют класть детей спать на спину во избежание этого явления, в то время как в нашем, московском, роддоме рекомендовали прямо противоположное.
И вообще, мне кажется сейчас, что британская система родовспоможения рассчитана на обычные рутинные роды, в то время как родная система иногда сама даже нормальные роды успешно превращает в катастрофу и затем героически спасает от ее последствий.
Вот, пожалуй, все, что я хотела и могла рассказать о своих шотландских родах. Надеюсь, что это хотя бы чуточку было любопытно.
С глубокой любовью и искренним почтением к самоотверженным российским матерям.
Наталья НИКОЛАЕВА,
врач
ШОТЛАНДСКИЕ РОДЫ
врач
ШОТЛАНДСКИЕ РОДЫ
Моя младшая дочь Василиса появилась на свет в шотландском городе Абердине. Во всем, что касается условий и оборудования, – полная иллюзия перемещения во времени по меньшей мере лет на сто вперед! В России, наверное, так будут рожать только в конце XXI века. Хотя лично я от этой перспективы не в восторге. Да и можно ли сложнейший физиологический процесс – роды проводить по раз и навсегда заведенной схеме, пусть даже составленной по стандартам третьего тысячелетия?
Беременность с комфортом
Куда идет наша соотечественница, предполагающая стать мамой? В женскую консультацию. С этого момента она уже не принадлежит себе: за ее состоянием на протяжении всей беременности пристально наблюдает акушер-гинеколог. За несколько дней до очередного визита к врачу нужно сдать анализы, чтобы результаты были готовы к моменту осмотра. С этой процедурой у меня связаны самые неприятные воспоминания.
Встаешь чуть свет, полусонная несешься в поликлинику, цепенея при мысли, что со злосчастной банки из-под майонеза соскочила самодельная крышка – кусок кальки на резинке и анализ мочи уже плещется в сумке! Борясь с верной спутницей токсикоза – тошнотой, выстаиваешь бесконечную очередь из прочищающих горло бабулек и шмыгающих носом студентов перед дверью процедурного кабинета, из последних сил стараешься не упасть в обморок, когда берут кровь (что при моих сосудах, увы, не всегда получается с первого раза даже из пальца). В этом смысле шотландская система патронажа беременных, рассчитанная на максимальный комфорт для женщины, нравится мне намного больше отечественной!
В Абердине после визита к семейному доктору меня “прикрепили” к медсестре. Она должна была наблюдать за моим состоянием до рождения ребенка и затем еще 14 дней после родов. Каждые 2–3 недели я приходила в поликлинику к назначенному часу и приносила анализ мочи в выданной мне для этой цели пластмассовой пробирке с плотно пригнанной пробкой. Ни о каких “протечках” из такой тары не могло быть и речи! Йошула (так звали медсестру) погружала в нее специальную полоску с тест-системой, выливала соломенно-желтую жидкость в раковину, а пустую пробирку возвращала мне. Я вставала на весы, после чего вооружившаяся сантиметром Йошула колдовала над моим животом, определяя, насколько он увеличился с момента нашей последней встречи.
Затем, затаив дыхание, мы слушали, как бьется сердце будущего малыша. Поверьте, никакая музыка в мире не сравнится с головокружительным ритмом стремительно развивающейся жизни! У Йошулы был специальный акустический приборчик, усиливающий звук. Эта заморская диковинка очень пригодилась бы российским акушерам: ведь они до сих пор определяют сердцебиение плода стетоскопом, которым их коллеги пользовались еще в XIX веке!
Пожалуй, самой трогательной процедурой было ультразвуковое исследование: мне позволили вдоволь полюбоваться крохотным существом на экране монитора, обстоятельно прокомментировали увиденное и подарили фотографию ребенка на память. Эти “исторические” кадры, снятые до рождения малыша, в шотландских семьях помещают на первые страницы детских фотоальбомов.
Помимо обычного – клинического (из пальца) и биохимического (из вены) анализа крови всем беременным женщинам в Великобритании делают специальное генетическое исследование, позволяющее заподозрить тяжелое врожденное заболевание – синдром Дауна. Благодаря повсеместному дородовому тестированию в последнее десятилетие у английских малышей этот недуг практически не встречается. В России такой тест пока не нашел широкого применения: мешает наша извечная беда – отсутствие денег на медицину.
Палата номер пять
Представьте на минуту – после очередного осмотра врач торжественно объявляет: “Сегодня я покажу вам клинику, где вы будете рожать”. Разговор абсолютно немыслимый в российских условиях! Во-первых, у сотрудников женской консультации нет времени водить своих подопечных на такие экскурсии, во-вторых, российский роддом – учреждение закрытое, попасть туда можно только с направлением на госпитализацию от районного гинеколога или в сопровождении бригады “Скорой помощи”. Место в родильной палате наверняка найдется, но лично вас там никто не знает и не ждет: никаких сведений о предстоящем поступлении пациенток женская консультация в роддом не сообщает. Полная неизвестность (в какие условия попадете, от кого будет зависеть ваша жизнь в столь ответственный момент) усиливает страх перед родами.
В Великобритании на этот счет абсолютная демократия: приходи, смотри, задавай любые вопросы. Первая встреча с клиникой состоялась во время направления на УЗИ. На мое имя завели карту, познакомили с персоналом, подарили пару книг о том, как дети появляются на свет, снабдили видеокассетами, снятыми в родильном зале, и пригласили на курсы подготовки к родам. Посещать их я не стала: к сожалению, мой английский не настолько хорош.
За три недели до предполагаемого часа “икс” мы вместе с мужем и Йошулой снова все здесь осмотрели. Никаких марлевых масок в четыре слоя, матерчатых бахил и белых халатов – прямо в куртках и сапогах прошли по больничным коридорам в родильное отделение. Я насчитала пять одноместных палат со всеми удобствами, включая туалет. Как мало беременной женщине нужно для счастья!
Когда моя первая дочка решила появиться на свет, я целые сутки пролежала в казенной сорочке на клеенчатой кушетке, дрожа от холода, в одном из лучших столичных роддомов, куда меня устроили по знакомству. Под кушеткой стояло судно, которым я за все время так и не решилась воспользоваться, – а вы смогли бы на глазах у двух соседок?
В палате, которую мне в скором времени предстояло занять, была специальная родильная кровать, рядом – только руку протяни! – висела маска с закисью азота: этот газ применяется для анестезии. (Роды без обезболивания в Абердине считаются варварством. Если закись азота не помогает, пациентке сразу же вводят анальгетики в вену или спинномозговой канал.) У стены ждала своего часа люлька для малыша, в стороне стояли стулья и кресло, в центре комнаты лежал огромный наполовину сдутый мяч. Он-то здесь зачем? Йошула объяснила: на мяч можно сесть, прилечь на него – словом, принять наиболее комфортную позу и расслабиться в промежутке между схватками. Делать это лучше под музыку: в моем распоряжении - двухкассетный магнитофон со специально подобранными записями, успокаивающими и облегчающими родовые муки.
В Абердине я не чувствовала себя отрезанной от мира: в комнате отдыха был телевизор, в холле – телефон (хоть на Марс звони, никто слова не скажет!), на кухне можно пообщаться с соседками за чашкой чая. “Не забудьте взять с собой печенье!” – напутствовала Йошула. Узнав, что в России женщинам запрещается есть и пить во время родов, она удивленно округлила глаза и посочувствовала: “Вот бедняжки!”
К сожалению, воспользоваться этой замечательной палатой мне не пришлось. Роды с самого начала не заладились – я попала в отделение патологии беременности. Обстановка там была почти спартанская – четыре кровати с тумбочками, на них – молитвенник. Чтобы уединиться, следовало задернуть занавеску наподобие ширмы.
Во время обеда посередине палаты накрыли раздвижной стол. Выбор и вкусовые качества блюд – как в ресторане. Но меня поразили не кулинарные изыски как таковые, а сам факт – тут кормят. В российском роддоме, если что-то пошло не так и не исключена вероятность хирургического вмешательства, вам не то что котлеты деволяй – глотка воды не подадут, соблюдая незыблемое правило: оперировать только на пустой желудок! Правда, кесарево сечение делают одной из двадцати будущих мам, а голодают и мучаются жаждой практически все.
Еще один приятный сюрприз – здесь перед родами не бреют и не ставят очистительных клизм: после этих малопривлекательных процедур, с которых все начинается в российских родовспомогательных учреждениях, чувствуешь себя героиней романа Достоевского “Униженные и оскорбленные”.
Шпаргалка для медсестры
Самое странное в шотландской системе патронажа – отсутствие постоянного контакта с гинекологом и другими врачами. В России беременная женщина должна два раза за девять месяцев посетить терапевта, офтальмолога, стоматолога и прочих специалистов. В Абердине такие визиты не практикуются. В начале беременности меня принял семейный врач, в середине – молодая докторица из клиники, пребывавшая в еще более “интересном” положении, чем я сама, в конце – сотрудник родильного отделения. Встречи “на высшем уровне” носили формальный характер: по существу, все решали Йошула и ее коллеги из роддома.
В Великобритании средний медицинский персонал имеет довольно сложную профессиональную иерархию и даже носит специальные погончики на халатах соответственно рангу. Служебные обязанности, вопросы к пациентам, план обследования и варианты лечения расписаны по пунктам, а все результаты фиксируются в электронной базе данных. Бесспорно, подробная инструкция экономит время, облегчает работу, позволяет ничего не упустить из виду и дает возможность оценить ситуацию беглым взглядом. Но она же отучает думать самостоятельно и прогнозировать события, не учитывает многогранность и непредсказуемость жизни – словом, не оправдывает себя в сложных случаях, требующих экстраординарных решений. Спору нет, будущее медицины – за компьютерными технологиями, но нельзя же лечить по и-мейлу и принимать роды по Интернету!
К сожалению, мой случай не укладывался в акушерские стандарты: сначала схватки, через 10–18 часов – излитие околоплодных вод, вслед за этим – бодрый младенческий крик. Воды отошли утром, а родовой деятельности не было почти двое суток! В медицинском институте меня учили: чем дольше безводный промежуток, тем выше риск инфекционных заболеваний малыша – разорвавшаяся плодная оболочка больше не защищает его от внешнего мира. Единственно возможный вариант в такой ситуации – поскорее заставить “ленивую” матку трудиться при помощи стимуляторов. Мне даже в голову не приходило, что в Великобритании на этот счет другие правила.
Наступил вечер, я волновалась все сильнее. Медсестры успокаивали как могли, но стимулировать роды не торопились. От частого повторения всех этих жизнерадостных “найс”, “файн” и “о`кей”, сопровождаемых ободряющими улыбками, меня охватила жуткая паника. Тогда на моем животе закрепили кардиопояс, фиксирующий сердцебиение плода, чтобы я не сомневалась: ребенок жив, и пожелали спокойного сна. А ночка-то выдалась исключительно кошмарная! Я убеждала себя, что нахожусь в цивилизованной стране с низкой детской смертностью, что в случае чего нас обязательно спасут. Но внутренний голос предательски нашептывал: “Кто сказал, что смертность здесь низкая? Они сказали. А кто-нибудь проверил? И с какой стати при таком отношении к роженицам смертность должна быть низкой?” Под утро я позвонила мужу в полной истерике. Он тут же примчался в клинику и добился встречи… нет, не с врачом – всего лишь с медсестрой, которая была рангом чуть выше остальных.
Она объяснила: раньше в Великобритании роды стимулировали сразу после излития вод. Потом провели какое-то исследование и выяснили: искусственные схватки плохо отражаются на ребенке (а оставаться в безводной среде ему полезно?!). В абердинском госпитале выжидают 24 часа, но есть и такие клиники, где родовую деятельность вызывают лишь через двое суток! Никаких исключений (даже под нашу личную ответственность – а мы с мужем оба врачи! – с соответствующей распиской в медицинской карте) они сделать не могут: персонал обязан неукоснительно следовать инструкции.
Когда сутки томительного ожидания истекли, в отделении искусственных родов не оказалось свободных палат. Пришлось терпеть еще шесть часов.
Наконец меня усадили на стол, который при необходимости моментально превращался из родильного в операционный, и подложили под спину геометрическую фигуру неопределенной формы: на нее можно было откинуться под углом 45° (роды лежа здесь не одобряют). Подсоединили капельницу: дозу стимулятора отсчитывал специальный прибор, поддерживавший заданную интенсивность схваток. Акушерка (теперь она находилась при мне неотлучно) регулировала родовую деятельность, изменяя настройку панели управления. Датчики следили за сердцебиением плода и состоянием матки. Несколько раз в палату заглядывал врач. Толку от его присутствия практически не было: к тому времени я уже убедилась, что за местных докторов работает инструкция.
Через 36 часов от начала всей этой шотландской эпопеи появилась на свет Василиса. Двумя часами позже мне вручили ребенка, усадили в кресло-каталку, отвезли в послеродовую палату на двоих с совмещенным санузлом и разрешили принять душ (немыслимая роскошь по российским меркам!), предупредив: если в ванной вдруг станет плохо, нужно дернуть за шнурок – медсестра откроет дверь особым ключом.
На следующий день мы с новорожденной дочкой принимали гостей. Пол пестрел цветочными лепестками и следами мокрых подошв (посетители были в верхней одежде и уличной обуви), но подобные мелочи, похоже, здесь никого не волновали. На четвертый день нас выписали домой, а на десятый снова поместили в клинику: у дочки усилилась желтуха, уровень билирубина (вещества, окрашивающего кожу в охристый цвет) вырос в 3 раза по сравнению с нормой. Малышку положили под ультрафиолетовую лампу, утром взяли анализ крови (результат улучшился, но до нормы было еще далеко) и отпустили восвояси.
В России за такими новорожденными наблюдают в стационаре, проводят повторные сеансы ультрафиолетового облучения, пока биохимические показатели не выравняются и желтизна не сойдет на нет. Шотландским педиатрам достаточно знать, что патологический процесс пошел на убыль, а там хоть трава не расти: в инструкции на этот счет ничего не сказано. Промедление со стимуляцией родов и пущенная на самотек желтуха не прошли бесследно – они вылились в неврологические проблемы и трудности в развитии, которых не было у старшей дочери.
…В общем, рожать в Шотландии легко, приятно и удобно для мамы, но, как выяснилось, небезопасно для ребенка, а у нас в России – тяжело во многих отношениях, зато с наименьшим риском для малыша. Если бы я решила произвести на свет дитя в третий раз, сделала бы это только у нас: бог с ним, с комфортом, лишь бы младенец был здоров!
(Популярная медицина, том 04/№ 4/2005/Женские тонкости)
www.consilium-medicum.com/.../viva/article/11648
Комментариев нет :
Отправить комментарий